Знаешь...

Знаешь… Когда ты не смотрел в мою сторону, внутри меня всё сжималось. То ли от предвкушения, когда наши взгляды встретятся. То ли от того, что было так плохо, так болезненно и невыносимо, что ты не обращаешь внимания на меня. Только на меня. Знаешь… Твоё прошлое, связанное с Алмой, всегда вставало между нами. Эта невидимая стена, едва осязаемая, но она была. И ты не знал…не знал о том, что я знаю. Или знал, но просто делал вид, что всё это не важно, не имеет значения. Но ведь имело же. Иначе бы ты не держал меня. Так близко, но в то же время далеко. Так крепко, но в то же время ослабляя хватку. Ты не мог решить? Не мог определиться? Или же нарочно проверял меня и мои чувства? Я так похож на вруна? Да, я клоун, но ты единственный видел сквозь мою маску, настоящего меня…которым я хотел быть для тебя. Всегда был. Тебе этого было мало? Мало меня? Моих чувств и души? Я был весь твой, тебе стоило только попросить. Я сделал бы, что угодно, лишь бы ты не был так холоден. Лишь бы тот груз, что лежал у тебя на сердце, стал хоть чуточку легче. Но ты не просил. Всё время молча, всё время опутывая меня невидимыми нитями, словно беспощадный паук свою жертву, попавшую в паутину. Не давал ни объяснений, ни клятв, лишь брал то, что хотел и когда хотел. А я и не сопротивлялся. Я ведь любил тебя и всегда буду любить. Ну, почему, почему ты молчал? Почему не говорил ни слова? Хотя бы раз. Хотя бы один долбанный раз?! Я ведь понял бы. Это не слабость — открыться кому-либо, излить свою душу. Зачем держать всё в себе? Сказал, сказал же бы, ну?! И это были слёзы. Беззвучные слёзы боли, потери, любви. Это были душевные муки. То, что терзало, что не давало покоя. Что двигало вперёд, но в то же время отбрасывало далеко назад. К той конечной точке, к тому финалу, когда его не стало…не стало Канды. И история закончилась, но только для него одного. А Аллен…Аллен остался жить с этим. С этими мыслями. С этими переживаниями и догадками. С этими дурацкими, никому не нужными чувствами. Или нужными? Он не знал, он не мог знать, лишь слепо верил. Верил в то, что всё было не напрасно. Что Канда и тоже…и тоже… А если нет? Если Аллен просто-напросто придумал это? Если это была всего лишь фантазия, прекрасный, оставляющий горьковатое послевкусие сон? Нет, это правда. Я знаю, я верю в это и буду продолжать верить. Ты ведь тоже…тоже любил меня не смотря ни на что? В ответ. Все эти годы. И пусть тебя не стало, эта любовь будет продолжать жить. Доколе ты в моём сердце. Доколе существую я на этой бренной земле, хожу по ней. Я просто есть, а значит, не всё потеряно. И эти мысли, терзавшие поникшую седовласую голову, и это разбитое, но всё ещё продолжавшее верить в лучшее сердце… Это было далеко не впервые. Из раза в раз так происходит. Аллен просто приходит на могилу Канды и, сверля пустым, ничего не выражающим взглядом землю, не смея и глаз поднять, стоит тут в безмолвии, ведя внутри себя безмолвный монолог. Сам себе задает вопросы, сам себе дает ответы. И так далеко не впервые. А когда по щеке скатывается скупая мужская слеза, резко разворачивается на 180 градусов и поспешно удаляется, даже не обернувшись. Он всегда приходит сюда. Всегда молчит. Всегда терзается угрызениями совести. А после уходит. Просто…всё просто. Он любил, но боялся в этом признаться. Он любил, но признаваться в этом уже некому. И Аллен придёт сюда ещё не раз, и будет приходить до тех пор, пока будет жить, пока ноги будут носить его… И лишь в тот момент, в момент, в который он не сможет прийти. В момент, когда смерть заберет его жизнь, он лишь одними посиневшими губами, изогнувшимися в измученной, но такой облегченной улыбке, прошепчет: — Я всегда любил и буду любить тебя, Канда. Вечно.