Ломка

Хрущевская пятиэтажка, подъезд пропах хлоркой. Вчера первый этаж засыпали порошком, чтобы перебить подозрительный трупный запах. Тощая девчонка в порванных кедах, перепрыгивая через ступеньки, мчалась в каморку под крышей. Когда-то уборщицы хранили там ведра да тряпки, а теперь за небольшую плату и скромный труд дворника там обитал паренек в черных трениках с золотыми лампасами. Несмотря на смутное прошлое и отсутствие волос на голове, парень в «адике» не казался жильцам хрущевки ни алкоголиком, ни наркоманом. - Да мало ли кого местные девки таскают, - пожимала плечами ценительница благородного спирта, старуха Марченко. Пенсионеры понятия не имели о том, что лысенький гопник – их новый сосед, а молодежи и вовсе было плевать, кто обитает за стенами съемных квартир. Легкие синяки под глазами, заштопанная куртешка. Таких в городе – треть населения. Длинный, костлявый и неуклюжий. Он напоминал ржавую телефонную вышку. - Ты звонил, просил прийти… а дверь открыта была, и я зашла. Котик, ты здесь? Девчонка несмело переступила порог чердака. Возле стенки шатался шкафчик с мылом и лезвиями. Неделю назад парень просил её принести тупой ножик, чтоб резать хлеб. За это время нож не сменил своего положения, и уже потихоньку пылился. С потолка вместо люстры свисала пожелтевшая от табака паутина. Болотный половичок был местами прожжен от незатушенных сигарет. Окна, конечно же, не было, а потому не было и света, но в углу виднелась чья-то скрюченная фигурка под одеялом. Одеяло было старательно выжрано молью. Классика жанра. Вчера ночью она предложила выпить, женственно намекая на близость. А он вздрогнул, поежился и сказал, что серьезно болен. - Чем? - Да так, печень. - Чем, отвечай! - Гепатит у меня. - Какой гепатит? - Ну бэ. Девица вспыхнула и отвесила лысенькому по щеке: - И какая «бэ» тебя заразила?! - Не было ничего. Мне кровь перелили. Отвечал он, как всегда, хладнокровно. Будто болезнь звучала отмазкой от общения с тощенькой «дранью». Дрань – было самым ласковым обращением в адрес смазливой девчонки. «Он, конечно, не красавец и, вроде, не так силен, а ведь морду за меня набить может. Да и одной быть не хочется…» - размышляла девчонка каждый раз по дороге к нему домой. А теперь она склонялась над жалким комочком в шерстяном коконе и пыталась поцеловать его или хотя бы обнять. Но комок оттолкнул её, простонал что-то грубое и забился улиткой в угол. - Прости меня за вчерашнее, котя! – девчонка всплеснула руками. - Уходи, - прорычало безволосое существо из-под одеяла. Из шерстяного укрытия показалось лицо: брови выгорели, глаза сузились от мерзких слез. - Я сказал… - хрипел дьявол, набирая в легкие адский жар, чтобы, наконец, выдать проклятие. – Свали нахуй, тупая блядь! Дрожащая рука ухватилась за синеватое девичье запястье. По этажу пронесся вопль мученицы. Бабушка Зина с пятого сделала телевизор потише и повернулась в сторону коридора. Показалось, наверно. Вот и реклама уже закончилась… «Дрань» выдернула ладонь из оков своего палача и отскочила к двери. Лысый истязатель снова стал для девчонки беспомощной начинкой дырявого одеяла, которой когда-то неудачно перелили кровь. - Тебе доза нужна, да? – её рука скользнула по поверхности шкафчика. Тупой нож исчез в сумке. За ним скрылись и лезвия. - Останься, мне очень плохо, - неразборчиво шептало что-то сквозь мягкую поверхность покрывала. Девчонка оглядела каморку. Никаких веревок. А если бы и были, то куда их цеплять? Он, конечно, не ангел, но пусть уж живет. Все-таки не бил ни разу, а однажды даже в кино провел… - У меня сигареты есть, - прошептала она, словно в подражание своему монстру. – Я тебе одну зажгу. Вдруг полегчает. Пальчики ловко вытянули из сумки красную пачку. Щелчок зажигалки, и чердак освещен. Теперь девочка ясно видела скрюченные в судорогах пальцы и больные глаза, заплывшие кровью. Она, отчего-то смущенно, подошла к лысенькому и испуганно сунула в полураскрытый, забрызганный пеной рот, мерцающую сигаретку. - Ну и хватит с тебя, - прошептала девчонка. – А то дом подожжешь. Я виновата буду. Он взвыл: - Ты в… верне-ешься? - Спи, милый. Все пройдет. Она на прощание поцеловала его в запотевший холодный лоб, и исчезла за дверью померкшей каморки.