Что-то еще

Она определенно заняла первое место в конкурсе самых невероятных дур за всю человеческую историю. И вполне заслуженно. А также заработала приз зрительских симпатий. Потому что все было бы очень даже мило, если бы не было так грустно и до крайности нелепо. Нелепо и странно. Именно так можно назвать то, что, работая вожатой в лагере, она по уши влюбилась в ребенка из своего отряда, который годится ей если уж не в сыновья, то в младшие братья точно. А тот факт, что за это штаб мог бы ее уволить и навсегда помахать ручкой, никак ситуацию не улучшал. В покое никак не мог оставить один вопрос – когда это успело произойти? Когда она поняла, что каждую отрядную планёрку ее глаза как будто магнитом неумолимо тянет к его привычному месту на столе напротив телевизора или на ковре прямо перед ней? Когда она поняла, что при звуках настольного тенниса, доносившихся из коридора, в ней невольно зарождается надежда, что это он? В какой момент стерлись эти границы, и она забыла, что он ребенок из ее отряда? Конечно, он с самого начала выделялся среди других детей. Своим чувством юмора и интеллектом явно на уровень, а то и на два выше сверстников. Она думала, что его замечают абсолютно все. И, собственно, так и было. Различие было в том, что все остальные видели его как забавного внука медика, с которым очень приятно и интересно общаться. А она, помимо этого, увидела в нем что-то еще, что заставило отойти на второй план и их разницу в возрасте, и совершенно разное положение на так называемой лагерной лестнице. И это самое «что-то еще» стало причиной всему тому, что произошло за смену. За одну маленькую жизнь, которая в этот раз не показалась такой уж маленькой. На этой дискотеке ди-джей решил забыть о неудачном опыте прошлой смены и совсем не жалел колонки, музыка из которых раздавалась гораздо громче, чем обычно. Но она не жаловалась. Басы отдавались в груди дрожащей вибрацией, и ей не хотелось, чтобы этот трек заканчивался. Было бы неплохо продлить этот момент с детьми из отряда, которые уже не казались такими ужасными. Ей нравилось видеть их улыбки, но она не переставала ловить себя на странной мысли, что среди них ей хотелось бы видеть и его. Он где-то пропадал со своим новоиспеченным другом, изредка появляясь во время каких-то определенных песен. Как будто дразнил, честное слово. И, как по заказу, в момент, когда она все же решила веселиться и не отвлекаться ни на что, вокруг нее сомкнулись чьи-то руки, поймав в небольшой круг, состоящий, как оказалось, из него самого собственной персоной и его друга. – Что, потанцевать пришли? – не прекращая двигаться, спросила она. – Нет, кое за чем другим, – он не сводил с нее глаз, что напрягало, но в то же время вызывало глупую улыбку. – Ну а я пришла танцевать, так что, извините… Ее слова потонули в музыке, а глаза прикрылись, чтобы продемонстрировать, насколько ей нет дела до этой детской игры. Она продолжила танцевать, как ни в чем не бывало, при этом стараясь убедить саму себя, что ей действительно без разницы. Но это продлилось недолго. Скоро на смену энергичному треку пришла песня Eminem – Beautiful. К его другу почти сразу подошла девочка из отряда, уведя его и разорвав круг, в результате чего он остался невозмутимо стоять напротив нее. Во время медленного танца. Ничего не говоря и не отводя взгляд. Из них двоих вся неловкость момента явно пришлась на девушку. – Так и будем стоять? – не выдержав, со смешком спросила она. – Нет. Всего одно короткое слово, и он уже несмело держит ее за талию на расстоянии слегка согнутой руки. Она, стараясь унять внезапно ускорившееся сердцебиение, робко положила руки ему на шею, еле соединяя пальцы. Ее съедало желание положить голову на плечо парню, но она даже сама для себя не определилась, то ли это было из-за порыва быть как можно ближе к нему или же из-за того, что не хотелось смотреть ему в лицо. Но, скорее всего, истинная причина крылась в том, что она просто не хотела, чтобы он видел ее лицо, на котором, наверняка, выражались очень смутные и неопределенные, как и ее внутреннее состояние, эмоции. – Кажется, ты спас меня от очередного медляка с Савой, – она посмотрела за его спину и увидела, как мальчик двенадцати лет потерянно стоит в центре клуба, а после уходит и садится в одно из красных кресел у стены. – Будешь мне должна. – Какой ты корыстный. – У вас все равно в вожатской два огромных пакета конфет. – Но они для всех! – Ну, вы же их не просто так выдаете? А чтобы нас поощрять. Вот и поощри меня. Он улыбнулся, и тогда она поняла, что перед этой улыбкой устоять просто невозможно. Ни физически, ни морально. – Так уж и быть, зайдешь после дискотеки. – О да, дэтка, – сказал он со своим неизменным акцентом, который невольно перенимается после нескольких дней общения. – Могу как-нибудь раз снова тебя спасти. – У меня тогда конфет на тебя не хватит. – Ладно, там уж бесплатно. Он подвигал бровями вверх-вниз, от чего она не удержалась и рассмеялась, на какое-то время перестав двигаться. Задрав голову, она почувствовала, как и его плечи задрожали от смеха. Это отнюдь нельзя было назвать шуткой года, да и полноценной шутки, как таковой, не было. Но она никак не могла стереть с лица эту улыбку, списав все на то, что сегодня просто выдался хороший день. – Почему с Аней не танцуешь? – вдруг спросила она, внезапно вспомнив про его увлечение из первого отряда. – Я же не мог оставить тебя одну. Да я и не обязан с ней все медляки танцевать. – Спасибо тебе, мой герой, – она саркастически улыбнулась и отвела взгляд. Почему она, блин, отвела взгляд?! – Конфетой отблагодаришь. – Могу и передумать, если еще раз об этом напомнишь. – Ладно-ладно. Она не знала, сколько осталось до конца песни. Но, задумываясь об этом, поймала себя на том, что рада, что именно этот медляк такой длинный. Она могла бы вечно стоять в его объятиях и смотреть, как он подпевает с прикрытыми глазами. Чего, конечно же, не произошло. Скоро (слишком скоро) мелодия затихла, уступив место Apashe – No Twerk. – Между прочим, ты мне еще поцелуй должна. Мы же с Илюхой тебя поймали, – не убирая рук с ее талии, заговорщицким голосом сказал он. – Слишком много что-то я тебе должна. – Я тут не виноват. Посмотрев на него пару секунд, качая головой, она, встав на носочки, потянулась к нему и прижалась губами к прохладной коже его щеки. Решив не увлекаться, она тут же вернулась на свое прежнее место с ощущением, что это было слишком коротко и отрывисто. Но она не обладала способностью путешествовать во времени и исправлять неудавшиеся моменты, которая иногда была так необходима, так что ничего больше не оставалось, кроме как улыбнуться. – Доволен? – Ну, почти. Вот дашь конфету – буду просто счастлив. Напоследок рассмеявшись, она ушла накрывать на второй ужин, ощущая какой-то дикий душевный подъем и… что-то еще. Загляни к ней в голову, так даже и не скажешь, что это вожатая второго отряда. Ибо все мозговые извилины заняты воспоминаниями прошедших трех недель, в которых главную роль играет он. Казалось бы, когда уезжаешь из лагеря на целый год, должна думать обо всем в целом. О родном запахе столовой. Об умиротворяющих беседках, в которых всегда можно посидеть в одиночестве, когда настроение на нуле. О розовой штукатурке в корпусе, которая кажется теплее любых обоев. Обо всех лагерных людях, которые словно составляют отдельную касту среди всех остальных. Совершенно особенную касту. И она думала об этом, да. Но это все как будто было на втором плане. На первый же выходили все моменты с ним. Как уже на третий день они шли вместе из библиотеки, держась за руки. Как они в прямом смысле этой фразы носили друг друга на руках. Как он щекотал и пугал ее, всегда подбирая подходящий момент. Как они на каждом отрядном просмотре фильма сидели вместе. В результате жутких перепадов настроения и энергии, которые скорее характерны для беременной женщины, а не для вожатой в детском оздоровительном лагере, она очень вымоталась за весь день. Но черт ее дернул пообещать детям фильм за хорошее выступление. Так что, сейчас ей пришлось следить за порядком во время просмотра, ведь Саша с Олей на выходном, а заставлять Наташу делать то, что пообещала она сама, было бы просто бесчеловечно, особенно если учесть, что та устала до такой же степени. Но в этом были свои плюсы. Вип-место на ковре, прямо перед телевизором, да еще и два пуфика. Один для головы, второй для ног. Лагерная роскошь. Наведя тишину и устроившись поудобнее в своих двух одеялах, она, ни на что не отвлекаясь, наслаждалась первой частью «Мачо и ботан». По крайней мере, пыталась это делать. Ведь совсем рядом расположился он. Получилось это спонтанно. Он вообще никогда не смотрел фильмы с отрядом, предпочитая перед сном болтать с друзьями по палате, которые придерживались того же мнения. Но в этот раз, почистив зубы и пройдя мимо холла, он не мог не остановиться, сначала увидев, как посреди ковра лежит она, мирно ожидая, пока все дети подготовятся. Ну а потом он заметил дополнение к ней – Саву. – Сава, там так-то мое место. Я еще до планерки попросил занять, – вполне серьезно сказал он, но все же вызвав у нее улыбку, которую было весьма трудно скрыть. – Ты же вообще фильмы не смотришь обычно, – недовольно пробормотал Сава, потихоньку уходя с места. – Когда-то надо начинать, – дождавшись его окончательного ухода, он улегся рядом, положив голову на пуфик и, понизив голос, сказал: – Кажется, я снова тебя спас. – В этот раз конфеты не получишь, – пробормотала она, стараясь скрыть рвущуюся наружу улыбку. Было уже бессмысленно отрицать, что он был ей очень даже небезразличен, но она вовсе не собиралась признаваться в этом кому-либо, кроме себя. – Мне будет достаточно твоего одеяла. И у нее не было выбора, кроме как поделиться одеялом. К тому же, она не сильно возражала против такого обстоятельства. Вот так и получилось, что уже полфильма она никак не могла сосредоточиться на сюжете. Не то, чтобы она многое теряла – двукратный просмотр «Мачо и ботан» давал о себе знать. Но хотелось доказать самой себе, что она вполне способна выкинуть из головы то, как касаются их ноги. И если про ноги периодически удавалось забыть, то с руками такой трюк не проходил. Скрытые двумя одеялами, они были разделены какими-то жалкими дюймами. Она ощущала его тепло на своей коже, и это отчаянно не давало покоя. Но наконец-то начался ее самый любимый эпизод в фильме, когда главные герои по неудачному стечению обстоятельств употребили наркотики и вытворяли невесть что, и это не надоедало даже на третий раз. Она вспоминала свой истерический хохот во время первого просмотра и от этого смеялась еще больше, на какое-то время забыв о нем и почувствовав себя более комфортно, даже несмотря на то, что он почему-то смотрел вовсе не на экран, а на нее. Конечно, в конце концов, она это почувствовала и вспомнила, где находится, но какое-то время просто не знала, что с этим делать. Отреагировать или притвориться, что ничего не заметила? Какой-то внутренний шепоток сказал ей выбрать первый вариант. Она, не прекращая смеяться, повернула голову и моментально нашла его глаза, светящиеся в полумраке холла. Он тоже улыбался, но было неясно, то ли его развеселила сцена из фильма, то ли причина крылась в чем-то другом. Так или иначе, он первый вернул взгляд на экран, но она даже не расстроилась. Потому что если бы их встреча глазами продолжилась бы еще на несколько секунд, то все очарование момента испарилось бы в воздухе. А при таком раскладе событий внутри остался не неприятный осадок неловкости, а невесомая и немножко глупая радость, которая многократно преумножилась, когда она вдруг почувствовала на своей руке его ладонь. Боковым зрением она видела, что тот даже и не дрогнул, сохранив полное спокойствие на лице. Чего нельзя было сказать о ней самой, ведь ее грудь непроизвольно наполнилась воздухом от глубокого судорожного вдоха. Постаравшись медленно и незаметно выдохнуть, она поняла, что не может сделать это. Как будто нервная система была слишком возбуждена этим жалким касанием, и мозг не беспокоился о таком пустяке, как нормальное дыхание. Конечно, по прошествии нескольких секунд ей все же удалось освободить легкие, но это вовсе не означало, что внутренняя вечеринка окончена. Эмоций было столько, что приходилось скручивать пальцы на ногах, чтобы дать хоть какую-то разрядку. Само собой, это не осталось незамеченным, что можно было понять по его изрядно расширившейся улыбке. Но ей не было до этого дела. Как и до последствий этого жеста. Не хотелось думать ни о чем, кроме нынешнего момента, в котором все было как надо: ночь в самом любимом лагере на свете, хороший фильм по телевизору и тепло его чуть вспотевшей ладони. Воспоминания были еще такими свежими и живыми, что становилось страшно от той мысли, что в один прекрасный день они потускнеют, и ей уже не будет мерещиться его прикосновение. Но еще страшнее было, когда приходило осознание того, что это никогда не повторится. А даже если и повторится что-то подобное, то таких ярких эмоций не вызовет. Но это только лишний раз подтверждало совершенную особенность момента, который хоть и длился всего ничего, но прочно врезался в память. И даже не из-за того, что привлекательный представитель мужского рода держал ее за руку. А из-за самого факта его желания прикоснуться к ее ладони, стать еще чуть ближе в духовном смысле. Ей было просто банально хорошо с ним. Все тревоги отходили на второй план, давая в полной мере насладиться общением с этим человеком, которым просто нельзя было насытиться. Она понимала, что ведет себя донельзя глупо, и даже влюбленность не могла оправдать ее поступки, но уже не могла не искать любого повода поговорить с ним. Даже посмотреть на него. Ей и до этого нравились парни, но симпатии были основаны только лишь на миловидном личике, и она предпочитала издалека наблюдать за ними, в тайне мечтая сказать хоть пару слов. А в этот раз ее сперва привлекли его внутренние качества, после чего уже нельзя было не заметить и его потрясающую улыбку. Наверно, именно поэтому было столько эмоций, затмевающих его возраст. Той ночью во втором отряде было весьма шумно. Но, как ни странно, источником звуков была вожатская, в которой проходило так называемое отрядное мероприятие. Правда, пришел не весь отряд, а лишь три девочки и он. Но никто не жаловался. Наверно, рассказывать страшилки под звуки дождя, устрашающе стучащего по двери балкона, было не лучшей идеей. Так думала она, пока ему под предлогом того, что ему «кибздэц страшно», не приспичило перебраться на ее кровать. Аргумент состоял в том, что там очень уютно, и, к тому же, под защитой Mr Хуя можно ни о чем не беспокоиться. Так что, она без особых возражений пустила его к себе, понимая, что после этого сосредоточиться на истории Снежаны ей не удастся. А она, между прочим, очень старалась. Всячески меняла интонации, активно использовала жесты, делала драматические паузы в нужных местах. В одну из таких пауз все вздрогнули от картавого голоса Маши: – А можно вопрос? Понадобилось несколько секунд, чтобы все отошли от испуга, после чего он сказал: – Давай только не так страшно. – Кто со мной в туалет? Как оказалось, вопрос был очень актуальным, ведь они сидели все вместе часа два, ни разу никуда не выходя. Так что, было не очень удивительно то, что в воздух взметнулись руки Алены и Снежаны, которые в скором времени вместе с Машей ушли справлять нужду. И только по прошествии нескольких коротких мгновений она поняла, что осталась с ним наедине, ведь Александра покинула так называемый девичник еще час назад, чтобы увидеться со своим потенциальным возлюбленным. – Почему, когда никто не рассказывает страшилки, мне становится даже страшнее? – пробормотал он, доставая телефон, чтобы посмотреть время. – Вообще, по логике вещей, тебе не должно быть страшно, и ты должен меня успокаивать. Что-то тут не так, – она, поежившись, посильнее сжала подушку и подтянула колени к себе. – Все так. Зачем жить по каким-то стереотипам? Мы можем вообще вдвоем бояться и успокаивать друг друга. – Это типа подкат? – черт знает, что дернуло ее сказать это. Но слов назад уже не вернуть, так что, оставалось только ждать реакции. – Совсем нет, – обольстительно улыбнувшись и подвинувшись чуть ближе, сказал он. – Ты уверен? – Абсолютно. – Хорошо подумал? – Сейчас еще подумаю, – придвинувшись к ней вплотную, он сделал задумчивое лицо и вынес вердикт: – Ну, немножко, да. За всеми этими махинациями никто из них не заметил значительно усилившийся дождь, поэтому, когда прогремел гром, она непроизвольно уткнула голову в его плечо, что стало сюрпризом даже для нее самой. – Это типа подкат? – использовал он ее же фразу против нее. – Это типа страх, – ее голос прозвучал приглушенно, но он все равно все понял и, не поверив, рассмеялся. – Сможешь сказать это серьезно, смотря мне в глаза? Чтобы я поверил? Что-то в его голосе послало мощную волну мурашек по ее спине, но она не подала виду, ведь она не хотела испортить момент. Ее и саму вполне устраивал этот легкий флирт, который незаметно вклинился в их общение после того просмотра фильма. Проблема была лишь в том, что такое у нее было впервые, и зачастую она просто не знала, что говорить и как побороть эту дикую стеснительность, но ради него готова была и попытаться. Хотя, в ее неопытности была своя прелесть, заключающаяся в том, что их общение не принимало какую-то пошлую окраску. Все оставалось так же чисто и невинно, просто добавилась капля романтики. Она все же решила принять вызов, хотя и понимала, что ее полный провал неизбежен. Подняв голову, она встретилась с его лицом, в котором не было ни намека на улыбку, и в который раз позавидовала его способности просто так стирать все эмоции. Понимая, что это не поможет, она все же сделала глубокий вдох, и на выдохе сказала заветные слова: – Это был не подкат. Спустя пять секунд зрительного контакта у нее дрогнул уголок губы, и все покатилось к чертям. – Ты сама-то себе поверила? Ну, тут уже было просто невозможно сохранять серьезное выражение лица, так что, скоро комната огласилась их сдавленным смехом. И он бы вряд ли прекратился, если бы парень вдруг не начал наклоняться ближе к ней, чего она даже сперва не заметила. Если бы он не повернул ее подбородок к себе, увидев секундную нерешительность в ее глазах. Если бы не прижался своими теплыми губами к ее, прикрыв глаза от наслаждения долгожданным моментом. Это не было так уж внезапно. Но она все равно не могла поверить, что целуется с ним в темноте вожатской под звуки грозы. В голове мелькнула мысль о том, что скоро должны вернуться девочки, но ей не суждено было долго прожить, потому что хотелось полностью сосредоточиться на до боли приятном прикосновении их губ, сказавшем все, о чем они молчали, не осмеливаясь произнести вслух. Медленно оторвавшись от него, что требовало немыслимых волевых усилий, она тихо, как будто боясь спугнуть волшебство момента, сказала: – Не, ну это точно подкат. – Не отрицаю. Он улыбнулся и потянулся за еще одним поцелуем, на этот раз положив ладонь ей на щеку. Улыбнувшись, она встретила его губы, упиваясь этими новыми ощущениями, которые мог доставить только поцелуй, желанный с обеих сторон. Услышав шаги и шепот недалеко от двери, она вздрогнула и разорвала поцелуй, пытаясь привести в порядок участившееся дыхание. Не прошло и нескольких секунд, как в комнату вернулись ни о чем не подозревающие девочки. Нет нужды говорить о том, что после этого на страшилках не могли сосредоточиться ни он, ни она. Подумав, что надо бы поберечь мягкую обивку сиденья, она разжала кулаки. Как жаль, что так же быстро и безболезненно нельзя и отвлечься от не дающих покоя воспоминаний. Как будто фильм заело на одном и том же эпизоде, и во время ожидания того, как все нормализуется, не остается ничего, кроме как смотреть его. Снова и снова. Раз за разом испытывая это ноющее ощущение в грудной клетке. Она обернулась назад, притворившись, что проверяет, в порядке ли дети. Но, конечно, глаза незамедлительно нашли его. Он был слишком занят болтовней со всеми подряд, поэтому сперва ничего не заметил, но вскоре почувствовал ее упорный взгляд, сжигающий его затылок. Повернувшись, он приподнял один уголок рта, в ответ на что она выдавила нечто наподобие улыбки и приняла прежнее положение. Она не знала, что это значило. Знала только лишь то, что ей ни капли не полегчало. В голове стучала одна единственная мысль: что бы там между ними ни было, это подходит к неизбежному концу. И бессмысленно пытаться не думать об этом, отодвинув все на второй план. Ведь не заметить это цунами, несущееся на тебя на всех парах, весьма сложно. Как и пытаться отсрочить его. Больше всего ее пугало то, что будет дальше. А дальше будет то, что он поедет в третью смену, где все эти новые лица напрочь сотрут его бывшую вожатую, и будет жить себе поживать, пока она изнывает от тоски в дождливом городе. Ну, может, конечно, все сложится не так драматично. Но факт оставался фактом: со временем они окончательно отдалятся друг от друга. И, возможно, это к лучшему, ведь они все-таки живут в разных городах. Да даже если бы они жили в одном километре друг друга, все было бы уже совсем не так. Лагерь поистине творит какие-то чудеса с людскими взаимоотношениями. Жаль, что эти чары рушатся, как только выгружаются чемоданы у ДК Гагарина. Единственный раз, когда они говорили об этом… они так до конца и не договорили. Доносящаяся из клуба музыка в тандеме с его игривым настроением слегка помешали это сделать. Выключив воду, она вытерла рот тыльной стороной ладони, но поняла, что этого недостаточно, и зашла в одну из кабинок за туалетной бумагой. Хвала небесам, в дальнем туалете клуба, попасть в который можно было только пройдя длинный пустой коридор, огибающий зону для танцев, ее всегда очень даже хватало. На дискотеке в этот вечер было очень душно, и она решила сходить в туалет и попить. Ну, или ей просто нужен был повод уйти на время. Так или иначе, жажду она утолила, так что, задаваться глупыми вопросами необходимости не было. Убедившись, что ладони достаточно сухие, она вышла в небольшое пространство перед коридором и ненадолго подошла к открытому окну, откуда веяло щекочущей прохладой. Но как только она присела на подоконник, чтобы немножко подышать свежим воздухом, сбоку послышался его голос: – Прежде чем ты что-то скажешь, это она меня позвала, ну а ты же меня знаешь: если кто-то зовет меня на медляк, я никогда не отказываю, и этот случай не был исключением, так что не обижайся, пожалуйста; я честное слово ничего не почувствовал, это совершенно ничего не зна… Почему ты улыбаешься? – он в недоумении застопорился и не знал, что сказать дальше. – Потому что ты милый, – она издала короткий смешок, прикрыв рот ладонью. – Я милый? Но, погоди, я же… – Ради Бога, перестань. Я даже ничего не видела, – усмехнулась девушка, поправляя волосы. Почему-то, когда он находился рядом, она постоянно трогала свои волосы. – Но… почему ты тогда ушла сюда? – сделав шаг ближе к ней, спросил он. – Ну, а зачем люди ходят в туалет по-твоему? – он до сих пор был достаточно напряжен, так что, даже не уловил шуточный тон ее голоса, и всерьез задумался. – Расслабься, все в порядке. – Точно? – Да-а-а. – А почему у тебя лицо красное? – вдруг заметил он, приподняв одну бровь. – Во-первых, не все лицо, а только рот. Во-вторых, потому что я целовалась с уборщицей. Еще вопросы? – Да, есть один… Когда ты собиралась мне рассказать? – его лоб наконец-то разгладился, а на губах появилась усмешка. – Да вот прямо сейчас. Я же знала, что ты за мной пойдешь. Рассказываю: теперь мы будем мутить втроем. Я, ты и уборщица. Все устраивает? – Ну, в принципе, да. Правда, за исключением одной незначительной детали. Эта уборщица случайно не Елена Анатольевна? А то она может все рассказать моей бабушке. И тогда меня навсегда запрут в медпункте. – Это осложняет ситуацию… Придется мне выбирать между тобой и Еленой Анатольевной, – она задумчиво уставилась в потолок, как бы прикидывая в голове, как же ей поступить. – Думаю, выбор очевиден. Он вплотную приблизился к ней и, улыбнувшись, мягко поцеловал, положив одну руку на колено, после чего по всей ее ноге разлилось родное тепло. Она провела рукой с его щеки до плеча, задев родимое пятно, и, как всегда, с трудом сумела оторваться. – Да, ты прав. Я выбираю Елену Анатольевну. Он наигранно опустил взгляд в пол, тяжко вздохнул и, крякнув, сел рядом с ней на подоконник. Выдержав необходимую драматическую паузу, он медленно взял ее ладонь в свою руку, словно готовясь сообщить, что у него рак. Надо сказать, получалось это довольно хорошо. Не зря в театралке занимался. – Что, все так плохо? – Просто ужасно. – Но… можно хотя бы посидеть с тобой последние пять минут? На прощание? – Просто посидеть? – Ну, еще обнять. И еще кое-что. – Тогда можно, – она с улыбкой кивнула и удобно положила голову ему на плечо, после чего он обнял ее за талию. Просто поразительно, каким повседневным жестом это стало к концу смены. Но это вовсе не означало, что она успела к нему привыкнуть и не вздрагивать еле заметно каждый раз. Почувствовав его сердце рядом со своим ухом, она вздохнула и начала бездумно водить пальцами по его руке, что всегда ей очень нравилось. Обводить контуры каждой линии на его ладони. Медленно проходиться по выступающим костяшкам. И затылком ощущать, как он улыбается от ее прикосновений. Это ни с чем не сравнимое молчание, говорящее куда больше, чем какие-либо громкие жесты, которых они не могли себе позволить на территории лагеря. – Знаешь, а я все-таки видела тебя и Аню, – неожиданно даже для самой себя призналась она. – И действительно немного расстроилась. Но… – Черт, так и знал! Вот даю слово, это просто самый пустячный пустяк, мы даже ни слова друг другу не сказали, просто… – Хватит. Перестань оправдываться, – с улыбкой закатив глаза, она повернулась к нему. – Сейчас я понимаю, как тупо это было. – Ну, не то, чтобы тупо, но… слегка глупо, да, – он рассмеялся и мимолетно поцеловал ее в лоб. – Не так глупо, как твоя ревность к ди-джею. – Эй! У меня есть на то причины! – Какие? То, что он учится играть на моей гитаре? – Да по нему ведь сразу видно, что не нужна ему никакая гитара! Тем более, у других вожатых тоже есть гитары! Почему… – Все-все, не заводись, – она заставила его умолкнуть, только в очередной раз поцеловав. Это всегда работало. При чем, с обеих сторон. Потому что зачем безрезультатно говорить о каких-то проблемах, от которых одна головная боль, когда можно просто полностью утонуть в губах друг друга. Особенно в последние дни смены, которые неизбежно заканчивались. – А вот буду заводиться, потому что какого… – Ты об этом хотел поговорить в наши с тобой последние пять минут? – она изобразила крайнее возмущение, быстро перешедшее в грусть. – Да нет, это я специально, чтобы ты меня опять поцеловала. – А, ну в таком случае… – не надо быть гением, чтобы догадаться, что последовало за этим. Несмотря на то, что они сидели у окна на довольно-таки видном месте, это не заботило никого из них. Видимо, в тот вечер удача была на их стороне, потому что балкон столовой, видневшийся сбоку, пустовал, да и коридор тоже. Так что, можно было, наконец-то, провести немного времени вместе вне ее вожатской. – Ладно, возвращайся на дискотеку. Я приду через пять минут, чтобы никто ничего не заметил. – Как скажешь, – напоследок он легко чмокнул ее в губы и слез с подоконника. – Не забывай, что я ухожу от тебя к Елене Анатольевне. Навсегда. – Да-да, конечно, – обернувшись на ходу, он иронично кивнул и скрылся за поворотом. Как только он ушел, улыбка сразу сползла с ее лица. Потому что через каких-то два дня им действительно придется расстаться. Задумавшись, она не заметила, как за окнами уже пролетает проспект Мира. Вывести ее из этого состояния смогло только пение их отряда, все больше и больше затихающее по мере приближения к ДК Гагарина. Не успела она толком очнуться, как автобусы уже один за другим стали заезжать на стоянку, а Саша начала напоминать детям, что те, кто их встречают, должны обязательно расписаться у нее. Время как будто ни с того ни с сего ускорило ход, приближая то, чего она боялась больше всего. Она знала, что если посмотрит в лица детей, то уже точно взорвется и даст волю копившимся внутри эмоциям, которые сдерживал только комок в горле. Поэтому, уткнув взгляд в пол, она вышла из автобуса и ступила на мокрый асфальт. Чемодан с гитарой были в багажнике, так что, пришлось все-таки зайти в уже образовавшуюся толпу. Она довольно быстро нашла чемодан, несмотря на почти трясущиеся руки, но гитары почему-то нигде не было. Тем временем, вещи разбирали все быстрее, опустошая пространство. С каждой секундой она понимала, что гитары здесь просто нет. Готовая уже впасть в панику, она оглянулась, ища кого-то, кто, возможно, по ошибке ее забрал. И нашла. – Не это ищешь случайно? – он, нагруженный сумками, стоял неподалеку между автобусами и держал в руке ее гитару. – … – она, не сказав ни слова, просто взяла то, что ей принадлежало, и, повесив себе на плечо, не знала, что делать дальше. Нельзя же было просто продолжать смотреть ему в глаза и стоять на месте. – Просто она выпала, когда кто-то доставал свой чемодан, и я ее поднял, чтобы не затоптали. Она, возможно, немного мокрая, но… Не успел он закончить фразу, как она кинулась ему на шею, уткнув лицо в его холодную куртку. Сперва оторопев, он еле заметно покачнулся, но позже его руки крепко обвили ее талию, несмотря на то, что все вещи очень мешались. Почувствовав усталость в руках, он сбросил сумки на землю, потому что им обоим хотелось продлить этот момент. А еще лучше, перемотать лето на начало второй смены, и успеть сделать все то, что не удалось осуществить. Но второй вариант был невозможен, так что, оставалось лишь сжимать друг друга в крепких отчаянных объятиях, пытаясь запомнить эти ощущения. Она старалась не плакать. Очень старалась. Не хотелось омрачать последние минуты вместе ее красными глазами и шмыгающим носом. Но одна проворная слеза все же скатилась по ее щеке. – Почему ты плачешь? – не найдя, видимо, что еще сказать, спросил он. – Что за глупый вопрос? – Мы ведь еще увидимся. – Ну… наверно, я приеду в родительский день, – пытаясь успокоиться, пробормотала она. – И после него тоже увидимся. Бывает, что в грудной клетке внезапно начинает что-то колоть, и с каждым вдохом боль только набирает силу. Такое же ощущение вдруг появилось и у нее. Но рядом не было мамы, которая всегда говорила, что это вызвано лишь взрослением организма, и волноваться не о чем. Рядом был только он. И он на самом деле верил, что ничего еще не кончено. И у него ничего не болело в груди. – Ладно, тебя, наверно, ждут... – она утерла след от слезы и, отстранившись от парня, помогла ему взять сумки. Все это время он искал ее взгляд, но она уже хорошо научилась отводить его. – Ну… мой номер у тебя есть. Звони, если что. Она безмолвно кивнула головой и постаралась улыбнуться. Это было не так легко, особенно если учесть то, что из них двоих только она понимала, что ничего уже не будет как прежде. Возможно, живи они в одном городе, что-нибудь да получилось бы. Но думать об этом – пустая трата времени. Как и пытаться сохранить то подобие отношений, что зародилось между ними. И лучше понять это сразу, чем лелеять какую-то призрачную надежду. Успокаивало лишь понимание того, что ему будет легче. Ему всего четырнадцать лет, и в силу возраста весь окружающий мир воспринимается не так серьезно. К тому же, ему предстоит еще и третья смена, которая принесет много новых и волнующих впечатлений. А дальше, дома, будут еще другие заботы, на которые уйдет все свободное время, и не останется ни секунды на какие-либо удручающие мысли. – И ты тоже. Не забывай. И зачем она это сказала?.. – Пока, Оль. – Пока, Леша. И он ушёл.