Crazy Law

Соло медленно допил виски и опустил стакан на стол, цокнув языком. Облизнул губы, прищурился, пронизывая сидящего напротив небольшого столика Илью оценивающим взглядом. Пальцы отбивали какую-то только ему одному известную мелодию на темном дереве стола; Илья, казалось, был совершенно увлечен какой-то книгой, названия которой Соло разобрать совершенно не мог: так и не научился русскому, а ведь помогло бы — ох как помогло бы, особенно в том, чтобы подкалывать Илью его же словечками. Наполеон коротко изогнул губы в подобии улыбки, провел рукой по волосам и взглянул на часы. Становилось довольно тоскливо. — Не скучно? — он вздернул бровь и чуть подался вперед. Ровно никакой реакции. Только ресницы у русского чуть дрогнули — словно он напряженно пытался сосредоточиться на происходящем в книге. Что ж, ладно, выматывать Соло умел превосходно, к тому же — хоть какое-то развлечение. — Нам тут еще часа три сидеть, помнишь? И ты не сильно вчитывайся, знаешь, таких синими чулками называют, а синий — это почти го… — Заткнись, — коротко рыкнул Илья, бросая на него хмурый (он вообще умеет улыбаться?) взгляд, сводя брови и снова утыкаясь в книгу. Только пальцы сильнее сжали переплет. — Почти голубой, — кашлянув, закончил Соло. Он мог бы поклясться, что видел, как очертились острые линии скул на лице Курякина. Уже лучше. Еще немного, и можно будет лицезреть русского Халка в действии — конечно, Наполеон рассчитывал совсем не на это, но для начала и это сойдет. — Молчание — знак согласия, — протянул он, скользя взглядом по лицу и рукам русского. — Либо ты сейчас закрываешь рот, либо я сам тебя заткну. Потом не обижайся, если на тебя неделю ни одна девушка не посмотрит, — Илья плотнее сжал зубы, поводя плечами. В груди медленно закипала злость. Послать бы все это к черту, хорошенько навалять гребаному американцу и уйти к себе, но нет, он должен сидеть здесь, ждать непонятно чего и не выходить из номера до самой полуночи. Ах да, еще он не позаботился о том, чтобы взять что-нибудь новое — только от корки до корки прочитанный сборник Маяковского. С каждой секундой становилось только скучнее, и чертов Соло никак не мог замолчать. — Надо будет спросить у Габи, понравилось ли ей, как ты ее затыкаешь, — Наполеон усмехнулся, ртом открывая графин с виски и вновь наполняя стакан. — Послушай, может, сыграем во что-нибудь? — пытливый взгляд вновь мазнул по Илье. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять: в чтении тот не был увлечен вовсе. Значит, опять будет вести себя, как чертов пай-мальчик — только назло ему. — Уверен, тебе бы понравилось, — неожиданно ухмыльнулся Илья, откидываясь на спинку дивана. Американец решил поиграть? Что ж, хорошо. — Не думаю, что мне будет интересно играть в шахматы с тобой. — Да, я тоже не люблю выигрывать с первого хода… а как насчет, хм, «вопрос-ответ»? Все просто: если я угадал, пьешь ты, нет — пью я, — Соло проглотил колкость вместе с глотком янтаря из стакана, сощуривая глаза. Минутная стрелка едва сдвинулась с места, время тянулось отчаянно медленно, а он вовсе не любил скучные вечера — к тому же, в компании чертовски нелюдимого русского медведя. Наполеон просто надеялся, что и его тоже можно было хоть на что-нибудь да раскрутить. — Надраться накануне миссии? Иногда я удивляюсь, почему тебя вообще взяли в ЦРУ, — хмыкнул Илья, но книгу все-таки отложил: сосредоточиться на строчках было решительно невозможно — с таким-то «раздражителем», да и строчки эти давно уже въелись в мозг — не стоило перечитывать так часто. — Ты первый. В кои-то веки Соло согласился без единого пререкания, опустил руки на стол, пальцами снова выстукивая определенный ритм, вглядываясь в лицо Ильи — словно и правда пытаясь хоть что-то прочитать. Курякин смотрел на него так, словно вот-вот был готов зайтись в приступе издевательского смеха. Абсолютно ничего. Соло наморщил лоб, отстраняясь. А потом бросился с места в карьер — наверное, от русского и понабрался, черт бы его побрал со всей его прямолинейностью. — Девственник? — Пей, — Илья вздернул бровь, откупоривая почти полную бутылку с водкой, наполняя чистую стопку и с легким кивком протягивая ее Наполеону (надо же, какая забота). — И ни слова про железный занавес. — Я, в общем-то, и не собирался напоминать тебе о твоем тяжелом прошлом, — Соло спрятал насмешливую улыбку в уголках губ при виде того, как дернулась протянутая рука, с легким волнением отметил, насколько теплыми были пальцы Ильи, а потом залпом опустошил стопку, морщась и тяжело выдыхая. Чертовы русские. — Твою мать, как вы вообще это пьете? — Спасибо за заботу. А теперь, — Илья скользнул взглядом льдистых глаз по как всегда безупречному костюму Соло, на мгновение задержался у глаз и почему-то даже губ, — ты костюм под цвет глаз подбираешь, или?.. — Твоя очередь, — Соло подтолкнул графин к русскому, не утруждая себя работой бармена. — А что, я для тебя… — он запрокинул голову на спинку дивана, томно выдыхая, на самом же деле едва сдерживая смех, — больше, чем просто напарник? — Не обольщайся, ковбой, — с ударением на последний слог пробасил Илья, в несколько глотков уничтожая все, что было в стакане, даже не морщась (робот, а не человек, в который раз подумал Соло). — Просто вдруг мне все же придется тебя затыкать, а тебе, оказывается, просто с любимым цветом не повезло… — Ты чертовски плохо целуешься, — не то спросил, не то заявил Соло. Игра начинала принимать довольно-таки опасный оборот, черт, казалось, к этому вечеру с выпивкой и грязными шуточками с первой же секунды и покатилось их знакомство, но все же привыкнуть к такой развязности Ильи было сложно. Что, черт подери, случилось с вечно угрюмым большевиком? Наполеон не знал, вряд ли хотел знать, но это было интересно. Даже более чем. Сейчас же просто нужно было проверить, насколько далеко они зайдут и как скоро опьянеют. Он усмехнулся, крутя в пальцах граненый стакан, подаваясь вперед. — Пей, — с безоговорочной полуулыбкой велел Илья. — Не-а. — Хочешь проверить? — Хочу, — резко, отрывисто бросил Соло, хищно сощурив глаза, впившись взглядом в насмешливый изгиб чужих губ. — Борюсь с желанием раскрыть тему ковбойства, — хрипловато протянул Илья, медленно поднялся на ноги, обошел вкруг стола и склонился над Соло, бесцеремонно ставя колено между его ног и грубо хватая за (мгновение назад идеально уложенные) волосы, заставляя запрокинуть голову. Наполеон тихо зашипел, не отводя взгляда; Илья коротко облизнулся, а потом прижался губами к его, сразу же цепляя зубами, ощутимо потянул на себя, глубоко толкнулся языком внутрь, обводя кромку зубов, небо, рукой жестче стиснул темные волосы. Вторая рука легла Соло куда-то на талию, и тот едва не задохнулся оттого, как собственнически пальцы сжали кожу, глухо выдохнул в поцелуй, шире приоткрывая рот и с силой прикусывая губы Ильи, покорно впустил язык, накрывая его своим. Отдавало дорогим виски, дешевой водкой и еще лимоном. Целовались они долго, грубо и едва ли сдержанно; Курякин, наверное, выдержал бы еще пару минут, а вот в легких у Соло воздух заканчивался просто катастрофически. Тяжело вдохнув немного воздуха, он попытался отстраниться, толкая Илью в грудь. Тот словно бы не заметил, только перехватил рукой за шею, не давая вырваться, весьма болезненно прикусил нижнюю губу, с каким-то отчаянием в глазах ощутимо его встряхнул и только потом отстранился, ловя сбитое дыхание, садясь на столик и вытирая губы тыльной стороной ладони. — Убедился? — выдохнул русский, пристально смотря на напарника и моргая чуть чаще, чем следовало бы. — Мм… не распробовал, — едва пригладив взъерошенные волосы и переведя дух, в таком же насмешливом тоне, как и раньше, проговорил Соло. Что ж, большевику нужно было отдать должное: целовался он просто блядски хорошо. Наполеон, в общем-то, и не против был продолжить, но по лицу Ильи можно было прочитать только одно: либо он сейчас ему врежет, либо просто уйдет и снова станет угрюмым занудой едва ли не до конца своих дней. Однако, даже лучший агент ЦРУ иногда в людях ошибался, и этот случай исключением не стал. Курякин криво усмехнулся, словно принимая условия игры, резко схватил Соло за отвороты пиджака и снова притянул к себе, сминая влажные еще губы, снова сталкивая языки и зубы в совершенно неравном бою — американец, в конце концов, сдался под бешеным натиском, разомкнул губы и закрыл глаза, разжав пальцы, до того крепко цеплявшиеся за стальные руки русского. Илья несколько раз грубо прикусил и без того уже искусанные губы, с готовностью ловя тихое шипение в поцелуй, чувствуя, как ощутимо потянуло внизу живота от одного такого, слишком уже несдержанного. Чудесно. Через пару часов к ним должны были прийти Честертоны — а они, кажется, собирались сделать это прямо в чертовом гостиничном номере при условии, что все это сейчас могли просматривать абсолютно не те люди. Соло подался вперед, прижимаясь еще ближе, обвивая руками сильную шею. К черту Честертонов. Русский медленно отстранился, тяжело опускаясь на диван, так, что бедра их соприкасались слишком явно, чтобы этого не замечать. Наполеону, казалось, все было мало: он проводил разочарованным взглядом губы русского и, опустив его еще ниже, значимо ухмыльнулся одними уголками губ. По правде говоря, в собственных брюках становилось теснее с каждой секундой, но он только коротко прикусил саднящую еще губу и сильнее сжал подлокотник кресла в пальцах, закидывая ногу на ногу. — Сделаешь все сам, или мне нужно вставать? — Илья вздернул брови и вопросительно-нетерпеливо взглянул на всю эту «гору» одежды, как про себя окрестил костюм напарника. Ответом ему послужил только нечитаемый, но абсолютно порнографический взгляд синих глаз. — Что сделаю? — Соло будто бы непонимающе склонил голову, в который раз уже открыто провоцируя русского. — Ясно, — рыкнул Илья, рывком вздернул американца на ноги, протащил за собой несколько шагов и ощутимо швырнул о стену — у Соло на секунду в глазах потемнело, с такой силой в дерево впечатались лопатки. Доигрался. Ладно. Он скользнул губами по острой скуле, уткнулся в шею, с силой — в отместку за чертову грубость — прикусил кожу, потянув на себя и никак не желая отпускать. Ответом ему стал только глухой рык где-то над правым ухом, и болезненно дернувшие галстук руки. Илья снова прижал его к себе, целуя медленно и еще более грязно; через пару мгновений пиджаки обоих валялись на полу, с рубашки Соло сорвалось несколько пуговиц, а сам он нетерпеливо тянул плотную ткань водолазки Курякина. Отстраниться все-таки пришлось: упершись ладонью в широкое плечо, Наполеон чуть наклонился, избавляя обоих от оставшейся ненужной одежды, в следующее мгновение возмущенно выдыхая Илье куда-то в растрепавшиеся пшеничные волосы, чувствуя, как чужие зубы с силой кусают ключицу, а руки до синяков сжимают грудь, бока и бедра, скользя все ниже, но не касаясь уже так болезненно стоящего члена. Чертов русский. Соло неловко скользнул взглядом вниз и тихо зашипел — горячие, просто блядски горячие губы коснулись шеи. Он сглотнул: двадцать, а то и все двадцать пять — со здоровяка станется, не зря с Габи по утрам улыбка не сходит. Твою мать, это же реально много, он же потом неделю нормально сидеть не сможет. В голове почти зазвучал язвительный голос Ильи: раньше надо было думать, ковбой. Вдруг сильные руки с силой дернули его ноги на себя, приподнимая над полом, истекающая смазкой головка члена Ильи прошлась по плотно сжатым мышцам. Соло тихо зашипел, откидывая голову на стену. Он что, правда собирался трахнуть его без смазки? Наполеон едва удержался от очередной шутки про железный занавес, уткнулся губами в ухо Илье, сильно прикусил мочку, заставляя обратить внимание на себя. — Если ты вообще хочешь когда-нибудь повторить, возьми гребаную смазку, — прорычал он, тут же срываясь на тихий всхлип: Илья все-таки коснулся его члена, оборачивая вокруг ладонь, и мягко двинул несколько раз, на пробу, ухмыляясь от одного вида Соло, закусившего губу, впившегося ногтями ему в предплечья. — В кармане брюк. — Раньше сказать не мог? — рявкнул Илья, все-таки отпустил, но ладонь с живота не убрал, прижал только сильнее, через несколько секунд уже поднялся обратно, неловко выливая едва ли не полтюбика смазки на пальцы, снова закидывая ноги Соло себе под руки, бегло коснулся ладонью его члена (тот сильнее прикусил губу, двинув бедрами навстречу) и грубо протолкнул внутрь два пальца. Наполеон выгнулся: больно, до самых искр в глазах ударяясь затылком о стену, забился в сильных руках, сощуривая глаза, чтобы не заплакать. Твою мать. — Это кто еще здесь девственник, — протянул Илья, вгоняя глубже, проходясь зубами по скуле и губам Соло. — Отъебись, — простонал Наполеон, потянулся к губам русского, с силой впиваясь в мягкие губы, чтобы только не было так больно, царапая ногтями широкую спину, зажмурился и громко выдохнул, чуть толкаясь бедрами навстречу пальцам, чувствуя, как растекается по всему телу боль. Не слишком церемонясь, Илья еще сильнее вжал его в стену, добавляя третий палец и сразу же вталкивая до костяшек, заглушая громкий вскрик Соло ладонью, прищурил глаза, смотря за тем, как расширились его зрачки, сгибая и разводя пальцы внутри. Обхватил ладонью прижимавшийся к животу член, медленно дроча Наполеону в ритм толчков, заставляя хрипло стонать не то от боли, не то удовольствия. Через пару минут пальцы уже свободно, с влажным хлюпаньем заполняли Соло. Черт, это звучало так нереально пошло, что даже всегда бледные щеки покрылись легким румянцем, а Илья словно не замечал, вжимаясь только сильнее и осыпая мягкую кожу укусами и поцелуями везде, куда только мог дотянуться. Дразнить он тоже умел превосходно, доводя всегда такого холодно-отстраненного Наполеона до исступления, до черных точек перед глазами, до отчаянного желания чувствовать в себе что-нибудь больше пальцев. Но Илья не делал ровно ничего, о чем так настойчиво просил совершенно мутный взгляд голубых глаз, словно ждал, пока Соло попросит сам, пока с холеного американца не слетит вся чертова спесь и напыщенность. Дождался. — Давай уже, большевик, — не выдержав, глухо выдохнул Наполеон русскому куда-то в шею, не в силах больше ждать, обхватывая собственный член поверх его руки, дроча себе еще быстрее и резче, ежесекундно облизывая беспрестанно сохнущие губы. — Давать что? — абсолютно невозмутимо проговорил Илья, тоже чуть держась от того, чтобы прямо сейчас не засадить гребаному ковбою по самое дальше некуда, чуть вздергивая подбородок и добавляя четвертый палец, заставляя Соло крепче стиснуть зубы, чтобы не застонать в голос. — Трахни меня, — тот вцепился пальцами в волосы русского, оттянул назад, чтобы лучше видеть лицо, будучи готовым прямо сейчас ударить его по насмешливо изогнутым губам. Какого черта вообще творилось? Соло никогда бы не мог подумать, что когда-нибудь будет его умолять — да еще и о чем. Блять. — Извини, что? У меня со слухом плоховато после твоей музыки, знаешь, — с издевательски печальным выражением лица заявил Курякин, пряча ухмылку, уже до самых синяков сжимая бедро Наполеона. — Я сказал, трахни меня прямо сейчас, чертов ты придурок, — рвано зашипел Соло Илье прямо в рот, сцепив руки в замок за сильной шеей. Большего приглашения Курякину и не требовалось. С до ужаса неприличным звуком он вынул пальцы, заставляя Соло разочарованно выдохнуть, крепче перехватил его ноги руками, приставил ко входу головку и вошел до самого основания, за бедра насаживая его еще глубже, заглушая чертовски громкий стон языком, не давая Наполеону даже вдохнуть. В глазах темнело просто отчаянно — у обоих, а кислород словно вмиг выкачали из комнаты. Соло захрипел, забился в его руках, сдирая кожу на лопатках с каждым толчком, грозя раскроить себе череп на затылке и всем телом чувствуя эту блядскую заполненность. Боль была просто адская — он предполагал, понимал, но не думал, что больно будет настолько. Какого черта он вообще связался с гребаным большевиком, а секунду назад еще умолял ему вставить? Блять. Наполеон обвил ногами талию Ильи, сквозь тянущую боль прижимаясь ближе, откидывая налипшие на лоб темные пряди, тяжело выдыхая ему на ухо и до боли цепляя пальцами мускулистые плечи. Мысленно он пообещал себе, что в следующий раз обязательно будет сверху, обязательно покажет чертовому русскому, как это больно — но воображение упорно рисовало его самого верхом на члене Курякина. Блядство. — Знаешь, вот так на первый взгляд и не скажешь, что ты лучший агент ЦРУ, — хрипло пробормотал Илья, вцепляясь в узкие бедра и насаживая Соло глубже, громко и часто выдыхая от застилавшей глаза похоти. — Больше похож на какую-нибудь шлюху из того бара, помнишь? Видел бы только ты себя сейчас, — он сорвался на хрип, ускоряясь, оставляя очередной лиловый засос на влажной шее, перехватил руки Соло своими и стальной хваткой прижал запястья к стене, переплетая пальцы с его и не давая отстраниться. — Пошел к черту, — задохнулся в очередном стоне Наполеон, с силой дернулся, пытаясь освободить запястья. Получилось плохо — просто из рук вон плохо, шевелиться теперь можно было только в вертикальной плоскости. Илья, кажется, матерился: громко, отрывисто выплевывал какие-то слова — русский, наверное, подумал Соло; ему определенно нравилось. Он закусил губу, крепче уткнулся лбом Илье в ключицу и двинул бедрами навстречу резким толчкам, ощутимо сжимая мышцы. Илья охнул, протяжно застонал, запрокидывая голову кверху, выйдя почти полностью и снова толкнувшись, едва не теряя сознание оттого, как Соло удерживал его внутри, вбивался коротко и мощно, не давая ни мгновения на передышку. Русского было много, просто слишком много — везде, черт возьми. Когда грубая ладонь опустилась на его член, Соло выгнулся, почти слыша хруст собственных костей, нетерпеливо толкнулся в руку, чувствуя, что совсем скоро кончит, вжался всем телом в Илью. Насадился еще глубже — тогда член внутри задел простату, заставляя картинку перед мутным взглядом двоиться и троиться в глазах, пальцы — отчаянно царапать ладонь и спину Курякина. Наполеон вновь убрал с глаз взмокшие пряди, позволяя Илье трахать себя еще быстрее, дрочить — тоже быстрее. Блять. Он определенно мог назвать это лучшим сексом в своей жизни. Еще несколько болезненных толчков, сопровождающихся неимоверно пошлыми шлепками плоти о плоть, и Соло все-таки ударился затылком о стену, зажмурил глаза и с отчаянным стоном кончил, забрызгав теплым семенем им животы. Илья вбивался в него с той же силой, словно не заметил (в голове опять мелькнула мысль о человеке-роботе), вот только на губах белым осела пена, а зрачки расширились настолько, что едва можно было разглядеть цвет глаз. Чертов маньяк. Казалось, с каждым толчком можно было видеть, как головка упирается Соло в живот, твою мать, крышу от этого сносило просто безжалостно. В течение нескольких следующих минут Наполеон только и делал, что сжимал член внутри себя мышцами, словно не отпуская, подаваясь бедрами навстречу и просто не веря, что можно было держаться так долго. И вот, наконец, Илья свел его запястья у них над головами, другую руку требовательно, до алых следов сжал на горле, а потом кончил прямо внутрь. Ощутимо встряхнул еще раз, хрипло застонал и помотал головой, выскальзывая из растраханного тела и скатываясь на стену. — Твою мать, ты что, забыл… — начал было возмущаться Соло, чувствуя, как течет по внутренней стороне бедра теплая сперма, отчаянно пытаясь поймать сорванное дыхание и хоть как-то отдышаться, но и этого договорить Илья ему не дал. — Не волнуйся, не залетишь, — хмыкнул он, облизывая губы и тоже дыша чертовски тяжело. Точно понравилось. — Еще раз ты… — Еще раз? — переспросил Илья, насмешливо приподнимая брови. Врезать ему захотелось с новой силой. Но это все-таки было не самой лучшей идеей в разговоре с двухметровым здоровяком, который, к тому же, спокойно мог трахнуть его еще несколько раз — до прихода Честертонов оставалось около полутора часов. — Слушай, а это ты так, — Соло сделал неприличный жест рукой, — у любимчиков своей мамаши научился? — Заткнись, — Курякин тут же вскинулся, утробно зарычал и в секунду схватил Наполеона за горло, сощуривая глаза и бросая на него прямо-таки убийственный взгляд. — Заставь меня, — ухмыльнулся тот, небрежно поводя плечом. — На колени, ковбой. — велел Илья, крепче стискивая почти стальными пальцами шею Соло. Чертовы полтора часа.