почти 2000
Тишина в бюджетной многоэтажке – понятие относительное, особенно если эта многоэтажка служит дешевой гостиницей на окраине: то за тонкой перегородкой разорутся буйные туристы, то нетрезвые постояльцы попытаются выяснить, кто есть кто, то в тесной комнате разместится рок-группа, непонятно как умудрившись засунуть в помещение площадью в несколько несчастных татами туго набитые рюкзаки, инструменты, себя... До смены лет оставалось всего ничего – тридцать минут от силы. - Вот и Новый год, – негромко сказал басист, бросив взгляд за окно, где в кромешной тьме парили и сталкивались легкие колкие снежинки. – Стремительно летит время. - Еще как! – с улыбкой подхватил Карю, деловито расставляя на низком столике еду и посуду. – Мне вообще кажется, словно вчера мы впервые играли вместе. Даже не верится, – он театрально закатил очи, а лидер хмыкнул, аккуратно пристроив маленький спелый померанец на вершине башенки, слепленной из двух моти, да кивнул басисту: - Волнуешься? - Пожалуй, – признался тот, обнимая пузатую бутылку домашнего вина. - Как будто ты не волнуешься, лидер-сан! – передразнил гитарист. – Завтра, как-никак, наш первый концерт в столице. - И первый в новом году, – добавил Зеро. - И в новом веке! – гитарист с энтузиазмом поддержал напарника. - Новый век, Карю-кун, наступит только в две тыщи первом, – сердито поправил Хизуми, принимая из рук Тсукасы отломанную половинку рисовой лепешки. - Какая разница, профессор? Славную дату не грех и дважды замочить! – приятель в ответ беззаботно расхохотался, нетерпеливо толкнув под локоть сидящего рядом. – Зеро-кун, открывай свою бутлю. - Рано еще, – тот воспротивился, отрицательно замотав головой, однако, внимательно оглядев плотно воткнутую пробку, все-таки благоразумно сменил гнев на милость. – Ладно. Отойдите, – и крепко ухватился за горлышко. Игнорируя остроумные советы коллег, басист вовсю завозился со своим сливовым вином, вокалист же, наблюдая за процессом с безопасного расстояния, флегматично пожевал кусочек лепешки да под шумок слинял на балкон, по пути слегка зацепив стол, отчего праздничная пирамидка угрожающе зашаталась. Когда пальцы Зеро под негромкое чертыханье в десятый раз сорвались с бутылки, Карю не выдержал: - Дай я попробую. - Нет, – ревниво рявкнул басист, правда, скоро сам спасовал, доверив важную миссию лидеру. Упрямое вино, увы, не поддалось и его сильным рукам, перейдя эстафетой к горячо жаждущему проявить себя гитаристу, который, наконец, дорвавшись и помянув по дороге всех матерей, в итоге, умаявшись, выдал: - Твоя бабушка, Шимизу-кун, чемпионка по сумо: надо ж было так запаковать эту хрень... - Хорош ныть, Суемура, вскроем! Отдай! – снова вернувшись к хозяину, вино издевательски плюхнуло под толстым стеклом. Тсукаса обернулся. Отвлекшись на жаркую дискуссию, он лишь сейчас обратил внимание на отсутствие Хизуми. Понимающе выдохнув, лидер молча покинул тесную комнату и, соблюдая дистанцию, сделал вид, будто бы вышел на воздух покурить. Стильная зажигалка щелкнула, пронизывая темноту задорной вспышкой, белесый едкий дым сигареты органично вписался в ночной пейзаж: на фоне высоток и теряющихся во мраке улиц он красиво перемешивался с кружащим снегом, таял в черно-пасмурном небе, где сомкнутые тучи скрывали свет мерцающих звезд. Из дома послышался звон разбитой посуды и приглушенный мат Карю – Зеро бесстрастно заметил, что у кого-то кривые руки. Фронтмен поежился. - Не уходи далеко. У тебя все нормально? – негромко спросил Тсукаса, не ожидая никаких откровений – просто ответа, краткого, как всегда. - Да, – дождался. О немногословности вокалиста впору было слагать легенды, правда, к счастью, лидер хорошо научился читать мысли друга по интонации его фраз и пауз, а потому не стал уточнять: сам объяснит, если понадобится. Хизуми вздохнул, почесал голову, закопавшись в неровно стриженых всклоченных волосах. - Просто я впервые встречаю Новый год не дома, – улыбка получилась печальной, и вокалист смущенно опустил глаза в пол. - Скучаешь? - Немного. - Я тоже, – вытянув вперед руку, лидер манерно отряхнул пепел, мелкими звездочками осыпавшийся вниз и погасший наподобие горстки искрящихся метеоров. Хизуми проследил за огоньками, невольно вспомнив августовское небо над малой родиной да предположив, что нынче в Тохоку так же снежно... Лидер улыбнулся, приблизившись, потрепал товарища по плечу. – И все же я счастлив, что мы здесь сегодня. Люди частенько не ценят настоящее. Кто знает, может быть, через много лет каждый из нас будет вспоминать завтрашний вечер как новогоднее чудо. Тсукаса затянулся, выпустив ароматный дым, а Хизуми поморщился, подумав, но не озвучив, что они слишком взрослые, чтобы верить в сказки. - Скоро все станут загадывать желания. Что загадаешь ты? Вопрос, ненадолго зависнув в холодном воздухе, рассыпался снежинками, неприятно обжегшими кожу. Солист поднял взгляд на лидера, отмечая чужую растрепанность и понимая: ответственное шоу еще не началось, а все они уже успели замучиться. Впрочем, даже видимая усталость не мешала Тсукасе среди наметаемого под крышу снега удивительно напоминать ангела – для стопроцентного сходства не хватало, пожалуй, только пепельных полупрозрачных крыльев да сверкавшего нимба. - Чтобы мы всегда были вместе, – Хизуми пожал плечами, наскоро избавляясь от нелепых видений. – И чтобы завтра хорошо справились. - Справимся, будь уверен, – Тсукаса хотел добавить что-то еще, но радостный вопль наконец-то вытащивших злосчастную пробку заставил его вздрогнуть, посмеяться, многозначительно ткнув в сторону комнаты: – Кое-кто вон уже справился. Пойдем, Хиз. Нас заждались. Сказав так и призывно махнув рукой, курящий «ангел» исчез за дверью, вокалист, послушно следуя за ним, обернулся на невесомый снег, падающий из тьмы во тьму, дарящий обычным людям и явлениям диковинный налет волшебства. И подумал, что чудес не бывает. - Давайте считать вместе! - Какое еще «вместе»? Йоши, ты мне так все мысли на хрен собьешь! - Хизу-кун, а ты загадал желание? - Чего? - Заткнитесь вы все, черти! Слышите? Начинается! - Раз! - Два! - Три!..***
почти 20ХХ
Мокрый снег размазывался по лобовому стеклу, огни автомобильных рек беспрестанно текли по черным дорожным венам, время неумолимо приближалось к двенадцати, но здесь, на трассе, вдали от никогда не засыпающих городов, смена дат почти что не ощущалась. Йошида, методично переключая скорости, вспомнил о ней лишь на крошечной заправке, где ему пришлось остановиться. Поездка по работе выпала на святочную ночь, однако Хироши ни на секунду не усомнился в том, стоит ли ехать: он давно не считал Новый год праздником. Правда, собственные силы Йошида явно переоценил, о чем теперь весьма красноречиво свидетельствовали затекшая спина и онемевшая шея. Отправив подальше мысли о старости, Хироши подошел к мирно дремлющей машине да, устало облокотившись, сделал осторожный глоток обжигающе горячего кофе. Горький. Мужчина выругался. Содержимое бумажного стаканчика оказалось под стать заведению – дешевым пойлом. Можно было бы передохнуть там, под крышей, погреться перед дальней дорогой, но шум, устроенный посетителями в ожидании волшебной полуночи, дополненный телевизионным концертом, раздражал, и потому, оставшись в спасительном одиночестве, Йошида задумчиво смотрел на кружащий снег. Толкаясь, вальсируя, образуя петли, замыкаясь в огромные кольца, в круги, хрупкие пушинки танцевали на полотне бездонно хмурого небе, исчезая во мраке, словно падающие звезды. Йошида вздохнул: каждый раз в преддверии нового года ему почему-то всегда становилось грустно и тянуло на ненужную философию. Вот и сейчас, пока, курясь белесым дымом, в стаканчике медленно остывал невкусный дорожный кофе, мысли, пользуясь случаем, сами собой складывались в безрадостные суждения. «Интересно, зачем все это: на что-то надеяться, строить планы, верить в исполнение предурацких грез? Время – незримый теплый песок, неслышно убегающий прочь миллионами искрящихся нитей. Достаточно чуть-чуть разжать пальцы – оно тут же стечет, не оставив по себе ни следа, превратится в седые воспоминания прошлой жизни: кадры из нее теперь кажутся тусклыми, точно фрагменты старого кинофильма, снятого не с тобой. Будто не было ничего. Будто там, на них, не твои слезы, объятия и концерты. Все проходит, ничего не задерживается...» Журчание телефона прервало невеселый поток, Хиро уж было хотел стереть стандартную смс-ку от мобильного оператора, поздравлявшего с праздником верного абонента, как вдруг опешил, не веря глазам. С неонового экрана на него смотрело сообщение, набранное знакомой рукой (и почему только смартфоны не передают почерк?!): «С Новым годом, Хизуми». Хизуми. Именно. Именно так. Момент между вчера и завтра застыл во времени, как пойманный на паузу кадр. Густой снег, летящий из черноты, припорошил волосы и плечи потрясенного человека, точно отметил сединой пройденных километров. Память, прорвав лавину, накрыла Хироши с головой, заставив затаить дыхание, подавиться догадками, почувствовать каждой клеточкой: это и есть оно. Неосуществимое доброе желание, загадываемое иногда, редко, под звездопад в августе или на пороге нового января, но никогда не воспринимаемое всерьез. То, во что ты даже уже, наверное, и не веришь, но оно продолжает поддерживать тебя в трудный час, служит спасительной путеводной нитью, высшей целью, черт знает чем! Оно живет с тобой, греет и порой зажимает сердце в такие вот глупые вечера... Чудо. Чудо, падающее во тьму. Где-то далеко-далеко торжественно прогремел салют, знаменуя яркий старт свежего месяца, и замершее время, скрипнув несмазанными шестеренками, опять покатилось прочь. «Начинается», – понял Хизуми, бережно прижимая к груди молчаливый телефон, словно бесценный магический артефакт, связующий с прошлым. Искренне улыбаясь, растерявшись, смешавшись, вокалист поднял мокрые глаза к небу, испещренному беспрерывно падающими снежинками, творящими там, в высоте, свое необъяснимое волшебство, существующее независимо от чьего-то здешнего скептицизма. - Раз. Два. Три... – принялся тихо отсчитывать Хизуми. Он знал: трое на разных концах земли сейчас тоже считают. Вместе с ним.The end
Написано и отредактировано: 27–28.07.2015 г. Минск, Беларусь