Good Again

Стоило мне взглянуть на свои пижамные шорты, как я тут же мысленно предалась самобичеванию. О чем я вообще думала, когда собирала вещи в рюкзак? Неужто сложно было захватить тогда с собой что-нибудь поинтереснее? В итоге, вместо этих мешковатых шорт и майки я нашла другие, более облегающие и более лестные для моей фигуры, и снова переоделась. Сердце в груди так и бухало. Заслышав звук воды, я тут же представила себе Пита под душем, с мокрыми, непослушными волосами, прилипшими к лицу... Капли стекают по подбородку на светлый пушок на груди. тонкие ручейки бегут вдоль его шрамов, на плоский живот, и еще ниже… Я была на взводе, и мне пришлось успокаиваться, проводя рукой по волосам. Свет в спальне казался таким ярким, что я его выключила, и потом рыскала в потемках, чтобы нашарить ночник на подзеркальнике. Откинув покрывало, я юркнула в постель. Сдернула с себя одеяло, потом снова укрылась, и опять из-под него выбралась. Попыталась найти завлекательную позу: закинутые за голову руки, чуть согнутые колени — на бок, но потом руки вернула на исходную, и ноги меня задеревенели. И я плюхнулась на подушку, сама не своя от досады  — быть сексуальной мне никогда не давалось. Я припоминала некоторых девчонок в школе, которые болтали о мальчишках с редкостным знанием дела и знали толк в процессе соблазнения. То, как они накручивали на палец локоны и как шушукались в присутствии представителей противоположенного пола. Сама же я тогда не уделяла подобным разговорам ни капли внимания и теперь была готова растерзать себя за прежнее пренебрежение ими. Услышав, что вода перестала течь, я так все внутренне напряглась, будто проглотила камень. Мне вспомнился разговор с Цинной еще на первых Играх, когда я усомнилась, что могу понравиться спонсорам. — <i>Мне ты понравилась, — сказал он мягко.  — Это потому, что я не старалась, — парировала я с обидой.  — Вот именно. Просто будь собой, — успокоил он меня. </i> О, Цинна, с чего же мне начать? Негромкий стук в ванной и звук открываемой двери дали мне знать, что мое время на подготовку вышло, и мне только и оставалось, что быть самой собой: капризной, угрюмой и неуверенной в себе. Пит вошел в спальню и, оставив сложенную одежду на стуле, присел на кровать. Почти бесшумно отстегнул протез и потер ногу, прежде чем залезть под одеяло. А я так нервничала, что была уверена: стоит мне на него броситься, и я все порушу. Повернувшись, он нежно притянул меня к себе, сильные руки так легко управлялись с моим маленьким телом. Поцеловал меня и прижался к волосам, глубоко вдохнув в себя мой запах.  — Ух ты, как здорово ты сейчас пахнешь, — сказал он.  — А как я пахну всё остальное время? — спросила я не без подкола.  — Как лето, — просто ответил он. Мы погрузились в молчание. Изо всех сил пытаясь расслабиться, я не могла отвлечься от того, как от его прикосновения по моей коже бегают мурашки. В ушах все громче стучало, да так, что мне казалось — бешеный стук моего сердца слышно и на другом конце комнаты. Чуть погодя Пит приподнял голову с подушки и посмотрел на меня.  — С тобой все хорошо? — спросил он. — Ага, я в порядке, — едва смогла выдавить я. Он взял в руки мое лицо и пристально стал его изучать.  — Китнисс, если ты беспокоишься об этом репортере, то это зря. Не думаю, что он сюда еще заявится…  — Вот уж о ком я точно не думаю, — пробормотала я.  — Тогда, — продолжил зондировать почву Пит, — о чем же ты думаешь? Мне понадобилась пара секунд, чтобы набраться смелости для откровенного ответа.  — О тебе. Мне явно удалось застать его врасплох, так он был удивлен.  — Обо мне? В смысле? Я подняла на него взгляд. Его лицо было так близко, что я ощущала на себе его дыхание. Покачав головой и положив ладони на его затылок, я потянула его к себе и поцеловала в губы. Пит замер.  — Китнисс, что происходит? Я повернулась так, чтобы быть к нему еще ближе, чтобы моя грудь прижалась к его груди, а бедра — к его бедрам. И сделала следующую попытку, запечатлев на его губах еще один поцелуй, уже гораздо более настойчивый. И его губы мне ответили, но он явно все еще колебался. Меня же терзало желание большего. С ним.  — Пожалуйста, Пит, не заставляй меня умолять, — простонала я. Он посмотрел на меня так, как будто тщательно про себя что-то взвешивал. А я меж тем гладила его кончиками пальцем по уху, снова и снова нежно теребя мочку, и все еще ждала ответа. Все мое существо знало — мне нужно его дождаться. Его голова резко дернулась, как будто бы он набрался решимости, и потом все его тело напряглось, он пристально на меня посмотрел. И, наклонившись ко мне, он поцеловал меня так нежно, как будто этот поцелуй мне снился. Как будто это вновь был наш самый первый поцелуй. Я никогда не отличалась терпением и выдержкой, но Пит так касался меня, что мне самой вдруг захотелось ждать. Из его груди вырвался неровный вздох и он припал ко мне, долго и трепетно меня вдыхая. — Я мечтал об этом с тобой с тех пор, как мне исполнилось 12. И занимался с тобой любовью в моих фантазиях тысячи раз тысячью способов, — от этих слов что-то внутри меня, будто пружина, судорожно и сладко сжалось. — Теперь же, когда ты здесь, я просто не знаю с чего начать.  — Давай начнем с начала. Ведь с этого все и начинается, — прошептала я. — Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне восемнадцать лет. Я из Двенадцатого Дистрикта. Я дважды побывала на Голодных Играх. Дистрикт Двенадцать разрушили. Я была Сойкой-пересмешницей. Я потеряла сестру, Примроуз Эвердин. Ко мне не вернулись моя мать и товарищ по охоте. Я сошла с ума. Теперь я живу в Двенадцатом. И влюблена в Пита Мелларка. Он — моя половинка, — я замолчала, ожидая его ответа. Губы Пита обмякли, он тяжело, прерывисто дышал. - Я, эээ, Пит Мелларк. Мне восемнадцать лет. Я тоже из Двенадцатого Дистрикта. Я влюблен в Китнисс Эвердин с тех тор, как мне было пять. Я дважды побывал на Играх. Дистрикт Двенадцать разрушили. Всю мою семью убили. Капитолий взял меня взял меня в плен и охморил. Меня запрограммировали убить Китнисс Эвердин. Я сошел с ума. Теперь я живу в Двенадцатом. И я люблю Китнисс Эвердин. Всегда буду её любить. Улыбнувшись ему краешками губ, я притянула его, чтобы вернуть тот самый идеальный поцелуй. И, больше не теряя времени на раздумья, Пит крепко обхватил меня, и принялся покрывать поцелуями мое лицо, нос и глаза – так, как я сама делала, когда он был в пучине своих кошмаров. Когда же его губы вновь накрыли мои, его поцелуи стали уже совсем другими, настойчивыми, глубокими, и у меня от них кружилась голова. Я тянулась им навстречу и впитывала в себя их невероятный вкус, его вкус. Прогибалась под ним всем телом, пытаясь еще больше сократить расстояние между нами, я непрерывно издавала те негромкие звуки, которые прежде меня так смущали. Забравшись ему под рубашку, я неловко попыталась её снять. Он же явно был настолько ошарашен, что вдруг отстранился, выставив вперёд руки. — Так, дай мне минутку, — сказал он, присел на кровати и снова пристегнул свой протез.  — Что ты делаешь? — спросила я. Покончив с ногой, Пит снова повернулся ко мне и обхватил меня.  — Для того, что я хочу сделать, мне нужна нога. Мои губы безмолвно замерли в форме буквы «О», но затем я села и вновь его поцеловала, пробежавшись языком по его мужественному подбородку. Нежно повернув его голову на бок, так, чтобы дотянуться до его шеи, я нашла языком его огненные шрамы и прошлась по всем местам, где они рассекли его кожу. Пит задрожал, когда я следуя за линией его ожогов спустилась к его плечу, и остановилась, чтобы смаковать кожу на его бицепсе. Я жаждала вобрать в себе все его шрамы, каждый из них, чтобы они стали и моими. Дорожка  обожженной кожи привела меня к его ладони, которую я тоже жарко поцеловала, прежде чем приняться за его пальцы. Его руки пахли сахаром и ванилью, и, охваченная жарким желанием владеть им, я взяла в рот кончик его указательного пальца и слегка пососала, прихватив зубами подушечки пальцев. В ответ он судорожно втянул в себя воздух, и я ощутила, как другая его рука двигается вдоль моей голени. То же самое я проделала с каждым из его пальцев, а затем осторожно опустила его ладонь, чтобы спрятать губы в ямочке у него на шее, где его тоже лизали огненные языки. Вновь следуя за линиями шрамов, я добралась до одного из его сосков, лизнула его и тоже слегка пососала. Мне было невдомек — нравится ли это Питу, но его реакция придала мне уверенности, что я взялась за дело правильно, так что повторила это и со вторым соском. Его руки больше не гладили меня с легкостью перышка, теперь они были настойчивы. Он наклонился меня поцеловать, и его ладони оказались под моей майкой, все мышцы ныли от напряжения, от того, как сильно я была ему нужна. Я разрешила снять её с себя, и замерла, давая ему себя рассмотреть. Мне было не по себе из-за шрамов, и я хотела прикрыть грудь, но его руки мне не дали.  — Ты так прекрасна, — прошептал он. Я подняла руку, чтобы коснуться его нижней губы, и он поймал ее ртом, и стал ее влажно ласкать, как я сама только что ласкала его руку, и у меня по позвоночнику пробежал сладкий холодок. Начав с моего плеча, он заскользил руками по бокам, по животу. А потом двинулся вверх и, добравшись до моей груди, остановился, чтобы уложить меня на спину. Потом он снял с меня шорты и куда-то отбросил их, так что я осталась в одном белье. Устроившись между моих согнутых ног, он благоговейно провел руками по лодыжкам и бедрам. Пальцы гладили чувствительную кожу на пояснице и животе и замерли лишь когда он вновь добрался до моей груди. От охватившего его смущения он был не в силах двигаться дальше. И я, чтобы приободрить его, сама взяла его руки и положила прямо на выпуклости грудей, невольно вздохнув от удовольствия. Я и представить себе не могла, что от прикосновения его теплых ладоней мне будет так хорошо, что острые разряды чувственного электричества будут пронзать меня всю, до кончиков пальцев. Это было так хорошо, что я подалась навстречу его рукам, поощряя. И он нежно сжал, и очень осторожно стал мять соски, так, будто мог этим причинить мне боль. Вскоре к кончикам пальцев присоединились его губы, он ласково потер ими мою грудь, потом стал нежно её посасывать. Я начала под ним извиваться от невысказанного вслух желания, и в сокровенной глубине моего тела что-то замурлыкало сладкую песню. Издав долгий блаженный стон, я крепче прижала к себе голову Пита, умоляя не прекращать того, что он делал со мной. Мне хотелось двигаться вперед, но я не была уверена — как именно это делается. Его губы занялись мой второй грудью, руки вернулась к первой, и эти прикосновения были так чувственны, что уже почти невыносимы. Теперь он стал настойчивее, обретя уверенность и распалившись, он сосал сильнее, захватывая ртом столько моей плоти, сколько в него вмещалось. Пульсация между ног стала такой невыносимой, что это было даже болезненно и отвлекало. Он оторвался от меня и горячо поцеловал в губы. Теперь это был отнюдь не хорошо мне знакомый нежный Пит, но выпущенный на свободу сгусток пылающей страсти, который мог поглотить меня, сжечь меня до основания. И я, обхватив его, сцепила руки у него на поясе, рванула к себе и обвила ногами, чтобы он сделал со мной это. Его поцелуи уже оставляли кровоподтеки, рука безжалостно мяла мою грудь, но я была без ума от этих сильных ощущений. Он отстранился, чтобы сорвать с меня белье, остановился, чтобы вдохнуть мой интимный запах, и снова жадно пожрать меня глазами. Он был как дикарь, грудь его вздымалась, когда его руки пробежали по мне и пальцы нежно забрались туда. Он с трудом сглотнул и прошептал:  — Такая мокрая… — и засунул в меня один палец, не переставая на меня пристально смотреть тёмным от желания взглядом. За все годы охоты на меня ни разу не смотрели такие дикие глаза, как в этот момент. И я схватилась обеими руками за простыни, почувствовав нечто столь интимное. Его глаза все еще наблюдали за мной, когда он сунул в меня еще один палец. Ощущение было восхитительным, хотя я чувствовала себя при этом ужасно уязвимой. Я больше не могла этого вынести и сжала его руку ногами от смущения. Он мягко извлек из меня пальцы и снова раскрыл мои ноги. Я уже вся дрожала от нетерпения и чуточку от страха. Немного неловко из-за своего протеза он снял с себя шорты, и выскочившая оттуда эрекция со всей примитивной очевидностью подтвердила дикую остроту его желания. Дрожа и хныкая от накатившей на меня невыносимой потребности, я протянула к нему руки, уже умоляя.  — Пожалуйста, Пит, — простонала я. Нависая надо мной, он опустил голову, чтобы впиться поцелуем мне в губы. И я почувствовала как он прижался к самому сокровенному моему месту. Пит резко втянул в себя воздух и испустил протяжный стон, начав тихонько тереться об меня. Теперь, без одежды, ощущения были такими острыми, что у меня от них крутило пальцы ног. Там, где он меня касался, были участки, где ощущения от прикосновений были особенно пронзительными, невероятными, и у меня уже от них почти срывало крышу. Пит целовал меня яростно, и у меня уже саднило губы, но это было так здорово, что я меньше всего мне хотелось, чтобы он остановился. В какой-то момент его движения дали мне знать, что он пытается в меня войти. Но миг он снова стал прежним, сдержанным, и, прижавшись губами к моей щеке, прошептал:  — Помоги. Понадобилось некоторое усилия с моей стороны, но я постаралась сделать все, чтобы его направить, прежде чем почувствовала его внутри. Меня застало врасплох ощущение наполненности, слишком сильное, чтобы я могла испытывать от него комфорт, и я выразила свой шок так громко, что он чуть не выбил его из колеи. Он тут же подался назад.  — Я сделал тебе больно?  — Все хорошо, Пит. Вернись, — Пит дышал тяжело, и на этот раз старался сделать все гораздо медленнее. Я снова ощутила тот же болезненный щипок, но закусила губу, чтобы снова не закричать. Все мое тело завыло и напряглось от боли, и он это почувствовал и снова замер.  — Китнисс, мы можем остановиться. Я не хочу причинять тебе боль. Я замотала головой и, вдохнув поглубже, выгнулась ему навстречу, продираясь сквозь обжигающую боль. И, опуская бедра, я атаковала его, заставив упасть на меня и похоронить себя во мне. Я застонала, задыхаясь. Пит пристально наблюдал за мной, убирая мокрые волосы у меня со лба, и ждал, когда я снова буду готова принять его. Запечатлев на моих губах долгий, томительный поцелуй, он заскользил губами по моей шее. А когда снова на меня взглянул, он прошептал:  — Я постараюсь, чтобы тебе было со мной хорошо. Мне было невдомек, имеет ли он ввиду сейчас, или вообще, но, как бы там ни было, я ему верила, ведь мне уже было с ним хорошо. И я расслабилась и потянулась к нему. Болезненное жжение так никуда и не исчезло, но за ним крылось другое ощущение, которое заставляло меня задыхаться от блаженства. Пит принялся медленно двигаться внутри меня, и из его горла вырвался низкий рык:  — Как же в тебе хорошо. Он с шумом втянул в себя воздух. Приподняв бедра, я пыталась нащупать ритм — и вскоре я, пусть и неуклюже, медленно, но все же задвигалась вместе с ним, теряясь в ощущении того как он раз за разом подается назад, чтобы вновь и вновь войти в меня. Обхватив его спину, чтобы тесней прижаться, я вновь его поцеловала, помогая обрести еще одну точку опоры, и почувствовала, как его движения ускорились. Его лицо исказила гримаса сожаления, он досадливо затряс головой:  — Прости, но долго я не продержусь. Я лишь кивнула, полностью сосредоточившись на ощущении его внутри себя. Прежнее чувство, что нечто сладко, будто пружина, сжимается внизу живота, которое росло, пока меня не отвлекла боль от его проникновения, стало понемногу возвращаться. И я принялась стонать от удовольствия, особенно когда он снова нашел губами острую вершинку моей груди и стал её посасывать. Блаженные ощущения тут и там были определённо связаны, и я умоляла его не останавливаться. Он начал прерывисто дышать, не отрываясь от моей груди, его руки судорожно сжимали простыни. На меня капал его пот, и я, упиваясь этим, не удержалась от того, чтобы размазать его по своим грудям. Он посмотрел на это мое движение безумным взглядом и вновь впился в мои губы. В момент, когда я запустила одну руку в его влажные волосы, а другой взялась за ягодицы, прижимая его к себе, внутри меня сверкнула вспышка, мелькнул какой-то импульс. И я потеряла себя, едва дыша, громко и пронзительно, диким голосом выкрикивая его имя. Я все еще кричала, когда он накрыл мои губы ожесточенным поцелуем. Он прикусил меня за плечо, его движения стали бешеными. Пружина в моем животе вдруг разжалась, и мое тело самой собой выгнулось дугой. Он пристально наблюдал за тем, как я то ли кричу, то ли стону его имя, а нижнюю часть моего тела сводят яростные судороги. Весь мир будто растаял, каждый мой мускул трепетал. Для Пита это было уже слишком, и он сдался, лицо исказилось агонией, и звук, похожий на животный рык слетел с его губ, когда он напрягся внутри меня и следом взорвался, и всё внизу моего живота затопило теплой влагой. Он еще несколько раз в меня толкнулся и затих. Потом Пит осторожно повернул нас обоих, все еще не выходя из меня, так, что мы оказались лицом к лицу, тяжело дыша, сплетаясь руками и ногами. Только тогда он из меня выскользнул. Я чувствовала, как влага стекает у нас по ногам, по простыням, но мы все еще были вместе, и нас это совершенно не заботило. Поразительно, насколько я была растворена в нем в этот блаженный миг. Мы просто лежали в объятиях друг друга, не прекращая томных ласк. Я не могла припомнить, чувствовала ли я прежде себя когда-либо настолько цельной, настолько в гармонии со всей Вселенной. Пит наклонился к моему уху и нежно прошептал:  — Ты меня любишь, правда или ложь? И я, коснувшись его щеки, ответила:  — Правда.

***

Я все еще лежала в полудреме, поигрывая волосками на его груди, чувствуя невероятное довольство и насыщение, но меня жестоко выдернуло из этого состояния то, что Пит вдруг тихо встал с кровати. Когда я уже готова была зарычать на него с досады, я вдруг поняла, что он ходил в ванную за теплым влажным полотенцем. Учитывая, что все вокруг меня оказалось влажным и липким, я должна была бы сказать ему «спасибо». Без лишней настойчивости, он осторожно и глубоко обмыл меня, вытер мне ноги и живот, и уже собирался отдать мне полотенце, когда я заметила исказивший его черты ужас.  — Китнисс, я сделал тебе больно! Взглянув на то, куда он, бледный как полотно, смотрел с таким испугом, я вынуждена была признать: крови оказалось несколько больше, чем ожидалось. Я даже думала, что после всего, что со мной случалось на охоте, на Играх и на войне, мне уже нечего терять. И все-таки это было ничто в сравнении с кровопотерями, которую нам обоим довелось пережить на арене. Смущаясь, я поспешила объяснить: — Пит, так и должно быть, когда женщину лишают девственности. Моя девственность меня ни капли не заботила. Когда твоя мать — лекарь и постоянно имеет дело со всеми видами недугов людской плоти, врачуя пациентов на глазах у дочери, это срывает покров тайны со всего, что связано с процессом общения полов и деторождения. Включая потерю девственной плевы при первом сексуальном контакте. Однако Пит все же удивил меня своей реакцией.  — Я знаю, отчего у тебя пошла кровь. Просто, я не думал… — он замер, взвешивая свои слова. — Я у тебя первый? — Пит! — его имя выстрелом сорвалось у меня с губ, так я была шокирована вопросом. Резко сев, я согнула ноги и завернулась в одеяло. Пит тут же пошел на попятный. — Нет, не пойми меня превратно! Для меня это без разницы. Просто, ну… — ему явно было не по себе, — я думал, может, после того, как ты так долго с Гейлом охотилась, — от смущения он стал запинаться. Я же почувствовала, как кровь во мне закипает, но постаралась взять себя в руки. Нельзя было испортить такую ночь внезапной вспышкой раздражения. Вытянув ноги и сменив тон на примирительный, я двинулась к краю кровати, поближе к нему. — Пит, Гейл поцеловал меня один раз до Квартальной Бойни, и один раз после. Вот и все. Пит замер, гладя на меня озадаченно.  — После? Когда? Оттого, как он на меня взглянул, у меня что-то оборвалось в животе.  — После того, как они тебя спасли. Когда я думала, что тебе уже ничем не поможешь. Он меня целовал. Это было всего раз. И ничего больше, — прошептала я. Его, казалось, отпустило, он просто на меня смотрел во все глаза. В надежде, что все теперь вернется на круги своя, я двинулась к нему. Поняв, что он стоит как истукан, неподвижно, я ощутила, что мой желудок вновь судорожно сжался. — Пит, он поцеловал меня и сказал, что это все равно как целоваться с пьяной. Я мысленно была не с ним. Пожалуйста, не надо так на меня смотреть. Он медленно помотал головой, провел рукой по волосам.  — Мне… дай мне минутку, хорошо? Пит собрал свою разбросанную одежду и начал одеваться.  — Пит, прошу, не надо. Ничего такого между нами не было. Когда я целовала тебя в пещере, на пляже… К нему я не испытывала ничего подобного. Никогда. Я ни к кому такого не испытывала, кроме тебя, — я вновь чувствовала себя потерянной и затряслась от страха. Я снова его теряла, и это опять сводило меня с ума.  — Я собираюсь прогуляться. Нужно подумать, — бросил он мрачно. И пошел к дверям. — Пит! — заорала я, и мне было плевать, пусть даже меня слышит весь дистрикт. По лицу уже бежали слезы. — Пожалуйста. Я люблю тебя, не уходи! Он замер в дверном проеме, словно сомневаясь, и уже почти ко мне обернулся.  — Я думал, мой охмор тебя сломил. Думал, ты не могла с ним смириться, — он сам себя с усилием оборвал. Но когда я уже решила, что он смягчится и останется со мной, он напрягся и вышел за дверь. Было слышно, как его тяжелые шаги прогрохотали вниз по лестнице. А потом хлопнула входная дверь. И я, голая и униженная, сползла на кровать. Медленно притянула к себе подушку и со всей силы ее обхватила. На меня накатывала паника, и я стала раскачиваться туда-сюда. Не хватало воздуха, я просто не могла вздохнуть полной грудью. А потом я укусила подушку, чтобы заглушить рыдания.