Современная Галатея или трудно быть Мэри Сью

-Ну так как, — подмигнула ему златокудрая девица в цветочном сарафане, сидящая в его ЛЮБИМОМ и, соответственно, НЕПРИКОСНОВЕННОМ кресле, — Ты согласен?       Согласен? Согласен ли я? Да какой там согласен, я вообще не понимаю, что происходит! В моей мастерской внезапно появилась, из облака золотой пыли, некая девушка. Такая вся из себя милая, босая и в детском сарафанчике. Появилась, и начала что-то мне втирать о «возвышенной любви», о том, что я избран «ее божественной волей», за свое «благородное деяние». А потом, пока я лихорадочно соображал, что ж такого благородного я совершил во время очередного художественного вечера, плавно перетекающего в пьянку, сообщила мне, что она, якобы, богиня любви. В ответ на ошалелое: «Какая, Пикассо тебя через Ван Гога, богиня?» невозмутимо ответила: «Греческая!». И стала расписывать мне то, какой великолепной станет моя жизнь, если я прийму ее дар великой любви. Теперь вот, сидит. Наивно хлопает ярко-голубыми глазенками и ждет ответа на вопрос. Очень странный вопрос, учитывая, что я так и не понял, что она мне предлагает. -Ау! Ты там как? От счастья, что ль, заклинило? — спросила, наконец, дива, устав ждать моего ответа, и схватила с блюда с фруктами, разложенными там для натюрморта, яблоко.       Проигнорировав порчу личного имущества (бесполезно, не она первая, не она последняя, художника может обидеть каждый, и т.д.) я потер переносицу и, несмело, ибо уже пророчил себе визит к психиатру, переспросил: -Так ты сказала, что ты богиня?       Закатив глаза, милое создание захрустело яблоком, видимо, поражаясь моей тупости. Затем опустило глазоньки и, увидев мой требовательный взгляд, снизошло до ответа: -Да. -Любви? -Ага. -Греческая? -Да уж не африканских племен! -И ты… -Пришла помочь тебе в любви. Ибо ты заслужил мою милость, — медленно пояснила она, так, как будто она с человеком короткого ума.       Все еще не в силах поверить в происходящее, я решил хотя бы выяснить до конца, почему она здесь. А в идеале найти доказательства того, что она ненормальная, как-то пробравшаяся в мою мастерскую, а золотое сияние мне привиделось. А нереальная красота незнакомки — всего лишь плод моей фантазии… Ох, если это плод фантазии, то я хочу его нарисовать! .. Впрочем, не будем отвлекаться. -Так, чем же я заслужил это наказа… в смысле, милость? — спросил я.       «Богиня» фыркнула и, встав с кресла, пошла в мою сторону, лихо виляя бедрами. Пока я сглатывал слюну, она подобралась совсем близко и положила руку мне на лоб, каким-то образом заставив меня увидеть один из эпизодов сегодняшнего вечера. -Ну как дела с Ритой? — спросил Максим, попивая коктейль из красивого хрустального стакана. Вечеринку сегодня устраивала Вероника, хорошая добрая дочка богатых добропорядочных родителей. А это всегда означало, что в сегодняшний вечер можно почувствовать себя не знающим преград мажором и забыть о том, что ты всего лишь молодой художник, едва сводящий концы с концами, потому что не хочешь рисовать то, на что нет вдохновения… Да, как вы поняли, это значило, что вечер будет хорош, как никогда. -Да никак, — отмахнулся я, — Между нами все кончено. -Жаль, жаль, — прикусил губу Максим, — Вы были хорошей парой. -Отстань, скривился я. Все таки, он мой лучший друг, мог бы и понять, что мне неприятно говорить на эту тему… Да еще и в таком русле! -Кстати, как твой «Амфитеатр», — сменил тему он. Лучше, уже гораздо лучше., но все равно, когда кто-то спрашивает меня о моих работах, мне начинает казаться, что меня просто хотят чем-то занять, так как о своих идеях я могу говорить вечно, и просто не слушать, как я там распинаюсь. Ну что ж, с другой стороны, если бы он меня об этом не спросил, я бы обиделся. -Н-нормально, — напряженно ответил я, — Как раз закончил штрихо… -Ей, ребята! — заорал не своим голосом Егор, подбегая к нам со свеженькой картиной в руках, — Ну-ка, зацените!       Недовольно скривившись от силы голоса нашего вечного энтузиаста, мы посмотрели на очередной «шидевр» друга. На полотне была изображена молодая девушка в греческой тунике, сидящая на камне у моря. Неприглядно-русые волосы жертвы егорова таланта развевались на ветру. Вообще-то, как и все его «шидевры», картина мне не понравилась — глаза были мутными и не выразительными, лицо было слишком узким, а нос был нарисован кривовато, из-за чего она была похожа на Бабу Ягу. К тому, складок на тунике было слишком много и потому казалось, будто бедняга завернулась в помятую салфетку выброшенную великаном.       Максим прыснул в стакан и тут же деланно закашлялся, пытаясь сгладить впечатление, а потом, для пущей убедительности, чихнул. Дело было в том, что его писал прекрасные абстракции и, уважая этот его талант, Максим не хотел его обижать, высмеивая как портретиста — ведь Егор считал себя гением во всех смыслах. -Это Афродита! — гордо завил он, видимо, не заметив потуг Макса скрыть смех.       И эта-то фраза и заставила меня воздержаться от язвительных комментариев — пусть это блеклое нечто совсем не походило на богиню любви, но внутри что-то перевернулось от звуков ее имени — почему-то вспомнилась Рита, в тот момент когда мы с ней окончательно разругались. Сердце защемило и я сказал, пожалуй, слишком убито: -Очень красиво. Необычно, я бы сказал. Сразу видна одухотворенность.       Егор просиял, а Макс удивленно уставился на меня. Затем в его взгляде промелькнула обеспокоенность, а мне вдруг захотелось уйти и спрятаться от всего мира от своей мастерской, находящейся в полуразваленном здании, почти под самой крышей. Я забыл обо всех плюсах вечера среди богатства и роскоши, а также о том, сколько такие вечера дарят вдохновения. Мне было просто плохо и хотелось скрыться от всего мира. Что я и сделал, встав, и уйдя, ни с кем не простившись. Ребята звали меня, кричали что-то в след, но я не слушал, стремясь скорее покинуть толпу… -Эх, печалька-то какая! .. — вздохнул кто-то, вырвав меня своим пронзительным голосом из грустного видения. Кто-то, на поверку, оказался Афродитой — богиней любви. Нормальной, правда, совсем не с картины Егора.       Я отвернулся. По начало, я и думать забыл обо всем от удивления, когда она внезапно появилась посреди моей мастерской, но сейчас мне опять было плохо. Рассеянно взяв в руки любимую кисточку я потер ее щетинки между большим и указательным пальцем и закрыл глаза. -Ау! — застрекотала над ухом эта неугомонная богинька. Хотелось просто развернуться и дать ей по шее —, но нельзя, девушка же, — Хватит разводить нюни! — вот это уже откровенная наглость. Я тут в печали, а она… — Поверь, я знаю о любви все и могу тебе помочь. -Так вот о каком «поступке» ты говорила? — против воли мои губы растянулись в грустной усмешке, — Я всего-то не стал критиковать плохую картину… -Да, но это первая жертва мне, за столько лет! Да и вообще, не смей говорить, что это глупо, я пол Олимпа переспорила и тебя переспорю! -«Колобок-Колобок, я тебя съем!», «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от тебя, зайка, уйду!», — продекламировал я, сравнив ее с известным сказочным персонажем.       Видимо, в Греции о такой сказке не слышали, ибо она лишь удивленно захлопала глазами (странно, что не взлетела, при такой-то длине ресниц) и спросила: -А? -Не бери в голову, — отмахнулся я, — Так как ты хочешь помочь мне в любви? -А это ты сам решай, — ответила она, проигнорировав мое возмущение таким ответом, — Я могу многое, — увидев непонимание в моих глазах она решила помочь советами, — Я могу вернуть Риту…       Напоминание о ней было мучительно-болезненным и я понял, что не хочу продолжать с ней отношений. Да, я испытывал к ней достаточно сильную привязанность, но мы друг другу не подходили. Так что я отрицательно покачал головой. -Дать тебе ту девушку, какую ты пожелаешь…       Ага, щас! Никакая не будет идеальной! Какая-то будет грубой красавице, какая-то — нежной страшилкой. Третья будет тупа, как пробка, а четвертая не будет различать интерьер и экстерьер.       Разве только я, как Пигмалион, вылеплю свой идеал сам, а она мне его оживит… Стоп! А это идея!!! -Пигмалиона помнишь? — заискивающе уточнил я. -Нет, — поначалу я решил, что не помнит, но продолжала она уже в панике, - Нет, нет, нет, нет и еще раз нет! Я не буду опять… -Да! — нагло заявил я, — Ты же сама сказала, что ты можешь многое. -Да, но… — она закусила губу, — Я так не хочу… Это не по настоящему, понимаешь? -А при помощи богини по настоящему? — скептично хмыкнул я.       Она колебалась. Но, в конце концов, махнув рукой на «глупого смертного», согласилась. -Лады, лепи! — махнула рукой она и снова уселась в кресло, приготовившись ждать, — Так и быть, я помогу тебе со временем и ты управишься за ночь.       Она прикрыла глаза. -Эм, — снова начал я. -Ну что там еще, — раздраженно встрепенулась она, как будто это я заперся в ее дом без приглашения. -А у всесильной богини не найдется куска белого мрамора? — уточнил я и поспешно добавил, — Иначе ничего не получится!       Пробормотав что-то вроде: «…уже каменных баб стали делать…» она махнула рукой и желанная порода оказалась предо мной. Внутри зашевелилось радостное предчувствие и я, с азартом, схватил инструмент.

***

      Афра не соврала. Руки мои двигались с неведомой быстротой и с необыкновенной точностью передавали желаемое, хотя поначалу я думал, что не вспомню ничего из давешних уроков скульптуры. Маленькие кусочки мрамора все откалывались и откалывались, а к рассвету она уже стояла предо мной — моя прекрасная обнаженная возлюбленная. Мой идеал.       Богинька подошла и с интересом уставилась на НЕЕ. Кажется, она впечатлилась. -И какой же она будет? — шепотом спросила она, — Я имею ввиду характер. -Идеальной, — не задумываясь, ответил я, — Во всем. -Имя? -Лира, — почему-то ответил я.       Афра безмолвно стала перед НЕЙ и, выставив руки вперед, окатила скульптуру волной призрачной золотой ряби. Потом убрала руки.       Я томился в тягостном ожидании, а все ничего не происходило. Хотелось накинуться на Афру с воплем «шарлатанка». Очень хотелось. Но я сдержался.       И очень хорошо, ибо мое творение вдруг вдохнуло и захлопало золотистыми глазами с ресницами, даже длиннее, чем у Афры. Тело ЕЕ немного изменилось, став более походим на человеческое и ОНА громко чихнула, возвестив таким образом мир о своем рождении. Мир валялся в отпаде у ее ног. Внезапно она вскрикнула и попыталась прикрыться шоколадными локонами. -Я же не одета, — громко заявила она своим серебристым голоском.       И пусть никто не назовет ее первую фразу жутко романтичной, но я влюбился. И никогда еще я не был так счастлив…