Сердце в пустыне

Гаара стоял на крыше резиденции казекаге и всматривался в кровавый закат, что знаменовал окончание ещё одного дня. Очередной день, прожитый бессмысленно. Должность казекаге, любовь и уважение песчаников, их признание, управление деревней, доверие шиноби, защита жителей от опасностей и жизнь обычного человека – всё это не имеет смысла, когда рядом нет ЕГО. Нет самого дорогого существа на свете, ради которого он живёт. Гаара всегда был реалистом и понимал, что у их отношений нет будущего, это же понимал ОН, и они всё равно были вместе. Вопреки всему миру: правилам, традициям, насмешкам, чужому мнению, сплетням и досужим домыслам, непримиримому обществу – они любили друг друга и готовы были не просто бороться за это чувство, они готовы были умереть за него. Они оба стали героями после прошедшей войны, их уважали, ими восхищались, им доверяли и верили, что они справятся со всем. Но все люди видели в них только героев, шиноби, которые блестяще исполнили свой долг. И даже после войны их не оставили в покое: герои должны быть примером для остальных, эталоном подражания. Они должны быть идеальными и правильными во всём. Но они отказались. Они поставили свои чувства выше всего этого. Их любовь подарила каждому из них крылья, свободу, но она же сковала их стальными цепями, а долг шиноби стал рабским ошейником, бандана клеймом, от которого не избавиться просто так. Это был Рай. И это был Ад. Солнце скрылось за горизонтом. Гаара любил закаты. В пустыне они всегда были особенными, такими одинаковыми и совершенно разными. Благодаря закату небо и пустыня окрашивались в разные оттенки алого и желтого, иногда розового, но чаще всего оранжевого. Точно такого же, как ЕГО костюм. - Гаара... - негромкий голос и всего одно слово. Только это нужно для счастья. Песчаник резко разворачивается и попадает прямо в объятия своего любимого. Его руки крепко обнимают за спину казекаге, а сам Гаара сжимает плащ на широких плечах. Их губы сливаются в нежном, но полном эмоций поцелуе: в нем любовь, радость, тоска, печаль и горечь одиночества. Слова не нужны, достаточно одного прикосновения, одного соприкосновения губ. Руки перестают судорожно сжимать плащ и опускаются вдоль тела, но пальцы тут же сжимают загорелые немного огрубевшие ладони. Сильно, уверенно. - Скучал... - тихо шепчут губы и расползаются в слабой, но такой родной улыбке. - Я тоже... - Гаара смотрит открыто, в глазах ураган эмоций. Негромкий смех и новый поцелуй, на этот раз он преисполнен голодной страсти. Шляпы каге, одна зелёная, вторая красная, упали на крышу, но пара этого даже не заметила. Они самозабвенно целовалось, наслаждаясь друг другом после долгой разлуки. - Эй, Гаара! – послышался грозный окрик Канкуро. Пара оторвалась друг от друга. - Пошли отсюда, - Гаара сильнее прижал к себе любимого и они начали рассыпаться песком, чтобы спустя секунды полететь навстречу ветру, исчезая с крыши, с Суны, где ночь вступала в свои права. - Кто бы сомневался, - Канкуро поднял с песка две шляпы каге и вернулся в кабинет казекаге, бросив их ему на стол. Он некоторое время молча смотрел на эти головные уборы. Он был рад за брата и искренне сочувствовал ему. Гаара хоть и любит, но ему приходится ставить долг перед деревней превыше всего, даже собственной жизни и счастья. Он бы не смог так жить, давно сорвался бы. Вздохнув, Канкуро вышел из кабинета, плотно закрыв дверь. Пусть его маленький брат урвёт свою толику простого человеческого счастья. Гаара остановился посреди пустыни, когда деревня осталась позади. Его любимый улыбнулся ему и в следующий миг они оказались посреди небольшой поляны, точнее прогалины между деревьями. С одной стороны был лес, уходящий глубоко в страну Огня, с другой – зыбучие пески пустыни, покрывающие почти всю страну Ветра: они находились на самой границе, между здесь и там. С одной стороны – зелень, реки и горы владений хокаге, с другой – пески, барханы и редкие оазисы земли казекаге. Разные, как день и ночь, и такие знакомые, родные. Это то, что они защищают ценой собственной жизни, пока им принадлежит шляпа и плащ каге. - Наруто, - Гаара простонал имя любимого человека, когда тот, не отвлекаясь на созерцание пейзажа, сразу потянул его в сторону небольшого деревянного домика, который был скрыт от всего мира, кроме них двоих. Дом был надёжно сокрыт сильнейшими барьерами и печатями клана Узумаки - Наруто сделал всё, чтобы это место принадлежало только им двоим. Узумаки резким движением сорвал плащ казекаге и бросил его на пол. Под ним оказался жилет шиноби песка и сетчатая футболка, и они тут же полетели следом. Ладони Гаары зарылись в мягкие волосы на затылке Наруто, пока руки последнего ласкали бледное обнажённое тело, которое, вопреки жизни в пустыне почти не знало её жара и палящего солнца. Только Узумаки мог прикасаться к этой фарфоровой коже, чувствовать её мягкость и целовать, слизывать капельки пота, ласкать и восхищаться. Это тело не принадлежало ему, он мог только иногда наслаждаться им, словно вырывая его из лап долга и власти. Он был хозяином только сердца и души Гаары, поскольку это были части именно его Гаары, человека, которого он любил, а не шиноби, не казекаге, главы Сунагакуре. Гаара не отставал и, уличив момент, развязал алый плащ хокаге и швырнул его поверх своего, следом отправились оранжевая кофта и сетчатая майка. Горячее тело Узумаки тут же прижалось к полуобнажённому телу Гаары, опаляя его своим жаром. Горячее, сбившееся дыхание и едва различимый шепот, сливающийся в череду слов. - Люблю... Хочу... Скучаю... Жду... Не могу... Сейчас, в этом доме были просто двое влюблённых, разлучённых волею судьбы, которым только изредка удавалось урвать несколько часов для себя. Гаара был воском, глиной в руках Узумаки: он плавился под его прикосновениями, реагировал на каждое прикосновение, каждый поцелуй. Наруто поцеловал Сабаку но в висок, в уголок глаза, мазнул языком по щеке, потёрся носом о скулу и спустился к шее. Нежно проследил язык синюю нитку пульса, прикусил у основания, вырывая хриплый стон из груди Гаары. Узумаки сжал руками бёдра пустынника и подтолкнул того к большой кровати, которая стояла у противоположной от входа стены. Сабаку но легко подался и шагал спиной вперёд, полностью доверяя Узумаки. Тот остановился у самой кровати и, придерживая Гаару, помог ему лечь. Прохладная ткань немного охладила разгорячённое тело. Наруто продолжил целовать шею любимого, руками лаская грудь и подрагивающий живот. Но вот Узумаки отстранился и присел на корточки рядом с кроватью. Он снял сандалии Гаары и подвинул их в сторону, поднялся вверх и прикусил тазобедренную косточку, пальцами прикасаясь к краю штанов. Он расстегнул пуговицу, потом вжикнул молнией. Прикусив кожу живота, Наруто потянул штаны и бельё, что было под ним, вниз. Медленно, целуя каждый сантиметр обнажающейся кожи. Языком прошёлся по внутренней стороне бёдер, уделил внимание чувствительной коже под коленной чашечкой, прикусил щиколотку и, наконец, снял одежду. Потом он ненадолго отстранился, снимая с себя сандалии и оставшуюся одежду. Гаара наблюдал за ним пылающим голодным взором, следя за каждым движением длинных тонких пальцев, покрытых ссадинами и мозолями, на ладони он заметил пятно от чернил. Едва заметно улыбнувшись, Гаара протянул руки к Наруто и тот тут же оказался внутри его объятий, между широко раздвинутых бёдер. Узумаки сразу впился в рот Гаары голодным поцелуем, заявляя на него свои права, показывая, как соскучился. Тот обнял его ногами и руками, ероша ёжик волос на затылке. Оторвавшись от манящих губ, Наруто снова поцелуями спустился к шее, руками спускаясь ниже. Одна ладонь сомкнулась вокруг твердой плоти Сабаку но и тот тут же отозвался громким стоном на это действие. У них не было доминанта или подчинённого, они были равны, всё решало желание и настроение: каждый готов был уступить, стоит второму проявить инициативу – это было понимание на уровне инстинктов. Наруто провёл несколько раз ладонью вдоль всей длине, и слегка сжал чувствительный участок вокруг уздечки. Затем спустился нижне, сжимая и гладя мошонку, затем осторожно прикоснулся к сжавшемуся кольцу ануса. Неожиданно его руки коснулся тюбик со смазкой и, едва он взял её, песок мазнул кожу его руки, словно целуя и исчез. Прикусив ключицу Гаары, Наруто раскрыл тюбик и выдавил немного смазки себе на пальцы. Он приставил один палец к сжавшемуся колечку и легко надавил. Тело Гаары расслабилось и полностью открылось прикосновениям Узумаки. Наруто вставил второй палец, так же, не встретив никакого сопротивления. Он ни на миг не прекращал целовать и покусывать кожу на шее и ключицах Гаары, иногда поднимаясь к чувствительному местечку за ухом. Узумаки не торопился с растяжкой, медленно двигая внутри любовника двумя пальцами, раздвигая их на манер ножниц. Вот он нашёл чувствительное уплотнение простаты и надавил на него. Грудной рык Гаары был ему наградой. Сделав несколько толчков пальцами, он добавил третий, растягивая любимого ещё больше. Тот недовольно зашипел и сильнее сжал ладонями плечи Наруто. Рядом послышался шорох песка и Узумаки на мгновение отвлекся, чтобы увидеть, как песчинки кружатся вокруг них в непонятном танце: в такие моменты Гаара почти терял контроль над своим песком. Улыбнувшись, Наруто снова возобновил движения пальцев, стараясь, каждый раз задевать простату. Но медлить ему не дали и тот же песок сжал его запястье. Узумаки послушно вынул пальцы и оторвался от желанного тела. Не разрывая зрительного контакта, он приставил головку своего члена к колечку мышц, и слегка надавил. Головка с трудом вошла, но он не остановился, пока полностью не вошёл в Гаару и только тогда замер, уткнувшись мокрым от пота лбом в плечо своего любимого. Песчаник хрипло дышал, несколько минут почти не двигаясь, а потом подался бедрами вперёд, давая Наруто понять, что тот может продолжать. Узумаки оперся локтями на кровать по бокам от головы Гаары и, склонившись, поцеловал его, делая первый толчок. Двойной стон огласил тишину дома. Наруто начал медленно двигаться, наслаждаясь тем, как тело песчаника идеально подходит ему, все изгибы на своих местах и ничего лишнего, никакой обманчивой мягкости. Узумаки, задев простату, начал двигаться быстрее. Гаара поцеловал его шею, прикусил кожу, вырвав стон. Его руки крепко обнимали спину Наруто, гладя плечи и поясницу, а на особенно глубоких толчках он ногтями впивался в ягодицы Узумаки. Тот только шипел на это и ещё глубже и резче начинал входить в тело Сабаку но. Они стонали и шептали всякие нежности, постоянно меняя темп, растягивая удовольствие, наслаждаясь каждым мгновением. Первым не выдержал Наруто, который, впрочем, никогда не отличался терпением, и сорвался на рваный ритм. Гаара уже поскуливал, чувствуя, что каждый толчок подталкивает его к грани и прошибает удовольствием от самой макушки до кончиков пальцев на ногах. Ещё один особенно глубокий толчок и он кончает, выплескиваясь себе и Наруто на живот. Со стоном следом кончает Наруто от судорожно сжимающегося колечка ануса, выплескиваясь внутри Гаары. Подождав несколько секунд, он выходит и ложится рядом, тут же прижимая к себе Сабаку но. Гаара обнимает его левой рукой, просовывает ногу между ног своего Узумаки и устало кладёт голову на плечо, прикрывая удовлетворённо глаза. Они не замечают течения времени, холодного ночного воздуха, только звук капель дождя, ударяющихся о крышу дома, возвращает их к реальности. - Прохладно, ты замёрзнешь, - извернувшись, Наруто вытягивает из-под них спутавшееся одеяло и накрывает им обоих. - Ты порой забываешь, что я вырос в пустыне, а ночью там температура гораздо ниже, - негромко рассмеялся Гаара. Наруто покраснел и отвернулся, но ничего не сказал. А что говорить? Он понимал это, знал, что Гаара и не к такому привык, но не мог запретить, переиначить себя так, чтобы не хотелось укрыть песчаника от всего света и перестать о нём заботиться. Это было выше его. Гаара понимал его, и это было приятно. Наруто научил его любви, дружбе, уважению, показал радость и счастье, раскрыл глаза и фактически подарил ему мир. Он вырвал его из кокона ненависти и жестокости, подарив нежность и ласку. Рядом с ним он не боялся быть слабым, быть простым человеком, а не шиноби - почти всесильным казекаге. Глядя на всё такое же, как и почти десять лет назад, улыбчивое и полное жизненного оптимизма лицо Наруто, он порой забывал, что тот уже шесть лет носит титул хокаге. Ему не верилось, что война закончилась шесть лет назад. После войны, Гаара тайно пробрался в палату Наруто, песком просочившись сквозь окно мимо охраны и те даже не заметили его. Он сел рядом с Узумаки и взял в руки его пострадавшую руку, которую кое-как приживили ему медики с помощью какой-то своей техники и технологии. Он не вникал, да это было и не важно. Гаара был первым, кого увидел Наруто. Встретившись взглядом с голубыми омутами Узумаки, он тогда не выдержал и, наплевав на всё, поцеловал Наруто. И ему ответили: нежно, трепетно, боязно, судорожно сжимая его ладонь тонкими холодными пальцами. Их первый раз был в больнице в одиночной палате, где лежал тогда ещё простой генин. Именно после него они поняли, что это нечто большее, чем просто дружба, больше, чем просто секс и увлечение. Поняли, но ничего не успели сделать. Водоворот событий закрутил их: выписка Наруто, назначение его новым хокаге, совет у даймё, восстановление деревень, новый саммит каге. Гаара и Наруто поняли, что случилось только тогда, когда Узумаки задержался в Суне, после саммита и Сабаку но отвел его в пустыню. Они осознали, что долг и должность каге связали их по рукам и ногам, отрезали все пути к отступлению и возможности нормальных отношений. Будь Гаара казекаге, а Наруто простым генином, они бы могли надеяться на совместное будущее, но не тогда, когда Узумаки стал хокаге. Эти шляпа и плащ стали барьером, который никому из них не преодолеть. Гаара и Наруто хотели быть вместе больше всего на свете, но не могли выбрать любовь и отказаться от должности. Каге не принадлежат себе, они принадлежат деревне. И они осознали это слишком поздно. Но даже тогда Гаара и Наруто не отказались от чувств и остались вместе. Они виделись не очень часто, должность каге оставляла не так уж много свободного времени, а первые годы после войны его почти не было: они заново отстраивали мир шиноби и Наруто был тем, кто вёл шиноби к этому, он был символом нового мира. Из каждой встречи они старались урвать максимум. Как и сейчас. От Конохи до Суны было три дня пути, поэтому чтобы побыть вместе, им нужна была хотя бы неделя, что было непозволительной роскошью для каге. Тогда Узумаки задался целью и в рекордные сроки освоил технику Хирайшин – пространственно-временное дзюцу своего отца. Встречи стали чаще, но были такими же короткими. Несмотря ни на что, они продолжали быть вместе. Их чувства не угасли, только стали сильнее. Их любовь выдержала все испытания: время, расстояние, проблемы, должность, долг – они выдержали всё и переживут ещё больше. Потому что они вместе, и они есть друг у друга. О них почти никто не знал. В Суне правду знали только Канкуро, да Мацури, которая давно переросла свою детскую влюблённость и стала для Гаары верным помощником. В Конохе Наруто прикрывали и содействовали Шикамару и Темари. Они понимали, чего стоит Гааре и Наруто сидеть в кресле и подписывать бумаги, играть роль примерного каге, отдавать приказы, когда сердце обливается кровью, а душа рыдает от боли. Темари не понимала, как Наруто удаётся широко и счастливо улыбаться, когда в груди, там где должно быть сердце, пустота. Его сердце было далеко в пустыне. Именно это позволяло Наруто жить так, как от него того ожидали: улыбаться, быть примером и смеяться, когда хочется кричать от боли. Ни одна рана, ни одна потеря не заставляя Узумаки переживать такую боль. Единственное, что держало его - это осознание того, что Гаара жив и тоже любит его. Пусть ему так же больно, но всё это - ничтожно, когда они встречаются, и их взгляды пересекаются, когда бледные пальцы сжимают смуглую ладонь, а губы шепчут простое «люблю». Ради этого он стерпит всё и переживёт все невзгоды, выдержит любые испытания. Только ради того, чтобы видеть того, кому принадлежит его сердце. Сабаку но Гаара, песчаный демон, ставший для него смыслом жизни. - Гаара... - одно единственное слово, произнесённое хриплым, но таким родным голосом. Это слово стоит для песчаника всего на свете. Гаара знал, что если он попросит, Наруто откажется от титула и знал, что сделает то же, попроси Узумаки его. Знали, а потому и не просили. Они просто пытались урвать у судьбы свою толику счастья.