Иллюзия

      Это было поле под грозовым небом. Непонятно, какой время суток — то ли утро, то ли день, то ли вечер. Единственное, что вносило хоть какое-то однообразие в этот пейзаж из выгоревшей травы — скрюченный баобаб. Он доживал свои последние дни, его иссохшей коры давно не касалась вода.       И вот он, наконец — дождь. Душ из холодной воды. Благословение небес, плач серых туч и корм для голодной земли. Воздушный поцелуй, который небо шлёт земле.       Небеса разверзлись, оттуда показался столп света.       — Приходите ко мне, сирые и убогие, и я приму вас в свой дом. А мой дом — весь мир.       Тео сиял в столпе света и походил на мессию. До неприличия белый. Он раскинул руки в стороны, словно приглашая в объятия. Блаженная улыбка скользила по его лицу, голова запрокинута, а глаза закрыты.       — Шагайте со мной по звёздам и рассекайте моря. Я — солнце для Икара и яблоко для Евы. И свет мой — пламя, сжигающее ненужное и незначительное.       С его флейты капала кровь.       — А если это незначительное — я? — спросила я, перекрикивая его.       — Все крысы — драгоценные дети земли, все черви — любимые чада дождя, море одинаково любит всех своих планктонов и крилей, свет солнца проливается и на крохотный кактус, который топчут копыта верблюда.       Он звал меня к себе, в своё пламя. Чтобы мы впыхнули вдвоём и наш прах развеял бы ветер. Он бережно унёс бы нас на своём загривке в Город, Где Всё Хорошо.       А что, если…       — ОНА ПРИХОДИТ В СЕБЯ.       Что, если даже мой прах превратится в осколки льда? Что, если это я — давящие стены и тьма бездны?       — ДАВЛЕНИЕ 140/90.       — Мы будем вместе, — говорит Тео, нежно глядя на меня. — Я никогда не отпущу твою руку. Мы уйдём по цветущей тропе подальше от разинутой пасти бездны. Подальше от одиночества.       Говорит Тео, пока всё исчезает, в то числе он сам. Всё пожирает свет небес.       Свет небес, превратившийся в свет хирургических ламп. Надо мной склонились врачи в масках. Вместе с сознанием пришла боль, пронзившая моё тело. Я не могу ни пошевелиться, ни вскрикнуть.       — Очнулись? Можете говорить? Сколько пальцев я показываю?       В глазах поначалу всё двоилось, но вскоре пришло в норму. Найдя в себе силы, я ответила:       — Три.       — Вы осознаёте, что с вами случилось и где вы находитесь?       — Я в больнице. Меня сбил грузовик. Что с Тео?       — Тео?       Врачи непонимающе переглянулись.       — Ну, белобрысым, — устало ответила я. Итак сил никаких не было, не хватало ещё объяснять им всё. — Он был со мной. Выжил?       — Но вы были одни. Не было никакого белобрысого.       Я почувствовала раздражение. Как же. Не мог же он убежать с переломанными костями, в самом деле.       — Где Тео? — повторила я.       — Не было Тео. По крайней мере, когда мы прибыли. Наверное, из-за стресса и повреждений у вас воспоминания перепутались.       Да какие ещё к чёртовой матери воспоминания?!       — Где Тео?       Врачи ещё раз переглянулись.       — Нам позвать вашего опекуна?       — Не надо опекуна. Где Тео?       Но они всё равно позвали соседку. Она подбежала ко мне. Её лицо было заплаканным, тушь растеклась.       — Самми! Самми! Ты живая!       Она не решалась приблизиться ко мне, потому что знала о моей нелюдимости.       — Где Тео? — повторила я.       Это уже смешно. Его что, для опытов похитили, как в фильмах? Почему они его прячут? Может, не хотят говорить, что он погиб?       — Он умер?       — Какой Тео?! — ревела соседка. — Тебя одну привезли. Тут только мальчик лет девяти и какая-то девушка-мотоциклистка.       — Он умер?       — Не было никакого Тео, — повторил врач. — Вы были одни.       — ДА ХРЕНА С ДВА! — заорала я, от злости почувствовав прилив адреналина.       Я вскочила, и это резкое движение отдалось дикой болью по всему телу. Трубки и провода сдавили меня. Я была вся в этих трубках и проводах, как искусственный интеллект в научно-фантастических фильмах, который только что вылупился из инкубатора. И вся в бинтах и повязках, как мумия.       Сильные руки тут же повалили меня обратно.       — Успокойтесь и не делайте резких движений, это навредит вам.       — Закрой свой вонючий рот! — завопила я. — Мне нужен Тео! Где Тео?!       Точнее, мне показалось, что я воплю. На самом деле это был хрип чуть громче обычной речи.       — Вам нужно восстановиться. Понимаю, вам сейчас тяжело. Но сейчас лучше позаботиться о себе.       — Я всё выдержу, даже если он умер! Я не ребёнок! Не решайте за меня, что для меня тяжело, а что нет! Где Тео?!       Медсестра достала шприц и набрала в него успокоительное.       — В анус себе это уколи, сука крашеная! — плевалась я, вырываясь из цепких объятий врачей. — Почему вы скрываете от меня Тео?! Я от вас не отстану, пока не узнаю, где он!       Я почувствовала боль от укола. Медсестра успела вытащить иглу прежде, чем я её сломала.       — Мне нужен Тео! Дайте мне Тео! Вы, сволочи! Дайте мне Тео!!!       Слабость вновь свинцом разлилась по моему телу. Я провалилась в сон. Но на этот раз ничего не видела.       — Это мы виноваты.       Это сказал брат. Стэн. Его лицо покраснело и под глазами прибавилось мешков, но в остальном он был таким, каким я его запомнила.       — Мы оставили тебя одну тогда, когда этого делать нельзя было ни в коем случае.       Да, это был именно тот Стэн, который неделями не приходил домой и колотил меня по любой мелочи.       — А сейчас слишком поздно.       Нет, Стэн, не поздно. Поздно будет, когда я уеду в Город, Где Всё Хорошо. А сейчас я готова принять тебя, блудного кота.       — Ты пришёл.       — Конечно, пришёл, — проворчал Стэн. — Любой нормальный человек пришёл бы. Даже если не был близок.       — И ты трезвый.       — Сам удивляюсь.       — Как мама? Как сестра? Как Эшли? Как в школе?       — Про маму не знаю, сестра и Эшли приехали вместе со мной, из школы меня выгнали.       Он был первый, кто навестил меня после опекунши. Хотя, прошёл только день. Врачи показали мне запись. Тео и правда не значился в них. Странно. Я решила пока притвориться послушной, а потом, когда восстановлюсь, выяснить, в чём тут дело.       — Что с директрисой?       Директриса была большой занозой в заднице. Она постоянно говорила мне, что я пошла в своих «родственничков». Больше остальных.       — Она подумала, что ты попала в колонию, — усмехнулся Стэн.       — Я туда попаду только за её убийство, — мрачно ответила я.       Как назло, в комнате зеркал не было. Шевелилась я с трудом из-за дикой боли. Будто врачи решили сэкономить на обезболивающем, хотя мне сказали, что я накачана под завязку. Мне сообщили только, что у меня много переломов и постельный режим как минимум на два месяца мне обеспечен. И пока я была в коме три дня, меня прооперировали. Неудивительно, что тело так чростно протестует против такого обращения с ним.       — Я сильно изуродована? — спросила я.       — Ты замотана, как мумия. Но лицо не тронуто, не считая нескольких ссадин.       Я с облегчением вздохнула.       — А ещё у тебя сломан позвоночник, — уже тише сказал Стэн. — Просили пока тебе не говорить, потому что это шокирует тебя.       — Насколько сильно?       — Ну, не то, чтобы очень. Но и не чуть-чуть.       Зашибись ответ.       — Я буду инвалидом?       — Пятьдесят на пятьдесят.       Час от часу не легче. Решила, значит, уехать. Будто сам город меня не хочет отпускать. Держит в своих цепких объятиях. Что ж, отнимутся ноги — поползу. Отнимутся руки — буду гусеницей извиваться. Плевать. Лишь бы не быть здесь. Лишь бы быть с Тео.       — А почему ты думаешь, что вы виноваты? — повернулась я к Стэну. — Нет, вы придурки, не спорю, но к аварии вы каким боком причастны? Ты, что ли, за рулём сидел?       — Нет-нет, я про твоё состояние. Всю эту твою дёрганность, да и Тео ещё какой-то.       Мне говорили, что тебя видели разговаривающей с пустотой. Типа, ты вела себя так, будто кто-то был рядом.       — Что ты несёшь? — начала закипать я.       Стэн с болью посмотрел мне в глаза.       — Думаю, ты сходишь с ума.