»And on my deathbed, all I'll see is you На своем смертном ложе всё, что я буду видеть, это ты. The life may leave my lungs Жизнь покинет моё тело, But my heart will stay with you Но частичка меня будет всегда с тобой.»
***
Влюбившись, вы совершаете роковую ошибку. В самом конце всегда кому-нибудь больно. И это не просто боль, а мучительная, разрывающая душу на части. Так, словно кто-то подошел к вам со своей нежной, красивейшей улыбкой, от которой у вас всегда перехватывало дыхание, кружилась голова и подгибались колени в ногах, и, выждав подходящий момент, вонзает нож в спину. В самое сердце. А затем он или она вонзает нож сильнее и глубже, поворачивая его в разные стороны, чтобы было еще больнее. А вы все терпите до последнего, улыбаетесь и делаете вид, что все нормально, еще немного дождя и появится радуга. Вот только это глубокое заблуждение. Наступит время и вы поймете, что нельзя вечно ходить с ножом в сердце, пора его вынимать. Во только от сердца там почти ничего не осталось… Почти. Только шрамы, да изрезанные маленькие кусочки. Куда же делось то, что когда-то принадлежало вам? Что-то, что гоняло кровь по артериям, билось чаще, когда вы видели предмет воздыхания? А вот и ответ: его больше нет. Его забрали с собой те, кому ты доверил бы свою жизнь и не раздумывая отдал бы свою, случись с ними что-то. А теперь оглянитесь. Ничего не замечаете? Вас осталось двое: вы и огромная дыра в груди. И нет практически никакой разницы между взаимной любовью и неразделенной… Разве что, кроме одного. Когда вы влюбляетесь безответно и осознаете тот факт, что этот человек никогда не полюбит тебя в ответ, что вам не суждено быть вместе и не питаешь себя глупыми надеждами о счастливом конце, которые бывают в сказках. Счастливых концов не существует. Но возникает вопрос: почему люди продолжают восхвалять любовь, превознося ее как самое лучшее в мире чувство? Они поют о ней, сочиняют стихи, пишут книги, снимают фильмы. И я часто задавал этот вопрос людям, на что всегда получал один и тот же ответ: — Ты просто не влюблялся. — Ну уж нет, — обычно отвечал я, потирая подбородок, — я не собираюсь допустить этой роковой ошибки. Но вопреки всем своим мыслям и суждениям, всему, что я когда-либо знал и говорил, я поддался искушению. Совершил ту самую роковую ошибку. Я влюбился. Мою роковую ошибку звали Майя Элизабет Шервуд и не существовало никого и ничего прекраснее нее. Она напоминала мне фарфоровую куклу: бледна, хрупка, мила. Ее волосы, цвета пшеницы, на ощупь были словно шелк. Ее глаза, как два шоколадных океана, в которых хочется утопиться, исчезнуть, пропасть… Мне было шестнадцать, когда мы переехали и я пошел в новую школу. Помню, как увидел ее в школьном коридоре, читающей. Я не понимал, как люди могут просто так проходить мимо такого произведения искусства, не обращая никакого внимания. За несколько дней наблюдений, я заметил то, что она не общается абсолютно ни с кем, а после уроков задерживается в музыкальном классе, музицируя. Я же всегда оставался возле приоткрытой двери и слушая представлял как ее маленькие изящные пальчики бегали по клавишам, издавая прекрасные звуки музыки. Однажды она прервалась прямо по середине одного из произведений и я впервые услышал ее прелестный, но тихий голос. — Как долго ты планируешь просто сидеть возле двери и подслушивать? Ее слова заставили меня покраснеть и подняться на ноги. Я не увидел удивления на ее лице, когда зашел в музыкальный класс, видимо, она знала, что я подслушиваю на протяжении некоторого времени. Я взял стул и сел за роялем, прямо напротив нее. Все происходило в абсолютной тишине, мы не разговаривали друг с другом. Она просто играла, а я имел счастье наблюдать за ней. Прошло несколько недель, прежде чем я набрался смелости заговорить с ней. Это была настолько банальная и глупая фраза, что я даже и забыл ее. Но она не проигнорировала, а начала говорить. Говорила она не спеша, с придыханием, а я, как завороженный, ловил каждое ее слово. Именно в этот день я узнал причину, по которой многие ее сторонились. Она праздновала свой тринадцатый День Рождения в парке аттракционов. Все было просто прекрасно вплоть до того момента, как ее уговорили посетить гадалку, которая была кем-то вроде изюминки. Ее предсказания всегда сбывались, она говорила то, чего не знали другие, но и цена была немаленькая. — Поцелуем ты убьешь свою первую любовь, Майя. Затем сплетни и грязные слухи разбили ее репутацию в пух и прах, превратив ее в «ведьму, которая сидя вечерком за чаем накладывает порчу на каждого, кто посмотрел на нее сегодня в школе». И как люди могут верить во весь этот бред? Притом, что никто точно не знает, правда ли то, что сказала гадалка или нет. Просто повесить ярлык и поддаться стадному инстинкту намного легче. Мы проговорили с ней весь день и вечер, а после я проводил ее до дома. — С тобой так… Легко. Я не говорила ни с кем так уже очень долгое время. — Если захочешь поговорить, то знай, что я всегда здесь. — С улыбкой отвечаю я. — Ты можешь… Пообещать мне кое-что? — Что угодно, Майя. — Я понимаю, что это звучит дико и слишком эгоистично, но… Ты можешь не влюбляться в меня? Опоздала, красавица. Но сейчас я сделаю все, чтобы ты не попросила. И именно поэтому я натягиваю улыбку, и отвечаю ей. — Фраза из «Спеши Любить», Майя? — Хотела бы я, чтобы это был просто фильм. — Я пообещаю, если ты пообещаешь мне кое-что взамен, — Майя поднимает на меня свои глаза, в которых ярко читается интерес, — я обещаю тебе не влюбляться, если ты всегда будешь рядом со мной, будешь моим другом. — Обещаю. — Она протягивает мне свою маленькую ручку. По моей коже бегут мурашки, когда я прикасаюсь к ней, ее кожа такая мягкая. Конечно же я знаю, что солгал в тот день, ведь уже тогда я осознал и смирился с тем, что влюбился в нее. Однако она отлично выполняла свою часть обещания, проводя со мной каждый день, поддерживая меня и находясь рядом. Майя стала моим наркотиком: сначала было хорошо, а теперь я просто погибаю от нехватки дозы. Конечно же, меня настигало чувство вины каждый раз, когда я понимал, что не смог выполнить обещание, ведь с каждым днем я находил все больше причин любить ее. Но я горжусь тем, что за все годы нашей дружбы, я ни разу не сломался перед ней и не выходил за грани дозволенного. Я никогда не просил у нее того, что она не могла бы мне дать. Мне было достаточно просто любить ее, не смотря на то, что это действительно убивало. Но сейчас я понимаю, что у меня не осталось времени. Я чувствую, как с каждой минутой смерть подбирается все ближе, забирая у меня это самое время. Майя входит в мою палату, глаза ее, как и обычно, полны грусти, а свет, который она всегда источала, постепенно угасал. Но от этого она не становилась менее прекрасной, нет, это невозможно. Она, как и обычно, садится на стул возле моей больничной койки и кладет свою маленькую теплую ручку на мою. Я никогда не просил о большем, но мое время на исходе и мне действительно стоит рискнуть всем. — Поцелуй меня. — Шепотом прошу я, смотря прямо в ее глаза. — Ты же знаешь, что умрешь. — Разве ты не видишь? Я уже умираю, Майя. Она широко распахивает свои глаза. — Ты же обещал… — умоляющим тоном тихо произносит она. — Прости, я не смог. Я с самого начала знал, что не смогу. Это всегда было частью меня. Ее глаза наполняются слезами. — Я не хочу быть причиной смерти, Люк. Дрожащей рукой я тянусь к ее лицу и прислоняю ладонь к мягкой и бархатной на ощупь щеке Майи. Она не отстранилась, а наоборот прильнула к моей руке. Я слышу ее неровное дыхание и всхлипы. — Я правда не смогу, Люк. Я… Я л… — Я знаю. Я тоже тебя люблю, Майя. Она кладет свою руку поверх моей и переплетает наши пальцы. — Пожалуйста, не покидай меня. Не уходи. — Поцелуй меня, Майя. Это единственное о чем я тебя прошу, это мое последнее желание. — Нет! Нет! Ты умрешь! — В таком случае я умру счастливым, нежели в муках. Взгляни на меня, Майя! Я медленно разлагаюсь прямо на твоих глазах. Разве она не видит мое бледное худощавое тело, огромные мешки под глазами и не слышит моего тяжелого вдыхания? Кажется, Майя действительно не видит этого. Почему она смотрит на меня так, словно я — это то, чего она хотела всю жизнь, так, словно… Словно моим взглядом на нее. Теперь Майя кладет свою руку на мою щеку и мягко поглаживает. По ее щекам текут слезы, когда она медленно приближает свое лицо к моему, соединяя наши лбы и носы. — Это всегда была только ты… И ее мягкие и нежные губы накрывают мои, мертвенно-бледные. Я не могу передать словами, насколько мне сейчас хорошо. Я ощущаю эйфорию, электрический ток проходит сквозь все мое тело, покалывая на кончиках пальцев. На секунду мне кажется, что я снова здоров, что она меня вылечила. Но я слышу, как начинают пикать приборы и Майя отстраняется. Я не могу открыть глаз, но чувство блаженства осталось, словно она не отрывала от меня губ. Теперь я понимаю, как ошибался, ведь если в любви нет счастливых концов, то… Что происходит сейчас? Я умираю, мой пульс снижается, но мне не больно. Я вновь и вновь чувствую ее теплые губы на своих, переживая наш поцелуй снова и снова. Я умираю, но последние мои мысли о ней, я не хочу, чтобы ей было больно. Боже, я никогда не просил тебя не о чем, но пожалуйста, пусть она полюбит вновь. Пусть будет счастлива. Я не хочу, чтобы она когда-либо страдала.И прежде, чем мой пульс остановится навсегда, я слышу ее тихий, полный слез голосок: — Я люблю тебя, Люк.
Любовь может оказаться той еще сукой, но без нее жизнь не имеет никакого смысла.