***
– Ну, что, готова? – Джерар подхватил небольшую сумку и посмотрел на стоявшую рядом девушку, одетую в летний, песочного цвета брючный костюм. Шёлковый платок на голове прикрывал короткие волосы и уже бледнеющую борозду на шее. Врач заверил, что она заживёт почти бесследно, в отличие от шрамов на спине – те, пусть и не все, но всё же останутся. Как и на душе. И раз Люси категорически отказалась сообщать о произошедшем родителям и принять их помощь, Фернандес решил, что какое-то время она поживёт у него («Доктор сказал, что тебе сейчас нельзя быть одной. И мне в моей пятикомнатной квартире не так скучно будет»). Журналистка не возражала, послушно написала ему список вещей, которые он забрал из её квартиры, и теперь стояла у двери, собираясь покинуть палату, где провела две последних недели, держа в руках большого плюшевого тигра. Это был один из многочисленных презентов, подаренных её постоянным и единственным посетителем, не считая криминалиста и следователя. Их визиты были короткими и почти формальными: преступник мёртв, действия его жертвы расценили как самооборону, поэтому дело по-быстрому закрыли, а беспокоить лишний раз пошедшую через ад девушку не хотелось. Зато синеволосый визитёр постарался на славу. Джерар приходил дважды в день – утром и вечером, каждый раз принося с собой подарок: цветы, фрукты, сладости или сувениры. А однажды притащил это полосатое чудо с необычайно грустными глазами и мягкой, приятной на ощупь шёрсткой. С тех пор тигр прочно обосновался в кровати Люси, став не только добровольным оберегом от ночных кошмаров, но и причиной первой полуулыбки, проскользнувшей на бледном, осунувшемся лице. Как ни странно, квартира директора телекомпании могла потрясти своих гостей только обилием пустых комнат, ибо хозяин занимал всего две – спальню и гостиную, и метражом, в остальном всё было мило и без изысков. Фернандес широким жестом предложил девушке выбрать любое из трёх оставшихся свободных «футбольных полей», как он назвал свои хоромы, и она, не раздумывая, просто ткнула в ближайшую к ней дверь. Мужчина занёс в комнату её вещи, рассказал, что и как, после оставил одну, дав возможность осмотреться и освоиться. Люси, уложив тигрёнка на кровать и прихватив халатик, направилась в ванную: хотелось впервые за прошедшие дни по-человечески помыться. Но, оказавшись в обложенной кафелем комнате, она вместо того, чтобы побыстрее исполнить задуманное, стала делать всё неторопливо, словно специально растягивая время: долго выбирала пену для ванны, уменьшала струю воды, аккуратно развешивала на крючках одежду. И только когда откладывать было уже невозможно, подошла к зеркалу, встала к нему спиной и медленно обернулась. Да, она ожидала чего-то такого, но одно дело представлять, а другое – видеть воочию, на собственном теле, зная, что эти метки никогда не исчезнут... Горячая вода мягко лизнула кожу, пуская по ней мириады мелких, колюче царапающих мурашек. Девушка зачерпнула немного пены и подняла её на раскрытой ладони, поднося близко к глазам, перебрала пальцами, наблюдая, как лопаются мыльные пузыри. Ванна, пена, как тогда… Рука с громким хлюпом ушла в воду. Люси на секунду замерла, чувствуя во всем теле странную, всё усиливающуюся дрожь, потом неуверенно, словно во сне, шлёпнула кулаком по воде. Ещё раз – сильнее, ещё раз, ещё… Девушка била по воде, разбрызгивая пену, давясь слезами и заходясь в надрывном, не приносящем облегчения крике. Это было какое-то сумасшествие, но она не могла остановиться, пока не засаднило горло и не заныли плечи, заставив обессилено уронить руки на колени. Легче не стало; внутри была пустота, мерзкая, холодная, отупляющая. Люси какое-то время ещё сидела неподвижно, потом судорожно вздохнула и потянула заглушку, выпуская воду. Фернандес ждал её на кухне. Он наверняка слышал крики и видел опухшее от слёз лицо, но ничего не сказал, просто поставил перед ней чашку с пряно пахнущим напитком, сев напротив. Журналистка сделала несколько глотков, почти не ощущая вкуса, и, отодвинув посуду, сказала, не поднимая головы: – Я хочу вернуться к работе. – Хорошо, – тут же откликнулся мужчина. – Как только будешь готова… – Завтра. Надо только вот это в порядок привести, – девушка коснулась волос. – И ещё… – она облизала внезапно пересохшие губы и подняла глаза на хозяина дома: – Я хочу снова вести «Репортаж». – Мне не нравится эта идея, – нахмурился Джерар. – Можешь выбрать любое другое направление, уверен, у тебя получится… – Нет, – Люси сжала пальцы в кулак, словно это придавало весомости её словам, а ей решимости. – Если я не сделаю это сейчас, то уже никогда не смогу этим заниматься. Фернандес помолчал, обдумывая сказанное девушкой, и всё же кивнул головой: – Наверное, ты права. Но в таком случае у нас много дел. Так что допивай чай и поехали. – Куда? – Люси с недоумением посмотрела на внезапно загоревшегося непонятным энтузиазмом мужчину. – В парикмахерскую. Ты же сама сказала: «Это надо привести в порядок». А ещё нужно забрать твою машину, заправить её, заказать новый пропуск. Программа на сегодня у нас весьма насыщенная, согласна? – Более чем, – подтвердила девушка, поднося чашку к губам.***
Последние кадры мигнули и погасли, заставив находящихся в комнатке ещё пару минут смотреть на тёмный экран и лишь затем отвести глаза, обдумывая увиденное. Люси, не выдержав тяжёлой, почти физически ощутимой тишины, первой прервала молчание: – Всё плохо, да? Мужчины, сидящие на неудобных крутящихся стульях, переглянулись, и блондин как-то неуверенно протянул: – Ну… Необычно. Раньше выпуски были немного… другими. Джерар? Синеволосый кивнул: – Согласен со Стингом. «Репортаж» стал более трагичным, пронзительным, острым. Более личным, – журналистка сжалась на последней фразе, нервным движением поправив короткие, уложенные в модной причёске волосы. – Но я не сказал, что мне не понравилось. Это действительно необычно и очень отличается от того, что ты делала раньше, и вполне объяснимо небольшим перерывом в выходе передачи. Так что заканчивайте, чтобы в понедельник, как обычно, «Репортаж» вышел в эфир, – Фернандес поднялся и пошёл к выходу. Эвклиф замешкался на секунду, но стоящий на пороге и ждущий его второй директор не дал ему задержаться в монтажной. Когда дверь за ними закрылась, журналистка повернулась к ещё одному человеку, до этого тихо сидевшему в углу: – Джет, ты потерпишь меня ещё немного? – и на утвердительный кивок ответила робкой, поломанной улыбкой: – Спасибо. Вечером во время ужина она всё же решила задать Джерару вопрос, мучавший её весь день: – Тебе правда понравилось? Я имею в виду «Репортаж». Мужчина поднял на неё глаза: – Люси, я помню, через что тебе пришлось пройти, но даже это не заставило бы меня лгать, потому что лучше от этого не стало бы никому: ни тебе, ни мне, ни «Репортажу». Девушка почувствовала, как щёки начинают пылать – так сильно, что на глазах выступили слёзы. Ей ещё никогда не было настолько стыдно. Она потянулась за стаканом с водой, желая выпить пару глотков и успокоиться, но сделала только хуже, случайно задев и опрокинув его на стол. Люси, закусив губу, вскочила, собираясь убрать последствия своей неловкости, но хозяин дома почти силком усадил её обратно и сам навёл на столе порядок, пока она, закрыв лицо руками, пыталась справиться с подступающими к горлу рыданиями. Закончив, Фернандес присел перед ней на корточки, пытаясь заглянуть в глаза: – Прости, если это получилось немного резко. Я не хотел напугать или обидеть тебя. – Это я должна просить прощения, – девушка опустила руки на колени, и Джерар тут же легонько сжал её пальцы, хмыкнув: – Тогда будем считать, что инцидент исчерпан. Ну, что, возвращаемся за стол? – получив утвердительный кивок, он сел на своё место, но через несколько минут возобновил разговор: – Как тебе работается с Конбольтом? – Очень хорошо. Сначала я боялась, что Ромео не справится, но теперь вижу, что он замечательно подходит для этого проекта. – Надо было сразу назначать оператором именно его. Я изначально был против Фуллбастера. – Почему? – смущённо потупилась девушка. – Из-за наших с ним отношений? – Нет, просто… – Фернандес постучал черенком вилки по столу, обдумывая ответ. – Грей слишком эгоистичен и самовлюблён, но дело даже не в этом. В нём нет самого главного, того, что есть в Ромео и в тебе – желания идти вперёд, несмотря ни на что. – Ты многого обо мне не знаешь, – у неё не было сил поднять на мужчину глаза. – Я знаю достаточно, Люси, – возразил её собеседник. Что-то в его тоне: твердость ли, спокойствие или какое-то другое, не менее сильное чувство – вдруг наполнило сердце девушки теплом. Она посмотрела на сидящего напротив странного человека, который всего несколькими словами смог вселить в неё уверенность в себе и своих силах, и улыбнулась – впервые искренне и свободно, позволив внезапно появившейся надежде отразиться мягким светом в заблестевших от благодарных слёз карих глазах.***
Приближался Новый год. По вечерам город переливался разноцветными огнями, наполнялся радостным, предвкушающим гулом рыскающих в поисках обязательных подарков людей и перезвоном колокольчиков, пропитывался ароматом корицы, смолы и ванили. Люси с грустью смотрела на предвкушающий праздник людской муравейник – для неё эти дни уже давно потеряли своё очарование. Хотелось забраться с головой под одеяло и переждать там, пока кончится вся эта суета и можно будет перевернуть первую страницу нового календаря. Вечером тридцатого декабря Фернандес достал из кладовки большую пыльную коробку. В ней оказалась искусственная ёлка. Девушка перебирала примятые синтетические ветки и чувствовала, что желание спрятаться под одеялом растёт с каждой минутой. Видимо, это было настолько ярко написано на её лице, что хозяин дома вздохнул, отбросил макушку, которую держал в руках, и спросил: – Не нравится? – Люси неловко пожала плечами, не желая обижать его. – Мне тоже, – мужчина быстро покидал ветки обратно в коробку, схватил девушку за руку и потянул в коридор: – Поехали. – Куда? – недоумённо спросила та, пытаясь попасть в рукава своей коротенькой дублёнки. – Скоро узнаешь, – загадочно улыбнулся Джерар и мягко подтолкнул её к выходу. Они ехали долго. Машина покинула город и заскользила по пустынной заснеженной трассе. В салоне негромко играла музыка, убаюкивая, поэтому пассажирка задремала, пропустив указатель: «Питомник. 500 м», и открыла глаза только тогда, когда автомобиль остановился перед большими железными воротами. – Уже приехали? – девушка чуть поёжилась, вглядываясь в темноту. – Да, – ответил её спутник, помогая выйти из машины. – Дальше только пешком. Подойдя к воротам, Фернандес нажал на кнопочку звонка. Через минуту железная калиточка дрогнула и открылась, пропуская поздних визитёров. Люди медленно двинулись по широкой, недавно чищенной дороге, по обеим сторонам которой стройными рядами стояли невысокие, в половину человеческого роста ёлочки. Фонари хорошо освещали окружающее пространство, но Люси всё равно пару раз запнулась и даже едва не упала, поскользнувшись, вынудив своего спутника в конце концов подхватить её под руку. Они одолели почти половину пути, когда из стоящего в глубине этого искусственного леса бревенчатого домика выскочил, точно чёртик из табакерки, высокий мужчина с белыми, как лежащий вокруг снег, растрёпанными волосами и быстрым, пружинистым шагом пошёл им навстречу. – Знакомься, – представил его Джерар, когда они поравнялись, – Леон Бастия, старый друг и хозяин всего этого богатства. Люсьена Сердоболия, моя коллега, – Фернандес назвал её имя, и девушка, немного засмущавшись, протянула новому знакомому руку: – Можно просто Люси. – Тогда зовите меня Леон, – мужчина энергично тряхнул тонкую ладошку и тем же жестом поздоровался с её спутником. – Какими судьбами? – Самыми что ни на есть новогодними, – усмехнулся Фернандес. – Мы за одной из твоих красавиц. – Тогда идёмте, – кивнул Бастия и, поплотнее запахнув полы длинной, отороченной мехом дублёнки, повёл их куда-то вглубь леса. Миновав несколько полянок с разными по росту ёлками, они вышли к огороженному колышками и полосатой лентой пространству. Блондин приглашающе поднял её, разрешая им пройти, и, скользнув следом, сделал широкий жест рукой: – Выбирайте. – Вы их срубите? – девушке стало отчаянно жаль эти красивые деревца. Пожалуй, можно обойтись и искусственной ёлкой. Не в первый раз… – Нет, – засмеялся Леон. – Это особый растительный питомник. Здесь выращиваются деревья определённых пород: ели, пихты, кедры. Когда они достигают нужной высоты, их подсаживают в парки или леса, где это необходимо. А до этого момента все желающие могут взять ёлочку в аренду на несколько дней. Деревья растут в специальных кадках, их вытаскивают из земли, а потом возвращают обратно. Ну, что? Приглядели какую-нибудь? Люси, не отвечая, медленно пошла вдоль ряда, слегка проводя ладонью по колючим веткам, пока не остановилась рядом с одним из деревьев. Девушка не знала, чем так привлекла её именно эта ёлочка, но чувствовала, что свой выбор она уже сделала. – Эту… Хозяин питомника привязал к макушке хвойной красавицы красную ленточку и потащил гостей в избушку, где напоил необычайно вкусным, ароматным чаем со смородиновым вареньем. Ёлку привезли на следующий день, и квартира сразу же наполнилась терпким смолистым запахом. Люси не спешила наряжать деревце; она долго стояла рядом, словно в нерешительности, пока, наконец, Фернандес не вложил ей в руку стеклянный шарик: – Давай, а то наша красавица обидится и сбежит обратно в лес. Девушка кивнула, глубоко вдохнула и повесила игрушку на ветку. Часа через три и ёлка, и вся квартира были украшены. Люси села на диван, заворожено оглядывая результаты их трудов. Джерар выключил верхний свет, погрузив комнату в приятный разноцветный полумрак, и присел с ней рядом, протягивая фужер с шампанским: – Уже почти полночь. Мы с тобой заработались и не заметили, что совсем скоро наступит Новый год. С праздником! Бокалы тихонько звякнули, соприкоснувшись ободками. Журналистка пригубила сладковатый, приятно щекочущий язык напиток и подняла глаза на того, с кем прожила почти полгода под одной крышей. Тот ответил ей прямым, спокойным взглядом. И тогда она решилась – подалась вперёд и прикоснулась к его губам своими. Фернандес не ответил на поцелуй. Девушка отстранилась и растерянно посмотрела на него: – Почему?.. – Люси, ты мне нравишься, но… Нет, это было не больно и не обидно. Просто внутри образовалась пустота – такая, что даже нечем стало дышать, словно всё это время девушка наполняла лёгкие не воздухом, а надеждой. Конечно, зачем она ему нужна, особенно после того, как он узнал всю эту грязную историю (однажды девушка не выдержала и рассказала ему всё, потому что сил держать ЭТО в себе уже не было)? Джерар был не из тех, кто дарит женщине своё внимание из жалости или пользуется служебным положением. То, что он возился с ней всё это время – лишь дань человеколюбию, не больше. Она была для него коллегой, другом, которому потребовалась помощь. Глупо было надеяться на что-то другое, но Люси всё же надеялась, где-то в глубине души, отчаянно цепляясь за жалкие крохи, как ей порой казалось, НЕ дружеского внимания и заботы. Этот человек незаметно для неё самой стал занимать в её жизни слишком много места. А теперь… Она потеряла всё. Потому что оставаться в его доме после случившегося сегодня будет уже невозможно. – Я поняла… – девушка поставила фужер на стоящий рядом журнальный столик, собираясь подняться и уйти к себе в комнату, но мужская рука, крепко обхватившая её запястье, не дала ей этого сделать. – Ты не дослушала, – голос Фернандеса был по-прежнему спокойным. Люси заставила себя поднять на него глаза. – Ты действительно мне нравишься, но я не хочу, чтобы всё произошло из-за какой-то мифической благодарности за оказанную помощь, или потому что я твой начальник и ты не можешь мне отказать, или по другой, не менее глупой причине… – Нет. – Тогда… – мужчина тоже поставил свой фужер на столик и придвинулся ближе. Теперь действовал он – неторопливо, нежно, намеренно не углубляя поцелуй, пока девушка сама не показала, что хочет большего. Джерар отнёс её в свою комнату, так же медленно снял одежду и сказал, глядя в доверчиво распахнутые карие глаза: – Если захочешь, чтобы я остановился, просто скажи мне об этом. Люси лишь коротко кивнула, пытаясь сдержать невольную мелкую дрожь, но Фернандес всё равно почувствовал. Боится, словно в первый раз… Да так оно и было – после ТОГО кошмара. Хватит ли у неё сил, сможет ли она снова быть с мужчиной, спокойно дарить и принимать интимные ласки, не вздрагивая от чужих прикосновений? Конечно, ему, как представителю противоположного пола, было трудно представить, что пережила девушка, но этого и не требовалось, чтобы понять, насколько болезненно, мучительно и страшно ей будет опять открыть для себя эту сторону отношений. И от того, как всё пройдёт сейчас, во многом зависит, будет ли она жить полноценной жизнью. Поэтому он и не торопился, как бы трудно не было сдерживать себя – Люси сейчас было гораздо труднее. В конце концов его терпение было вознаграждено: девушка расслабилась и развела колени, но стоило ему войти, как она снова вся сжалась, неосознанно впиваясь ногтями в его плечи. Джерар отстранился, с тревогой вглядываясь в её искажённое болью лицо: – Люси… Мне кажется, ещё слишком рано… – Нет… – партнёрша обняла его за шею, притягивая к себе. – Нет, пожалуйста… Не останавливайся… – Уверена? – девушка только закивала в ответ, быстро, отчаянно, по-прежнему не размыкая судорожно сжатых рук. Он повиновался, стараясь двигаться как можно осторожнее и покрывая поцелуями её лицо, шею, плечо – всё, куда мог дотянуться. И потом не отодвинулся, молча гладил по голове, как маленького ребёнка, давая возможность выплакаться, пока Люси, устав от пережитых эмоций и слёз, не заснула в его объятиях…***
– Доброе утро, соня! – веселый голос над ухом прогнал остатки сна, что мягкими кошачьими лапками топтался по краю подушки, заставил открыть глаза и посмотреть на хозяина кровати, в которой она сегодня так сладко спала. Да, именно сладко, как это могут только маленькие дети и животные, не обременённые страшными воспоминаниями и угрызениями совести. – Который час? – спросила Люси склонившегося над ней обладателя синеволосой шевелюры. В комнате было довольно светло, значит, однозначно, больше восьми утра, но чтобы точно знать время, пришлось бы вылезать из-под одеяла и тянуться к стоящим на тумбочке электронным часам, которые располагались сейчас под неудобным углом, а вот этого делать девушке совсем не хотелось. – Половина десятого, – ответил Фернандес. – И если мы не поторопимся, нас уволят с работы. – Тебя не уволят, ты директор, – возразила его подчинённая. – Вот именно, – подтвердил тот. – Я первым себя и уволю – за нарушение трудовой дисциплины. У тебя есть пятнадцать минут на душ, иначе они остынут и будут уже не такими вкусными. – Они? – карие глаза засветились от любопытства. – Угу, – кивнул мужчина, наклоняясь ниже. – Так что поторопись, – и мягко накрыл губы девушки своими. Ей словно только это и надо было: она, глубоко, счастливо вздохнув, обвила его шею руками, отвечая на поцелуй. Джерару потребовалось всё его самообладание, чтобы оторваться от неё. Он отстранился и, улыбнувшись, легонько щёлкнул Люси по носу: – Жду тебя на кухне. Через выделенное ей время она, кутаясь в махровый халатик, присела к столу, наблюдая за хлопотавшим у плиты хозяином дома. Сам стол уже был заставлен многочисленными креманками с разными вкусностями: шоколадным соусом, мёдом, сгущённым молоком, вареньем… Фернандес, увидев девушку, удовлетворённо кивнул, словно хваля за исполнительность и пунктуальность, и поставил перед ней тарелку. – Вафли? – Это наша семейная традиция, – мужчина поставил на стол две чашки с кофе и сел напротив. – Каждый год первого января мама пекла вафли, и мы с сестрой не могли выйти из-за стола до тех пор, пока не пробовали с ними все соусы. – У тебя есть сестра? – рука девушки замерла над ближайшей креманкой. – Сводная. Давай ешь, я, конечно, не моя мама, но традиции нужно соблюдать. На то, чтобы съесть вафли, вымыть посуду и привести себя в порядок ушло около часа. Выйдя на улицу, Люси с наслаждением вдохнула свежий, холодный воздух. Лёгкий морозец приятно защипал лицо. Улицы были почти пусты: те, кто вынужден был сегодня, как и они, работать, уже давно выполняли свои служебные обязанности, а счастливчики, получившие выходной, только-только начинали новый день. Подошедший Джерар по-джентельменски открыл перед ней дверцу своего автомобиля – её уже пару дней был в ремонте. Всю дорогу они молчали, изредка обмениваясь улыбками. И лишь когда машина остановилась на полупустой стоянке перед студией, девушка негромко сказала: – Спасибо. Водитель пожал плечами: – Не за что. Я просто подвёз тебя до работы. – Я не об этом… Мужчина повернулся к пассажирке, серьёзно посмотрел в глаза: – Знаю. – Поцелуй меня, – девушка придвинулась ближе, насколько позволял не отстёгнутый ремень безопасности. Фернандес прикоснулся ладонью к её щеке, провёл большим пальцем по нежной коже и, уже почти готовый поддаться искушению, шепнул: – Нас могут увидеть. – Мне всё равно… А ведь ему тоже. Не потому, что было плевать на свою репутацию, слухи или хотелось, как Эвклифу, поставить новое имя в списке мужских побед, не обращая внимания на чувства и желания партнёрши. Скорее наоборот – желание уберечь девушку от лишней боли и разочарования после вчерашнего стало сильнее, но она была такая… необычная? Притягательная? Сложно было подобрать слова, чтобы описать её, как и найти в себе силы, чтобы оторваться от неё и заставить себя окунуться в водоворот ежедневных дел и обязанностей. Чёрт бы побрал этого Стинга, укатившего с очередной пассией встречать Новый год на море и скинувшего на друга тонны требующих немедленного внимания документов… Холодные пальчики легли на шею, взъерошили волосы на затылке, окончательно отбив охоту даже думать о работе, словно нажали на какую-то волшебную кнопку, отключающую ответственную за трудовое рвение часть мозга. Плевать… Джерар резко отстранился от девушки и завёл машину. – Один день студия прекрасно обойдётся без начальства и одного репортёра, – ответил он на удивлённый взгляд карих глаз. – Сегодня у нас выходной.***
Чёрная птица подплыла ближе, рассекая исходящую паром воду озера, грациозно изогнула длинную шею и подхватила клювом кусочек хлеба. К ней, потрепыхав на берегу крыльями, присоединилась вторая, и они вместе заскользили по гладкой поверхности никогда не замерзающего из-за бьющих на дне горячих источников водоёма. Люси, стряхнув с одежды крошки, подула на озябшие пальцы. – Замёрзла? – её спутник прижал девушку ближе к себе, потом приглашающе расстегнул манжеты на рукавах куртки: – Ныряй, – и усмехнулся, коснувшись губами светловолосой макушки: – Ледышка. Может, уже домой поедем? Люси отрицательно мотнула головой. Здесь было так красиво и романтично: выпавший за ночь снег превратил окрестности озера в иллюстрацию к какой-то волшебной сказке, а царящая вокруг тишина ещё больше подчёркивала ореол таинственности, витающий над этим местом, которое было весьма популярно в любое время года – в первую очередь из-за пары чёрных лебедей, поселившихся на водоёме несколько лет назад. Здесь назначали свидания, объяснялись в любви, делали предложения руки сердца, а одинокие приходили кормить птиц, чтобы, согласно появившейся примете, вскоре найти себе вторую половинку. Девушка и сама не заметила, как ноги привели их сюда – это было одно из её любимых мест в городе, поэтому вполне естественно, что, придя в парк, она свернула на аллею, ведущую к озеру. Впрочем, Фернандес не возражал и, самое главное, не стал отпускать по этому поводу никаких шуточек, как это сделал Фуллбастер, когда они однажды пришли сюда вдвоём. Просто сходил к смотрителю за горбушкой хлеба и, присев вместе с Люси на деревянный настил, обнял её со спины, согревая и щекоча дыханием макушку. Она не ждала от Джерара ни слов о любви, ни заветного колечка – ей было достаточно того, что он сейчас был рядом: сильный, надёжный, заботливый, всё понимающий. Поэтому прозвучавшие в тишине слова даже сначала напугали её. – Выходи за меня. Она подскочила: резко, стремительно, одним движением – и обернулась к своему спутнику: – Это шутка? Нет, он не шутил. Люси в растерянности смотрела на сидящего синеволосого мужчину со странной татуировкой на лице. Когда, как, почему эта мысль пришла ему в голову? После всего, что он узнал о ней… вот так спокойно просить её занять далеко не последнее место в своей жизни? И столь же спокойно ждать ответа – не потому, что надеется на положительный ответ, а потому, что уверен в принятом решении. Страх вдруг схлынул, осталась лишь пьянящая, головокружительная радость, которая не могла не вырваться наружу заливистым, счастливым смехом… Джерар с улыбкой смотрел на девушку. Она нравилась ему любая: растрёпанная, немного сонная утром, серьёзная, хмурящая тонкие брови во время работы, испуганная и растерянная после его недавних слов, и вот такая – смеющаяся, раскрасневшаяся, вся словно светящаяся изнутри. То, что он сказал пару минут назад, стало отчасти неожиданностью даже для него самого, просто сорвалось с языка, когда вдруг подумалось, что ни с кем и никогда ему не было так тепло и спокойно. Решение пришло мгновенно, на секунду сбив дыхание, как от удара в солнечное сплетение (получал по молодости, знает), и показалось настолько правильным и единственно возможным, что озвучить его вслух уже не составило труда. Люси всё никак не могла остановиться, постепенно отступая с протоптанной дорожки на нетронутый снег и совершенно этого не замечая, пока её смех не сменился испуганным визгом – очевидно, нога попала на припорошенный лёд и поскользнулась. Фернандес сорвался с места мгновением раньше, но успел только обхватить девушку за талию и вместе с ней упасть на землю. Теперь они хохотали вдвоём, вызывая недовольное бурчание и сердитые взгляды смотрителя. Наконец, устав, нарушители спокойствия замолчали, глядя в подёрнутое дымкой небо – снова собирался идти снег. Чуть отдышавшись, Люси повернула к Джерару голову и, проведя ладонью по его щеке, сказала: – Ты замечательный. – Ты тоже, – ответил он. – Но если мы такие оба замечательные ещё немного полежим на снегу, то подхватив совершенно незамечательную простуду. Встаём? Девушка кивнула. Они, аккуратно поднявшись, помогли отряхнуться друг другу и медленно пошли по утоптанной тропинке, обсуждая недавнее предложение и его последствия: – Значит, ты согласна? – Да. – Отлично. Только придётся подождать до третьего января, потому что раньше ЗАГС не откроется. Заодно познакомишься с моей сестричкой. Она нас и распишет. Договорились? – Да. – Великолепно. А потом мы будем жить долго и счастливо, и ты родишь мне шестерых детей. Хорошо? – Да… Что?.. – Ладно, это я загнул немного. Пятерых? – Джерар! – Хорошо, четверых. Но это моё последнее слово!***
– И как это понимать? – когда Эвклиф смотрел вот так – прищурившись, судорожно раздувая ноздри, чуть склонив голову на бок и спрятав руки в карманы – это могло означать только одно: он был в бешенстве. Впрочем, его собеседника ни злость блондина, ни разговор, ни даже намечающийся мордобой ни капли не трогал. Синеволосый мужчина по-прежнему сидел за столом, продолжая спокойно просматривать какие-то бумаги, лишь мельком взглянув на ворвавшегося в кабинет друга. И это разозлило Стинга ещё больше. Он быстро пересёк комнату и опёрся руками о стол, буквально шипя на невозмутимого Фернандеса: – Я возвращаюсь сегодня и узнаю, что у тебя роман. И с кем? С той, кого полгода назад ты просил оставить в покое. Для себя решил её приберечь? Джерар отложил бумаги в сторону, выдвинул один из ящиков, достал оттуда связку ключей и бросил на стол перед Эвклифом: – Он твой, – потом поднялся, отходя к окну. Блондин несколько секунд тупо смотрел на лежащий перед ним предмет, будто не веря своим глазам, и, всё ещё не решаясь взять его, спросил: – Ты помнишь, на что мы спорили? Фернандес, не оборачиваясь, кивнул: – Мы поженились вчера. Стинг присвистнул: – Всё настолько серьёзно? – и, прихватив ключи, подошёл к другу. Одну руку, согнув в локте, положил Джерару на плечо, на ладони второй подкинул звякнувшую связку: – Она и правда этого стоит? Фернандес, чуть повернув в его сторону голову, ответил спокойно и веско: – Да. – Тогда поздравляю. Вас обоих, – Эвклиф похлопал друга по плечу и пошёл к двери, на ходу поигрывая ключами. – Меня сегодня уже не будет. Джерар фыркнул: хорошо, если только сегодня, а то ведь и на неделю пропасть может, получив, наконец, долгожданный выигрыш. Они ведь постоянно спорили, ещё со школы, делая безумные ставки и придумывая совершенно нелогичные и странные предметы для спора. Однажды друзья решили выяснить, кто дольше продержится без секса. Эвклиф сдулся уже через неделю, сделав друга обладателем лучшего коллекционного вина из погребов своего дяди-винодела (бутылки, кстати, пришлось самым наглым образом «тырить» через узкое оконце при помощи удочки, потому что старый скряга наотрез отказался их не то что дарить племяннику, а даже продавать). В следующий раз причиной спора стала симпатичная однокурсница, которую ребята охмуряли всеми известными способами. Девушка оказалась умнее и не выбрала никого. За проигрыш расплачивались оба, делая себе татуировки: Джерар – на лице, Стинг – на… хм… в общем, на другом месте. В этот раз безоговорочным победителем стал Эвклиф. Пятнадцать лет назад, будучи двадцатилетними молодыми оболтусами, будущие директора телекомпании «True News» затеяли новый спор. На этот раз из желания посмотреть, кто из них окажется более стойким и изворотливым, стараясь избежать обручального кольца на безымянном пальце. Учитывая, что ни один, ни другой не рвались под венец и весьма ценили мужскую свободу, оба почти не сомневались каждый в своём успехе и сделали довольно высокие ставки. Фернандес без раздумий поставил на кон «Додж Томагавк» – любимый мотоцикл, огромный, мощный и невероятно быстрый, оснащённый десятицилиндровым двигателем и большими сдвоенными колёсами. Эвклиф не уступил ему, предложив в качестве ответной ставки катер для вейкбординга (Вейкбординг и вейксерфинг – разновидности катания на доске на кильватерной волне катера (такая волна по-английски и называется «wake»). Оба вида спорта появились в США в 80-е годы прошлого века, а в Россию вейкборд и вейксерф пришли всего несколько лет назад – прим. автора). Первые пару лет друзья подкалывали друг друга и всячески помогали проиграть, подкидывая товарищу то приглашения на чужую свадьбу и расписывая прелести семейной жизни, то очередную «невесту». Потом им это надоело, нашлись новые развлечения и не менее интересные поводы для споров, которые к тому же разрешались довольно скоро к обоюдному удовольствию. Но вот, наконец, и этот тоже закончился… Джерар вернулся за стол и снова потянулся к бумагам (надо же хоть кому-то из них работать), но пробежав глазами по строчкам, отложил в сторону. Голова сегодня решительно отказывалась воспринимать деловую информацию, вновь и вновь прокручивая перед мысленным взором события вчерашнего дня, и в особенности того, что было ночью. Когда первый страх перед близостью прошёл, Люси стала совсем другой: нежной, чувственной, дарящей себя практически без остатка. Конечно, потребуется ещё много времени, чтобы окончательно развеять память о том ужасе, через который ей пришлось пройти, и всё же… Даже сейчас эта девочка давала ему гораздо больше, чем все его прошлые партнёрши. Но дело было не только и не столько в сексе (он был уже большой мальчик и не страдал от столь ярко выраженного спермотоксикоза, когда любая представительница противоположного пола, снизошедшая до того, чтобы подарить несчастному смертному немного ласки, кажется едва ли не богиней). Все эти долгие месяцы, наблюдая за своей вынужденной квартиранткой, Фернандес не переставал удивляться ей. Вернее, тому, с каким упорством и решимостью она боролась за свою жизнь – по-другому это назвать было нельзя. Пройдя через ад, униженная, растоптанная, Люси находила в себе силы не просто просыпаться каждое утро, а жить полной жизнью: встречаться с людьми, работать, строить планы на будущее, улыбаться. Да, именно улыбаться, а не растягивать губы в нужной гримасе – по-настоящему, пусть и робко, но от души. И с каждым днём эта улыбка становилась всё увереннее и счастливее. Джерару вдруг захотелось снова увидеть, как загораются в глубине карих глаз весёлые огоньки, заставляя щёки девушки покрываться лёгким румянцем, а саму её словно светиться изнутри, даря смотрящему на неё частичку себя, что потом ещё долгое время грела где-то глубоко внутри. Возможно, так Люси действовала только на него, но от этого желание испытать столь приятное чувство стало лишь сильнее. Фернандес резко поднялся и покинул кабинет. Он нашёл жену в одной из комнаток на первом этаже в компании Леви, Каны и Эльзы. Девчонки пили чай и о чём-то мило болтали, резко замолчав при его появлении и смотря на него так, будто он был богом, каким-то чудом посетившим их скромное собрание. Кажется, они даже забыли, как дышать. Тоже уже знают? Мужчина обвёл их взглядом и поздоровался: – Доброе утро, дамы. Люси, можно тебя на минутку? – та лишь кивнула и поспешила к выходу, с беспокойством смотря в глаза. Как только она вышла в коридор, Джерар плотно закрыл дверь и, обняв за талию, притянул к себе. – Что-то случилось? – девушка ткнулась ему в грудь, напряжённая, как струна. – Случилось, – подтвердил он, слегка касаясь губами её виска. – Я соскучился. И ничего смешного, – чуть обиженно продолжил Фернандес, услышав приглушённый смешок супруги. – Мне тридцать пять лет, я директор крупной компании, а веду себя, как влюблённый мальчишка, бегая по всему зданию в поисках жены, желая лишь увидеть её улыбку. – Знаешь, я даже рада, что ты так себя ведёшь, – Люси подняла голову и, наконец, подарила ему то, ради чего он пришёл. – Я, кажется, тоже, – наклоняясь, чтобы поцеловать её, шепнул Джерар.***
Белые, невероятно большие снежинки, медленно кружась в воздухе, плавно опускались на заботливо расчищенную дорожку, одинокую разлапистую ель у входа и серые мраморные плиты, ровными рядами уходящие в глубину городского кладбища. Тишина этого места завораживала, убаюкивала, отгоняя прочь мысли о мирской суете и минутных человеческих страстях, а неожиданный снегопад (синоптики, как всегда, ошиблись с прогнозом погоды на неделю, пообещав вместо него столь странную для конца февраля оттепель) дарил душе ощущение покоя и почему-то сказки, как это обычно бывает на Рождество. У одной из могил с фотографией маленькой девочки стояли двое: мужчина и девушка, которая, присев, положила рядом с надгробием две ярко-алые розы. Когда она поднялась, её спутник бережно сжал тонкие девичьи пальчики в своей широкой ладони. Девушка благодарно улыбнулась и, склонив голову ему не плечо, потёрлась щекой о шершавую ткань пальто: – Знаешь, – её тихий голос почти не нарушил царящего вокруг безмолвия, гармонично вписавшись в тихое поскрипывание деревьев и хруст снега под ногами сторожа, копошащегося на соседней аллейке. – Наверное, это может показаться странным, но, каким бы безумцем или чудовищем не был Драгнил, кое в чём он всё-таки был прав. – И в чём же? – нахмурившись, спросил мужчина. – Он говорил, что я должна отпустить своё прошлое и жить ради тех, кто мне дорог, – девушка легонько провела кончиками пальцев по его щеке, украшенной тёмно-синей татуировкой. – Что ты там говорил на счёт шестерых детей? Кажется, эта идея мне всё больше нравится, – она отпустила руку своего спутника и медленно пошла по дорожке к воротам, периодически с улыбкой оглядываясь на замершего у могилы мужчину. Тот задумчиво потёр подбородок, не торопясь следовать за ней, будто желая тщательно обдумать её слова. – Ты тоже это слышал? – обратился он к маленькой серой птичке с красной грудкой, весело перепархивающей с ветки на ветку росшего неподалёку неизвестного деревца. – Вообще-то я пошутил, – снегирёк насмешливо свистнул, словно говоря: «Теперь это твои проблемы, как пошутил, так и расхлёбывай», и улетел куда-то по своим делам. Мужчина кивнул, признавая его правоту, развернулся и пошёл вслед за девушкой. Он догнал её уже около машины, развернул к себе и, глядя в озорно блестевшие карие глаза, сказал: – Люси, по поводу шестерых детей… – Уже поздно, Джерар, я беременна, – девушка чмокнула его в кончик носа и села в салон. Её спутник чуть приподнял брови и усмехнулся: – Ну, что ж, придётся, видимо, расстаться с коллекцией грампластинок, – потом, обойдя автомобиль, занял место водителя. Несколько секунд смотрел в лобовое стекло, словно привыкая к неожиданному известию, и вдруг, рассмеявшись, повернулся к пассажирке: – Значит, начало положено? Ответом ему была счастливая улыбка, любящий взгляд и нежный, долгий поцелуй.