Я буду помнить.

В маленькой комнатке на задворках местного борделя было безумно душно. В воздухе нестерпимо пахло чем-то сладким – мадам Карина всегда приказывала жечь в комнатах благовония. У тринадцатилетнего Рианэля от этого запаха откровенно болела голова. Хотелось выйти на улицу. Но увы – после того, как на Келадар опускались сумерки, мадам Карина мгновенно запирала двери, открывая их только для потенциальных клиентов. Потерев ноющие виски, мальчик задумчиво осмотрел крохотную комнатку. С самого рождения Рианэль Шиварел (так звали подростка) не знал иного дома. Впрочем, ему не приходилось жалеть об этом. Мадам Карина всегда защищала своих «девочек», одной из которых была Леани, мать Рианэля. Отца мальчик никогда не знал, но, тем не менее, был уверен, что тот был эльфом: в бордель Леани попала через год после рождения у неё сына. В комнатке, где они жили, было даже сравнительно уютно: две узких лежанки по бокам комнатки, сундук, где Леани и её сын хранили все свои нехитрые пожитки, да ещё давно пылящийся в углу эльфийский лук. Стрел не было. Сама Леани говорила, что эта вещь – единственное, что осталось ей от её родителей. Места матери и её сыну вполне хватало, и что толку говорить, что им вдвоём с трудом удаётся здесь развернуться? В конце концов, у некоторых и таких комнат нет. Мальчику доводилось видеть, как живут его сородичи в трущобах. От одного взгляда на истощённых, одетых в лохмотья и часто изуродованных эльфов Рианэль вздрагивал. В борделе всё же было хорошо. По крайней мере, все местные «девочки» были сравнительно хорошо одеты и умыты, и от них не несло за милю потом и грязью. Впрочем, иногда запах городских улиц казался мальчику очень привлекательным. Особенно тогда, когда его, как сейчас, не выпускали на эти самые улицы. - Эй, малец, поди сюда! – послышался мощный, слегка хрипловатый голос мадам Карины. Мальчик высунулся из комнаты: - Да? - Ты свою мамашку не видел? – поинтересовалась мадам Карина, — Пропала, чтоб её! А тут как раз клиенты подвалили, её требуют. Мол, порекомендовал им один приятель. - Ну, в комнату она точно не заходила. - Вот дрянная девка! – беззлобно возмутилась мадам Карина, — Всё, больше не куплюсь на жалостливые сказочки! Сколько таких притаскивается, с детьми, а старая Карина всех под крылышко… — принялась ворчать отнюдь не пожилая мадам Карина. Ей, вообще-то, едва исполнилось сорок лет, но ей с трудом можно было дать даже тридцать: стройная фигура, тёмные волосы без следа седины. Только небольшие морщинки у глаз и уголков рта выдавали её истинный возраст, и вульгарно-яркий макияж лишь подчёркивал это. - Знаешь что, малец? Ты им поди, сообщи, что девка переодевается, сейчас подвалит. А я пока её найду и притащу, — буркнула мадам Карина. Мальчик, которому частенько приходилось выполнять такие поручения, кивнул и направился в прихожую. По одному только запаху перегара было ясно – клиенты, трое мужчин, были пьяны, причём сильно. По доспехам и оружию мальчик понял, что эти трое – из городской стражи. Видимо, решили отдохнуть после смены. - Ну и где… ик… эта остроухая шлюха? – возмущался самый трезвый из них, рыжий мужик с типично крестьянскими чертами лица. Двое его товарищей тоже явно были возмущены: - А ещё, балакают, мол, лучшие шлюхи тут. Ерунда всё, вот что я вам скажу! – принялся разглагольствовать второй, постоянно запинаясь, — Вот на юге, там – да! Там девки – что надо! - Эмм… Простите, господа, за вынужденную задержку. Сейчас мадам Карина выполнит ваш заказ. - На черта нам… ик… какая-то мадама? Ты нам эту, эльфийку давай, во! – явно не понял смысла фразы третий стражник. - Она сейчас подойдёт, — терпеливо повторил мальчик. Взгляд рыжего стражника сфокусировался на подростке: - Слышь, а может, того, и этот сойдёт? - Ты, никак, одурел? Он же это, пацан, — возмутился второй. - И чего с того? У этих остроухих… ик… хер поймёшь, где кто, все они как бабы. - Только у мужиков ихних сисек нет, — подал голос третий, видимо, самый пьяный. - Простите за задержку, господа, — послышалось со стороны двери. Беспомощно оглянувшись, мальчик посмотрел на мадам Карину и Леани, стоявшую у неё за спиной. На хрупкой русоволосой и голубоглазой эльфийке было неприлично короткое, пышное платье голубого цвета. Под правым глазом темнела крупная родинка. - Нафиг нам эльфийка! Передумали мы, во! – гордо изрёк самый пьяный из троицы, — Нам вот этого! Палец стражника с неровно обкусанным ногтем указал на Рианэля. Если мадам Карина и была поражена, то виду не подала. Она колокольчиком прозвенела: - Как пожелаете, только нужно подготовить комнату. Пойдёмте, — и мадам Карина решительно увлекла за собой мальчика и его мать. - Ты с ума сошла, старая ведьма?! – возмутилась Леани, — Он мой сын, и клиентов обслуживать не обязан. - Леани, ты что, дура? Они вооружены! Попробуй ты им отказать! Ладно бы за деньги я старалась, а то! – у женщины явно не находилось слов, — Эти уроды из стражи, и они ни гроша не заплатили, мол, и так им положено! - Так выгони их! – возмутилась Леани. - Нет, ты меня послушай, остроухая дурёха! – разошлась мадам Карина, — Откажешь таким, выгонишь, как же! На следующий день целая дивизия припрётся, всех нас тут перетрахает и кишки выпустит! Сообрази ты уже! - Значит, я сама их выгоню! – упрямо тряхнула русыми волосами Леани. Мальчик молчал, понимая, что его слова не изменят ничего. Леани, отпихнув висящую у неё на руке мадам Карину, вылетела в зал: - Запомните: этот мальчик не продаётся! Он мой сын, и я не дам его тронуть! Стражники осоловело моргали пару секунд. Затем рыжий злобно протянул: - Слышь, ты, блядь остроухая! Где ты видывала, чтоб дрянная эльфийка нормальным людям приказы раздавала, а?! За… ик!.. Загордилась, никак?! Второй стражник возмутился: - Дело говоришь! Как будто блядям слово давали! Третий, поднявшись, грубо сгрёб женщину за запястье: - Сука эльфийская, — плюнув на пол, возмутился пьяница. - Чё, выблядка своего защищаешь?! – заржал рыжий, — Ща тебя слегка покромсаем, а потом и щенка твоего выпотрошим! Леани беспомощно оглянулась, но мадам Карина куда-то сбежала. Мальчик замер в дверях. - Не знаю уж, на что ещё остроухие бляди годятся, но шлюхи из них первоклассные, — принялся мять грудь женщины второй стражник. Третий удерживал Леани за руки. Женщина попыталась укусить стражника, за что немедленно получила удар по лицу: - Вот дикая тварь! Ещё и кусается! Леани ещё раз дёрнулась и крикнула стоящему в дверях сыну: - Что встал?! Беги давай! Рианэль попытался убежать, но рыжий стражник резко сжал хрупкое запястье: - Куды собрался, сучёныш?! Когда мальчик снова попытался вырваться, стражник коротко выругался и достал из ножен кинжал: - Дёрнешься – убью нахер, и не будет мне ничего! Кому остроухий сукин сын нужен?! Рианэль жалобно всхлипнул. - Глянь-ка, хнычет, — заржал рыжий, — Ну точно – все эти остроухие – бабы! Мужчина грубо разорвал одежду мальчика. Тот, сообразив, что с ним собираются делать, принялся вырываться: - Прекратите! Мне страшно! Хватит! – по-детски кричал мальчик, вывернутое запястье которого угрожающе захрустело, словно готово было сломаться. - Оставьте его, вы, выродки пьяные! – крикнула Леани, но тут кто-то из стражников отвесил ей оплеуху, и она закашлялась, сплюнув на пол кровавый сгусток. - Не трогайте мою маму! – снова закричал Рианэль. - Блядь, сказал заткнуться же! Не пищи, сучёныш! – возмутился стражник и полоснул кинжалом по лицу подростка. В первый миг мальчик вовсе ничего не почувствовал. А затем последовала вспышка боли. По лицу потекло что-то тёплое. Почему-то весь мир расплылся перед глазами, поплыв красными липкими пятнами. Стражник, не удовлетворившись достигнутым, нанёс ещё два удара. Мальчик закричал. По лицу текла кровь. Кровь заливала левый глаз, попадала в рот и на язык, оставляя солоноватый стальной вкус. Больно было настолько, что он готов был потерять сознание. Казалось, с левой стороны лица содрали кожу. Где-то сзади кричала Леани, но мальчик не мог видеть того, что там происходило. Оттуда же звучали звуки, больше похожие на звериный рык, издаваемые двумя пьяницами. - Оставьте его! – снова крикнула Леани. Рыжий стражник с силой отшвырнул мальчика, ударив его головой о стену. На пару минут Рианэль утратил способность воспринимать действительность. Словно во сне, он наблюдал за тем, как дёргается от болезненных ощущений мать, как двое стражников, удовлетворившись, начинают избивать едва живую женщину. Они не сдерживались и били изо всех сил, особенно часто нанося удары по лицу. С каждым ударом ширились кровавые цветы, расцветавшие на истерзанном теле, превращающемся в кусок изодранного мяса. Кожа лопалась под натиском железных сапог стражников, обнажая мясо и кости. Когда женщина затихла, рыжий стражник хищно притянул к себе мальчика. - Давай, и этого трахнем! Ощутив новый приступ боли, Рианэль окончательно потерял сознание. Когда тьма растаяла, мальчик тупо уставился прямо перед собой, на окровавленный пол, на мешающую алую корочку, застывшую на лице и ресницах… Чуть поодаль лежала Леани. С её лица, прежде красивого, была начисто содрана кожа. Половина головы превратилась в крановато-серое месиво, а руки и ноги были неестественно вывернуты. Шея женщины была почти раздавлена – видимо, на неё с силой наступили сапогом. Превозмогая боль, подросток подполз к телу. - Мама… мама… — монотонно повторял Рианэль, словно во сне глядя на единственный сохранившийся глаз женщины – второй лопнул и стекал по лицу желтоватой жижей, — Мамочка… Откуда-то послышался голос мадам Карины: - Нет, ну что за проклятие! Леани убили, ковры мне запачкали, ни хрена не заплатили! Ну и ну! Руки женщины оттащили мальчика от тела матери. Поставив Рианэля на ноги, мадам Карина сердито произнесла: - Поди умойся и оденься, малец! И запомни на будущее, чтоб вот так не подыхать. Итак закрыться пришлось. Ну и дела, за что ж мне такая морока! Шатаясь из стороны в сторону, мальчик вошёл в небольшое помещение, где приводили себя в порядок «девочки» мадам Карины. В углу стояла бадья с водой, а прямо над ней висело треснувшее зеркало. Мальчик, действуя машинально, принялся смывать с лица кровь. Когда он закончил, он посмотрел на своё лицо, отражавшееся в мутном зеркале. От виска до подбородка лицо рассекал тонкий порез. Другой порез шёл по лбу, и, прерываясь у брови, продолжался на щеке. Третий слегка рассекал нижнюю часть века и, пересекая второй порез, обрывался на скуле. Боли в душе уже не было. Боль – она была раньше. Теперь вместо боли осталась выжженная пустыня ненависти. - Вы сказали… запомнить, мадам Карина? – глухо произнёс подросток, продолжая смотреть в зеркало, на своё изуродованное порезами лицо, вспоминая ещё вчера весело улыбавшуюся мать, — Хорошо. Я запомню. Я буду помнить.