Случайные послания

В приоткрытую дверь просачивается шум работающего телевизора. Кларк садится на кровати ― дорогой двухместной кровати красного дерева, ― и тут выясняется, что вчерашнее веселье не прошло бесследно. Голова гудит, во рту пересохло. Она напрягает память, пытается вспомнить, что это за место и где, черт возьми, Финн, но все воспоминания о вчерашнем дне как ветром сдуло. Затем встает, ухватившись для устойчивости за прикроватную тумбу, и осматривается. Напротив ― дверь с указателем «Ванная. Тебе сюда». Кларк открывает ее ― и чувствует укол разочарования. Еще одна совершенно незнакомая комната, с совершенно незнакомым кафелем, ванной, унитазом. Над раковиной что-то есть… Десяток разноцветных стикеров и фотографий. «Прочти это». Кларк щурится, вчитываясь в собственный почерк. «Тебе не семнадцать. Тебе двадцать пять». «Авария ― травма головы ― амнезия». «Важно! Вы с Финном давно расстались. Ты замужем за Беллами. Помнишь? Брат твоей одноклассницы, с которым ты переспала на выпускном», ― и снимок. Фотография улыбающегося темноволосого парня. «Не забывай: ты любишь его!». «Кухня там» ― и стрелочка. Минуту Кларк стоит, переваривая информацию. Не может быть! Что случилось? Почему они с Финном расстались? Еще вчера… то есть, для нее ― вчера, а на самом деле почти восемь лет назад, они вместе праздновали окончание школы и мечтали о колледже, о самостоятельной взрослой жизни, а теперь оказывается, что этим мечтам не суждено сбыться. И почему она вышла за парня, с которым случайно познакомилась и, опять же, случайно ― в силу своего пьяного состояния ― переспала? Который исчез наутро, даже имени своего не сказав? Кларк закрывает глаза, пытаясь привести мысли в порядок. Не получается. Еще раз пробегает взглядом по хаотичным посланиям, надеясь, что это чей-то розыгрыш. Если подумать, Финн любил ее разыгрывать… Но нет ― все послания написаны ее рукой, да и кольцо на пальце кое-что значит. И прикрепленные к стикерам фотографии… Надо признать, все это похоже на правду. Безумную, неприятную правду. Кларк потеряла восемь лет своей жизни. Потеряла Финна. Она даже не знает, что она теперь за человек и что за человек этот парень, который улыбается ей с фотографий. Вдруг он вор? Или как-то связан с криминалом? Или психически неуравновешенный? Или вообще ее избивает? Ухватившись за эту мысль, как утопающий ― за спасительный круг, Кларк принимается осматривать и ощупывать себя на предмет повреждений. Все цело, не считая посветлевших шрамов на животе и ужасного шрама на ноге, но это скорее последствия аварии, чем следы избиения. ― Кларк! ― в дверь стучат. Кларк шарахается в сторону, а потом с удивлением понимает, что задвинула засов, незаметно для себя. Ее спасла собственная рассеянность! ― Это я, Беллами. Твой муж, ― добавляет для верности. Надо что-то сказать. Кларк набирает в грудь воздуха. ― Что тебе нужно? ― но все равно выходит жалобно. ― Я приготовил завтрак. Оладьи с сиропом, твои любимые. Она хочет спросить, как он узнал про оладьи, и снова с запозданием вспоминает, что в этом нет ничего подозрительного ― они прожили вместе столько лет и должны знать друг о друге все. Она тоже знает о нем все, просто не помнит. Ну не могла же я выйти за морального урода или кого-то в этом духе, подбадривает себя Кларк, отпирая засов. И видит по ту сторону порога смутно знакомого парня ― длинного, смуглого, с приятными чертами лица. Точь-в-точь как на фотографиях. Разве что сейчас он взъерошен после сна и одет в фартук и домашние штаны. Беллами тоже осматривает ее и улыбается облегченно: ― Умница. Я приготовил завтрак, ― повторяет рассеянно. ― Идем. Они перемещаются в уютную, прогретую солнечным светом кухню, а по пути Кларк на каждом шагу замечает надписи и указания вроде «Не открывать до Рождества», «Если захочешь прогуляться (взять телефон!)», «В полдень придет горничная, не пугайся», «У тебя аллергия на арахис», « «Снотворное, успокоительное, обезболивающее ― тут», «Белл работает до пяти». ― Некоторые написал я, ― поясняет Беллами, ― то, что ты не помнишь. Не зная, куда себя деть, Кларк садится за стол. Он тут же ставит перед ней порцию свежеиспеченных оладий и устраивается на стуле напротив, принимаясь за еду. У нее же аппетит не идет. Тогда Беллами кивает великодушно: ― Спрашивай. Кларк открывает рот ― и хоронит его под пластом хаотичных вопросов. ― Что произошло? ― АТА. Авария, травма, амнезия. Ты задержалась у подруги. Могла бы переночевать у нее, но заупрямилась и поехала домой. Был сильный дождь, штурмовое предупреждение… ― он сдерживает вздох. ― Когда мне позвонили, ты уже находилась в реанимации. Вот. ― Значит, у меня амнезия. ― Антероградная. По словам врачей, психологов и психотерапевтов, ты превращаешь краткосрочные воспоминания в долгосрочные, но почему-то не запоминаешь их. Воспоминания сохраняются в течении суток, а потом стираются. Твой мозг стирает их во время сна. То есть, проснувшись завтра, ты не вспомнишь ничего о том, что случится сегодня. И этот разговор повторится снова, и я снова буду уговаривать тебя позавтракать со мной, и дальше по схеме. ― И долго это продолжается? ― Полгода. Кларк моргает. ― Полгода? Как ты еще выдерживаешь? ― Очень просто, ― говорит Беллами с наигранной веселостью. ― Я представляю, что тебе до сих пор семнадцать, а мне до сих пор двадцать два, и мне еще предстоит тебе понравиться. Каждый день как новое начало наших отношений. ― И что, получается? Понравиться мне? ― Не всегда. Иногда ты на удивление недоверчива и подозрительна. Бывает, запрешься в ванной и угрожаешь мне полицией. Или плачешь. Но не будем об этом. Давай я лучше все тебе здесь покажу. Беллами сгружает в раковину грязную посуду и выходит в коридор. Кларк послушно идет следом. ― Это наша спальня, ― она еще раз осматривает комнату, в которой проснулась. Кровать, круглый плюшевый ковер на полу, туалетный столик, комод. Уютно и светло. ― Гостиная, ― коричневый диван, два кресла, телевизор, картина в раме, лесной пейзаж. ― Ванную ты видела. Кухню тоже. Кларк вертит головой, ведет рукой по стенам, мебели, но не может избавиться от ощущения, что все это чужое: чужая постель, чужие картины-окна-ковры, чужой халат на ней. Чужой человек, которому она почему-то верит. На подсознательном уровне. ― А что здесь? ― Кларк кивает на еще одну дверь. ― Ничего, ― слишком быстро отвечает Беллами и пытается увести ее в противоположном направлении. ― Идем. Гриффин вырывает свою руку и шагает к двери, распахивая ее. Обои с утятами, колыбельная, пеленальный столик. ― Это же детская… ― Надо переделать ее обратно в кабинет, ― бормочет Беллами. ― У нас что, есть дети? ― Нет. ― Зачем тогда эта комната? Беллами протискивается мимо нее, торопливо захлопывает дверь. ― Из-за аварии ты потеряла не только память. * Кларк прикрепляет над раковиной еще один стикер. «Мать-неудачница». Беллами замечает его и смывает в унитаз. ― Пожалуйста, ― говорит сквозь стиснутые челюсти, ― не усложняй. Уже завтра ты об этом не вспомнишь. ― Потому что ты не расскажешь. ― Тебе не нужно этого знать! ― Не кричи на меня. ― Прости. ― И ты. Он ловит ее руку. ― Может, прогуляемся? Они выходят на улицу. Беллами что-то рассказывает, видимо, чтобы чем-то заполнить напряженное молчание, но Кларк не слышит ни слова. Семнадцать, двадцать пять. Финн ― Беллами. Эти пробелы не дают ей свободно вздохнуть. А еще эта несостоявшаяся беременность… Кларк ссутулится под тяжестью размышлений. Смотрит на Беллами. Как ему, должно быть, тяжело. День за днем терпеть ее недоверчивость (а иногда и вовсе угрозы-слезы-истерики), доказывать, что он не маньяк и не похититель, отвечать на вопросы, которые откликаются глухой печалью в глазах, улыбаться и говорить, что все хорошо, все наладится, что он не сдастся ― и ей не позволит. Когда их пальцы случайно соприкасаются, Кларк вздрагивает. Беллами покрепче перехватывает ее ладонь и вымученно улыбается: ― Все хорошо. Я не кусаюсь. ― Беллами, ― он напрягается, ― ты должен отвезти меня в клинику… или к родителям. Не ставь крест на своей жизни. Беллами неприязненно морщится, и Кларк понимает, что эта тема не раз поднималась его родственниками. А может, и ее родственниками тоже. Но он почему-то не слишком к ним прислушивался. ― Ты говоришь как моя сестра. ― Твоя сестра права. ― Нет. ― Почему? Он останавливается, заглядывает в глаза. ― А ты не догадываешься? ― Скорее, не понимаю тебя. * За окнами сгущается темнота. Беллами задергивает шторы, включает телевизор, приносит печенье и сок. Кларк в это время просматривает их альбом для фотографий, спрашивает, когда и где сделан этот снимок, словно стараясь запомнить, вытатуировать в сознании имена, даты и лица. Потом они ложатся на диван перед телевизором. Полночь. Кларк гипнотизирует взглядом часы. ― Ты сказал, мои воспоминания стираются во время сна. ― Да. ― Тогда я не буду спать. Он целует ее в волосы. ― Это не поможет. ― Не хочу забывать этот день… ― Он ничем не отличается от предыдущих. Поверь мне. ― Схема всегда одна, ― с грустью вспоминает Кларк. ― Когда это закончится? И закончится вообще? ― Я не знаю, Кларк. ― Чувствую себя паршиво. «Не забывай: ты любишь его». Кларк мысленно усмехается. Но это правда. Гриффин быстро поверила Беллами, доверилась ему, и это не из-за того, что она не в меру доверчива или наивна. Просто она чувствовала, что Блейк говорит правду, даже не зная его. Наверное, какая-то ее часть, та, что никак не подчинялась памяти, верила ему с самого начала, хотя здравый смысл кричал держаться подальше от незнакомого парня. Пусть этот парень и называл себя ее мужем. А сейчас у Кларк и вовсе не осталось сомнений. Интересно, она каждый день заново влюбляется в Беллами под вечер или сегодня что-то пошло не по схеме? Экран телевизора мерцает в темноте. Кларк засыпает на середине фильма, ее голова медленно ложится на плечо Беллами, а миска с печеньем выскальзывает из ослабевших пальцев. Блейк тянется за пледом, укрывая обоих, и долго лежит без сна, глядя в темноту, слушая чужое дыхание.