***
Выходные выдались на редкость жаркими, так что казалось, будто действительно находишься в Адской Кухне, типа жаришься в большой адской сковороде или вроде того. Ни кондиционеров, ни вентиляторов в этом общежитии не было, так что я и Мэтт решили купить холодного пива. Точнее, покупал я, но решение было общим. Я сидел у открытого настежь окна, опираясь на него, и наблюдал за Мэттом. Он сидел на полу, откинув голову на свою кровать, его правая нога была согнута в колене, он положил на нее свою правую руку, в которой держал банку пива, и невидящим взглядом буравил потолок. Я не знал, о чем он сейчас думает, и мне на самом деле хотелось узнать, но я молчал, наблюдая за тем, как размеренно вздымается его грудь, когда он дышит, как шевелится его кадык, когда он глотает слюни, и за тем, как он просто смотрит наверх и ничего не видит. — Вот общаешься с человеком, доверяешь ему во всем, а сам даже не знаешь, как он выглядит, — сказал я, нарушая довольно затянувшуюся паузу. — Я бы не смог. — Потому что это ты, — впервые за долгое время заговорил, улыбаясь, Мэтт. — Нет, серьезно. Как ты справляешься? — Обычно, если мне становится интересно, как выглядит человек, я прошу разрешения потрогать его лицо, — Мэтт отпил из банки и снова опустил голову на кровать. Я рассмеялся: — Это странно. — Знаю. Поэтому никогда никого и не просил. Мы взорвались хохотом. Это действительно показалось мне смешным. И в какой-то момент я, нервно смеясь, выдал: — А ты... ну... хочешь потрогать мое лицо? — Почему бы и нет, — сказал он, меняя свое положение на полу. — Мне всегда было интересно, кому я доверяю выбор своей одежды. Мы снова засмеялись, и я сел рядом с ним, скрестив ноги, (на полу было прохладнее!). Потом я аккуратно взял его ладони в свои и поднес к моему лицу. Я был прав, это странно. Чертовски странно. Его теплые руки коснулись моих щек, потом носа, губ, и я захихикал: "Мэтт, это ужасно щекотно". Он улыбнулся, продолжая исследовать мое лицо. Теперь он трогал мой подбородок, потом лоб, брови и волосы, глаза и уши. Я продолжал пьяно хихикать, он продолжал задумчиво изучать меня, это было так СТРАННО и ЗАБАВНО одновременно. — Что скажешь? — поинтересовался я, начиная волноваться (у него было неясное выражение лица, и я не имел понятия, что оно означает. "Что это, черт возьми, такое"?) — Боже, ты на самом деле носишь такую идиотскую прическу? — он начал дико ржать. — Фогги, я тебя не осуждаю, но... Он снова заржал, не договорив до конца, а я ответил, что сейчас встану и пну его по яйцам, и даже сделал вид, что пытаюсь подняться, и он сказал: "Ладно, извини, но у тебя реально шикарная грива". Я не смог сдержать смеха. — А как я выгляжу, Фогги? — спросил он спустя несколько мгновений, не убирая рук от моего лица. — Ну, приблизительно я знаю, а вообще? — Я думаю... — я снова посмотрел на его совершенно идеальное лицо, — ты определенно выглядишь классно... не так классно, как я, конечно. И мы в очередной раз засмеялись. Он выглядел еще более классным, чем я, и он на самом деле был еще более классным, чем я. Я был просто собой, и он тоже был просто собой (правда, еще более классным, чем я, но все же просто собой). Я начал смотреть в его глаза, и в тот момент мне хотелось только одного, — чтобы он тоже смотрел в мои, мне, черт возьми, ХОТЕЛОСЬ, чтобы он УВИДЕЛ меня. Я устал смеяться. Между нами повисло гнетущее молчание; в комнату ворвался прохладный ветерок, обдав нас своим дыханием, и тут же исчез. Мне захотелось расплакаться, и я крепко обнял Мэтта, а он, ничего не понимая, — меня. Я шмыгал носом, сдерживая слезы досады, и сильнее сжимал руками ткань его рубашки. — Я тебя так люблю. — Я тебя тоже, дружище. Когда я разорвал наши идиотские объятия, он ободряюще улыбнулся и вышел из комнаты.***
— Фогги? — Извини, задумался. На чем мы остановились?