Иллюзия

      На вокзале пахло поездами и пряностями. Люди ходили туда-сюда, злились от ожидания, гремя сумками и чемоданами. Кто-то прощался, кто-то скандалил. Миллионы обрывочных историй происходило вокруг, трагических и счастливых. Днём назад к нам приехал Эшли. Он с самого порога обнял меня и поцеловал в щёку. Удивительно, как братья, с которыми ты не виделась много лет, стали тебе настоящей семьёй. А Тесси и Стэн не соизволили явиться, пока Расти их не приволок.       — Сейчас ты всё им выскажешь, — строго говорил он, держа их на шкирку, как мать новорождённых котят.       Я испуганно пятилась, мотая головой.       — Давай, заставь их услышать тебя, — прикрикнул он. — Ты же хочешь, чтобы всё закончилось?!       Хочу.       Я действительно захотела этого. Особенно, когда Эшли мягко сказал мне, что Гусар не говорил мне тех страшных слов. Что никто их мне не говорил, просто реальность проходит через искорёженный фильтр моего восприятия, запачканный моим внутренним дерьмом. Таблетки тут уже не помогут. Надо выпустить всё из себя, как воздух из шарика. Только не лопнуть, а развязать верёвку.       — Ну давай, расскажи нам, — ухмыльнулась Тесси.       Расти развернул её к себе и влепил пощёчину. Сестра упала. Лёжа на полу, дотронулась до уголка рта и ошеломлённо взглянула на свои окровавленные пальцы. Расти здорово её приложил и, похоже, не жалел об этом.       — Почему? — хрипло спросила я.       — Что почему? — повернулся ко мне Стэн.       — Это ты должен был сделать! — неожиданно для самой себя вспылила я.       — Я? — искренне удивился Стэн.       — Протрезвей уже наконец, наркоша обоссаный! — вскричала я, одним прыжком преодолев расстояние между нами.       Я схватила его за грудки и как следует встряхнула. Его голова качнулась взад-вперед, как у клоуна из шкатулки. Того, что на пружинах. Меня это позабавило. Я взглянула в его зрачки. Опять, сука, укололся. Задрала его рукав. Вены сожжены на локте и наружной стороне ладони. Со второй рукой то же самое. Брат не сопротивлялся, он весь был как тряпичная кукла. Воняло от него, как от старого забулдыги. Он, по сути, и был таким. Старым вонючим бомжом в теле подростка.       — Куда ты ещё не кололся? — выкрикнула я ему в лицо, — Вколи себе уже мышьяк в лобок и избавь нас всех от себя, небритая морда! Эшли, с которым я не виделась лет семь, сделал то, что должен был сделать ты, живущий со мной всю жизнь! Но нет, зачем нам решать проблемы? Зачем нам спасать семью? Лучше сбежать в героиновый рай!       То-то из квартиры куча мебели вынесено. Итак нищие, так ещё и он обирает.       — Кто бы говорил, — тихо сказала Тесси.       Я со злостью швырнула брата на пол. Так и остался там лежать, сладко посапывая. Слюнная дорожка спускалась вниз по его щеке к уху. Я пнула его в живот.       — Полегче там, — сказал Эшли, подбегая к Стэну.       — Ты сейчас не лучше, — продолжала Тесси, пока я надвигалась к ней. — Теперь ты — бьющая сестра.       Она говорила это и постепенно отодвигалась к стене. Я почувствовала её страх. Так собаки чувствуют, когда человек боится их. И это чувство собственной власти опьяняет. Даже если изначально не желала ничего плохого, сейчас хотелось стать персонажем её кошмаров.       — Ах ты драная сууучка, — нараспев произнесла я, улыбаясь.       Упивалась её реакцией. Раскрытым ртом, из которого стекала струйка крови. Расширенными от ужаса зрачками. Дрожью по телу.       — Так ведь от кого я этому научилась?! — рявкнула я, приближаясь к сестре.       Я встала прямо перед ней. Она сидела, глядя на меня снизу вверх. Я села на корточки, приблизившись к ней. От её тела исходили волны жара. Я чувствовала её горячее учащённое дыхание на своей коже. Хотелось прижаться к ней, чтобы почувствовать этот бешеный пульс. Бойся меня, сучка-сестра, как я тебя боялась когда-то.       — Неприятно, когда тебя бьют, правда? — спросила я, размазывая кровь по её лицу. — Неприятно чувствовать страх перед кем-то? Сейчас я могу сделать с тобой всё, что угодно. Могу избить тебя до крови, отхлестать тапком или проводом, сломать тебе нос, выдернуть клок волос. Я знаю, что ты боишься меня, и ты это чувствуешь. Какого это, а? Какого, шлюха?       Я со всего размаху ударила её в челюсть. Она упала, застонав и заслонившись руками.       — Пока ты бухала по клубам, я убиралась и готовила, как сраная Золушка!       Я наносила удар за ударом. Брата мне было противно бить руками, хотелось только пинать. А тут по-другому. Нравится ощущать её мягкое тело под своими кулаками. Я особо не смотрела, куда бью. Главное, чтобы ей было больно и страшно.       — Ты специально просила меня не задерживаться после уроков. Ведь ты в это время гуляла со своими суками и не могла прибраться. А ведь ты так любишь чистоту!       Я схватила её за волосы и ударила об стену. В стороне Стэна стошнило. Ко мне поспешил Расти.       — Не лезь! — рявкнула я.       По щекам Тесси скатывались слёзы. Я улыбнулась.       — Плачешь? Это я должна плакать. Знаешь, как мне было страшно оставаться одной? Знаешь, как мне трудно было оттаскивать мать от окна? И как хреново было при мысли о том, что я одна, наедине со своей болью, и это никогда не закончится?!       Тесси потёрла рукой ушибленное место. Её лицо опухло и залилось кровью. Ни следа от былой красоты. В её глазах отражалась я, и я была очень похожа на неё, когда она била меня. Нет, я была страшнее. Как бешеная собака. На миг я ужаснулась. Неужели это я?       Расти схватил меня и оттащил от неё.       — Достаточно, а то все кости ей переломаешь, — сказал он мне.       — Это из-за вас я стала такой! Из-за вас! — завизжала я ультразвуком, показывая на брата и сестру. — Когда мне было хреново, где вы были? По клубам шлялись?! Бухали?! И домой приходили только поспать и пожрать, и время от времени на меня поорать и побить!!! Из-за вас, ублюдки, я стала такой! Что с вами не так?! Неужели так сложно было просто не бросать меня?!       — Прости, — сказала Тесси.       — Пошла к чёрту, шлюха! — я швырнула в неё ботинок. — На кой-хрен мне твои «прости»?! Раньше надо было думать! Сколько раз я ждала от тебя этого слова?! Но ты же гордая шалава, тебе легче в очередной раз отколотить меня, чем признать, что ты обосралась! Хуле вылупилась?! Иди давай к своим шлюходружкам, походи с ними по магазинам, перекрась волосы в цвет детского говна!!! А ты, мудобрат, передознись уже!!! Вы мне больше не нужны!!!       — Прости, — повторила Тесси, рыдая. — Я больная сука. Прости, Самми.       — Не называй меня так, — холодно сказала я, снимая второй ботинок.       Расти придержал меня.       — Вы все не стоили того, — прошептала я. — Я сошла с ума из-за каких-то придурков. Видел бы нас сейчас отец…       — Папа, — тихо сказал Стэн.       Эшли заботливо вытирал его от рвотных масс.       — Он бы сдал тебя в приют, если бы увидел, что стало с тобой сейчас, — презрительно сплюнула я. — Позорище.       Эшли убежал на кухню. Расти сжал меня ещё крепче, прижимая к своему горячему и мокрому телу.       — Тесси, если не можешь сдержать свои поганые эмоции, то сходи к неврологу или кому там. Пропей курс седативных, — продолжила я. — Нормальные люди, если видят, что семье хреново, то стараются помочь, а не бегут. И, мать твою, не бьют своих родственников. А твоим подружкам, кстати, на тебя насрать. Они используют тебя. Наверное, за спиной говорят, какая ты убогая вонючка.       Она поникла головой. Стэн весь задёргался. Эшли подошёл ко мне и дал стакан седативного. Я выпила его залпом.       — Полегчало? — спросил Стэн.       — Есть такое, — согласилась я.       Расти обнмал меня и качал на руках, как мать дитя. Как Дракон меня когда-то. Мы сидели так какое-то время, каждый думая о чём-то своём. Тесси беззвучно рыдала, Стэн упивался приходом, Эшли держал руку на пульсе Стэна. Повисла тяжелая и вязкая тишина, как тьма безлунной зимней ночью в комнате шизофреника. И только тикание стрелок часов нарушало её.       — Эшли, — через какое-то время позвала я.       — М?       — Присмотри за матерью.       — Я ведь учусь, Самми…       — Предпочтёшь доверить её им?       Он грустно вздохнул.       — Я попрошу перевести её в нашу больницу. Может, когда выпущусь, буду работать с ней. не злись, Самми, — миролюбиво добавил он. — Она ведь и моя мама.       — Слышали? — обратилась я к торчку и шлюхе.       Стэн не отреагировал. Скорее всего, он и не слышал меня. Тесси стыдливо поёжилось. Даже жалко как-то их стало.       — Самми, им ведь тоже лечиться нужно, — мягко улыбнулся Эшли. — Я понимаю, что сейчас упаду в твоих глазах, но попробуй понять их, потому что они такие же, как и ты. Озлобленные щенки, травмированные люди. Им не хотелось возвращаться домой, где их ждала пустая квартира и больная мать. Вот Стэн и предпочёл сбежать в мир алкоголя. А когда он перестал помогать, то перешёл на травку. На таблетки. На героин.       Я больше не закипала. Должно быть, из-за седативного. Оно было довольно сильным. Наверняка продавалось с рецептом. Я какое-то время пила его, для понижение агрессивности. Сестра тоже.       — А Тесси просто срывалась на тебе. Она ведь больной человек. Я помню, как мама постоянно нервничала, когда была беременна ей. Один раз сильно поссорилась с отцом и ушла из дома. Просидела на вокзале всю ночь. Невроз ещё усугубила смерть отца и депрессия матери. Вот она и решила найти виноватого. Так легче, чем признать себя беззащитной перед обстоятельствами. Она искала лишний повод придраться к тебе, чтобы это дало её моральное право выместить на тебе всю злость. Ещё я помню, что она ревновала тебя к родителям. Ты ведь была ангелочком.       — Это бесило, — согласилась Тесса.       — Какая сучка эта Саманта, надо было тоже свалить из дома и бухать по клубам, оставив мать сходить с ума, — усмехнулась я.       — Это твоя справедливость, а это её справедливость. Человеческие отношения — сложная штука, — пожал плечами Эшли. — Я её не оправдываю, — спешно добавил он, поймав мой косой взгляд. — Лучше отпусти её и живи своей жизнью. Она не стоит того, чтобы ты так убивалась, сестрёнка. У тебя своя жизнь. У тебя есть семья. Мы твоя семья.       Он подполз и обнял нас с Расти. Мне стало удивительно тепло. И я чувствовала, как Тео улыбался внутри меня.       Так же обнимались мы, стоя в палате матери. Она смотрела на нас, и что-то знакомое промелькнуло в её взгляде. Ведь мы были вместе. Одна большая семья. На миг она вспомнила это, но и этого было достаточно. За окном чирикали птицы и кто-то поливал клумбы. Солнце светило нам в глаза.       Мы стояли все вместе и представляли, что ничего не было. Никто никого не бил, никто никуда не уходил и никто не умирал. А скоро придёт папа и принесёт нам фруктов. Скоро, совсем скоро, солнце уже садится за горизонт и окрашивает безоблачное небо с оранжевый.       И сейчас, стоя на вокзале, мы так же обнимались. В сторонке стояли Тесси и Стэн. Стэн был трезвым, он весь вспотел. Я взяла с Тесси обещание отдать его в наркодиспансер. А ещё — пропить курс седативных. Опекунша, Роза — мне хотелось называть её по имени, а не по фамилии — покровительственно положила руки на плечо мне и Расти.       Было тепло, все одеты легко. Девушки светили голыми ногами. Длинные волосы растрепал ветер. Облака неторопливо плыли по небу. Серый Город потихоньку просыпался, Крысы и Уроды уже подыскивали себе катакомбы поглубже. Но даже если солнце золотом зальёт улицы, то они не обретут цвет, лишь уродство обнажится ещё больше. Я не жалела, что покидала эти места. Впереди ждала долгая весенняя дорога, зелёные поля, странные попутчики и море.       Прогудел сигнал, оповещающий о прибытии поезда. Я держала рекламный буклетик о Городе, Где Всё Хорошо. Я вспомнила, что уже видела его. Когда-то отец приносил его с работы. И я грёзила о том, что когда-нибудь приеду туда. Когда-нибудь, когда стану фигуристой и модной старшеклассницей восемнадцати лет. И не думала я никогда, что мои мечты сбудутся. Только я не модная и не фигуристая.       — Ну, пора, что ли, — замялся Расти.       Мы снова все обнялись и зашли в купе. Ввалились в кабинку всей гурьбой. Сосед — усатый мужик в розовых штанах в цветочек и джинсовой куртке — ошалело посмотрел на нас. А мы на него. И рассмеялись нестройным хором. Потом расселись, помолчали на дорожку. А когда объявили о том, что поезд отправляется и сопровождающим нужно покинуть вагон, ребята нехотя вышли. Мы с Расти остались вдвоём. Семья стояла на перроне, и ветер трепал их волосы. Лента слетела с каштановых кудрей Розы, но она этого не заметила или не придала значения. Опекунша выглядела одновременно и на сорок, и на семнадцать. Лицо — на сорок, а неподдельная радость и внутренний свет — на семнадцать. Эшли ласково улыбался мне. Как Белый Рыцарь Алисе. В груди отчего-то больно кольнуло, как будто я покидаю их навсегда.       — Я буду скучать по вам, — крикнула я, открыв форточку. — Обещаю навещать! И вы меня навещайте! И звоните! И пишите! И вообще, не забывайте свою маленькую Самми!       Эшли послал мне воздушный поцелуй, Рози улыбнулась ещё шире. Поезд тронулся с места, загудев и застучав колёсами, и сопровождающих обдало ветром. Юбка Розы заколыхалась, обнажив стройные икры. Волосы Эшли отлетели назад, открыв мне лоб со шрамом, который он получил, когда его укусил шершень. Я рассмеялась, вспомнив этот случай.       Поезд набирал темп, перрона удалялась назад, люди на ней уменьшались. Ребята не переставали махать, как и мы им. И на миг мне показалось, что среди них я увидела Тео, но, скорее всего, это было не более, чем наваждение.       — Не грусти, — сказал Расти, будто угадав мои мысли. — Мы ведь ещё не раз увидимся с ними.       — А ведь так всегда, когда уезжаешь. Даже на день, — вздохнула я.       — Я знаю, — грустно ответил Расти.       Перрона вскоре совсем скрылась, слившись с размытым пейзажем уходящего города.       Мы покидали Серый Город, и Крысы с Уродами махали нам своими когтистыми и прокаженными лапками.       — Может, пора перестать смотреть назад и заглянуть вперёд? — улыбнулся Расти, имея ввиду, в общем-то, не только пейзаж.       Впереди было много пробуждающейся зелени. Холмистые поля, уходящие к горизонту и сливающиеся с лазурным небом, кучкующиеся облака, деревья, качающиеся на ветру, косяки птиц, возвращающихся с юга, сверкающая гладь озера и тень леса вдали. Солнце ласково заливало своим золотистым светом просыпающуюся землю. И я как будто слышала, как хохочет среди этих полей Весна, и её младшие братья-зефиры резвятся вокруг неё, ластятся к её стройным бокам, а она обнимает их руками, увитыми цветами.       Буйствующий день вселился спокойным вечером. Застрекотали сверчки, ворвался прохладный ветер. Небо потемнело, звёзды выступили из-за облаков. Мимо нас пронёсся город Эшли. Но мы тогда уже спали, уставшие от впечатлений. Эти самые впечатления переполняли нас, трансформируясь в сны. Сны, где я летала верхом на ветрах среди цветов Города, Где Всё Хорошо. Стрелой летела навстречу звёздам, раскинув руки. И была я настолько велика, что могла обнять весь небосвод вместе с птицами и самолётами.       А утром мы с Расти увидели, что находились в совсем другом месте. На холмах возвышались многовековые деревья, журчал весенний ручей, сеточкой пронизывающий всю округу. И вдалеке паслись лошади без седел.       — Долго ещё? — спросила я.       — Ещё сутки, — ответил Расти.       — Мне трое, — вмешался Розовенькие Штанишки.       — Это куда ты? — удивились мы.       — На остров, — пожал он плечами. — Хочу попробовать себя дауншифтером.       — Че? — опешила я.       — Жить для себя, на лоне природы, — объяснил Штанишки.       — Монахом-отшельником, — осклабилась я. — Будешь пятьдесят лет постигать искусство боя и тренироваться в горах. Кушать только хлеб и воду. И проводить дни и ночи в медитациях.       Он подозрительно посмотрел на меня и свернулся калачиком. Этот мужик почти всё время спал, причем повернувшись к нам задом, который обтягивали розовые штаны.       Казалось, время тянулось очень долго, как будто специально замедлилось, не давая мне приблизиться к Городу, Где Всё Хорошо. На миг я испугалась, что оно и вовсе остановится. Но Расти оставался спокойным и это меня, как ни странно, обнадёжила. Чтобы занять себя, я сначала считала секунды. Когда дошла до две тысячи пятьсот пятьдесят третьей, мне это наскучило. Решила прочитать состав полуфабрикатов. Потом понаблюдать за мухой. Потом — за мужиком. Потом — за Расти. Потом порисовала пальцем на окне. Потом ещё раз перебрала вещи. Потом станцевала на койке. Потом пять раз залезла на верхнюю и слезла с неё. Потом погуляла по коридору. Потом посидела в туалете, пока меня оттуда не выгнали. Потом опять посмотрела в окно. Потом мы с Расти, которому тоже стало скучно, начали играть в шарады. Позже к нам присоединился Розовенькие Штанишки. Спала я беспокойно. Мне снилось, что когда мы прибыли в Город, Где Всё Хорошо, его не оказалось на месте. А потом — что что мы вернулись обратно, и всё началось по новой. Потом — что Крысы меня выкрали из поезда и вернулись обратно.       Утром мы играли в карты Розовеньких штанишек. Сначала в подкидного. Потом в пиковую даму. Потом в покер на щелбаны. Потом в поддашки. Я ни одного раза не выиграла. К обеду весь лоб горел. Потом играли в города. Потом наконец-то познакомились. Розового звали Чарли, как моего психиатра. Он был инспектором безопасности, но теперь решил уволиться и жить для себя, в гармонии с окружающий средой и вдали от общества. Потом мы обсуждали заумь. Потом — авангард. Потом — Достоевского. Потом — супрематизм. Вечером слушали стихи пьяного соседа, вломившегося к нам. Потом заснули и опять мне снились кошмары, что Расти меня обманул и проснусь я у себя дома. А ещё — что мне поездка приснилось, и Тео приснился, и примирение приснилось, и братья приснились.       Утром мы проснулись и позавтракали заварной лапшой, попили горячего шоколада. Почитали конспекты Расти. Потом почитали отчетную книжку Розовеньких Штанишек. Потом стали петь, но спустя две песни к нам заявились соседи и быстро заткнули. Потом слушали плачь детей на другом конце вагона. Потом любовались лесом за окном. Вечером опять запели, и опять нас заткнули соседи. Ночью я не видела кошмаров. Мне снилось, что на голове у Тесси вырос слон, и я отрубила его топором и забрала себе, чтобы вылечить.       Днём, когда был солнечный пик, мы увидели море вдали и услышали крики чаек. Я сама была готова кричать, как эти самые чайки. Должно быть, они и кричат-то потому, что живут рядом с морем.       — Видишь, а ты боялась, — рассмеялся Расти.       — А вдруг это мираж? — побледнела я. — И когда мы подъедем ближе, всё исчезнет.       — Будь спокойна, город настоящий. Психиатр этот твой подтвердит. — заверил меня Расти.       Я сидела, как на иголках. Вдруг на горизонте показался ОН, Я не сдержала восторженного возгласа.       Белые и жёлтые стены, рыжие крыши и одинокие фигуры людей на них, флаги и флюгера, развешенное повсюду бельё, узкие петляющие переулки и песочный пляж, который ласково лижут волны. И рябая гладь сверкает в солнечном свете, сияет и переливается, будто в небе пролетал дракон и случайно оборонил драгоценные камни. Много-много драгоценных камней.       — Потрясающе, — поразился Расти.       — Ништяк. Отели классные, — согласился усатый.       Поезд остановился. Мы с Расти наскоро попрощались с Розовенькими Штанишками и выбежали из вагона, взвалив на себя тяжёлые чемоданы.       Вышли навстречу жаре и горячему ветру. Я не привыкла к такому климату. Вперёд брата устремилась к выходу из вокзала. Вперёд, навстречу этим раскалённым улицам и разрисованным стенам, аромату крема от загара и восточных духов, цветам на подоконниках и открытым окнам с развеваемыми ветром шторками. Дотронуться до этих трещин на стенах, почувствовать эти камни, нагретые солнцем. Погладить юную кошку, приятно жмурящуюся от неги, разлившейся по телу. Пройтись около столиков, вдохнуть запах еды и холодных напитков. Нырнуть в толпу из смуглых тел и яркой одежды, выгоревших волос, шляп и косынок.       Вот он, город, будто сошедший из моей мечты. Будто мой сон, внезапно обретший плоть. Я преодолела эту дорогу. Прибежала, оставляя кровавые следы и сломав зубы о железные хлеба. Выдохнувшись и упав бесчисленное множество раз. Приползла, обессиленная и измученная. Вопреки тем, кто не верил. Вопреки тем, кто удерживал.       — Видишь это, Тео? — спросила я, ускоряя бег и ловко обходя прохожих.       Кто-то играл на гитаре на крыше, художник рисовал дома, садовник поливал цветы, женщины сидели на скамейке, подставив спины полуденному солнцу, молодёжь громко смеялась, сидя на балконе и свесив босые ноги. Все болтали, и голоса сливались в единый гул, похожий на шепот волн.       — Мы сделали это, — смеялась я, раскинув руки и задрав голову.       Я была счастлива, как… Как много лет назад, когда был жив отец. Как тогда, когда он приходил с работы. Когда мы ещё были семьёй.       Вперёд, к морю. Бежать быстрее, будто за тобой гонятся полчища крыс. Обернуться к брату, бегущему за тобой, опьяневшая от счастья, а увидеть на его лице точно такое же выражение.       — Больно вдыхать, — восторженно сказала я. — Жарко так, что будто плавишься.       — У тебя очень странный вкус, северяночка, — усмехнулся Расти.       — Мы из средней полосы! — возмутилась я.       К морю, к морю! Выскочить на песок, как полоумные, снять обувь и пробежаться по песку босой, чувствуя, как он обжигает твои ступни. Подобрать пёструю ракушку и увидеть липкого моллюска, недовольно высовывающегося из неё и тут же прячущегося в бледной спирали. Попробовать пальцем воду. Отпрянуть, как кошка, а потом с разбегу вбежать, обрызгав всех вокруг. Погрузить разгоряченное и вспотевшее тело в солёную прохладу, чувствуя, как вода обступает тебя вокруг, обволакивает и обнимает. Как тогда, когда я нырнула в прорубь. Только тогда я ныряла во тьму, а сейчас в свет. И было так хорошо, что только тогда, когда лёгкие заныли от недостатка кислорода, я нехотя высунулась.        Вдали плескался брат. Он поднимал брызги, и они сияли в солнечном свете, как золотая пыль. Потом он и вовсе кролем поплыл к буйкам.       Чайки кричали, люди кричали, я кричала. И море тоже кричало. Я решительно не умела плавать, и вода не подхватила меня. Поэтому я просто стояла, пока вода нежно качала меня, а ноги проваливались в мягкий песок.       Лишь через час, когда кожа на моих пальцах сморщилась, я решила вылезти. Брат рассекал морские просторы на катере. Его одинокая фигура темнела на фоне горизонта. Он помахал мне, а я помахала в ответ, слегка позавидовав.       Выйдя на пляж, я разлеглась на полотенце и посмотрела на людей вокруг. Все смуглые, лоснящиеся и бодрые. Через мою желтовато-бледную кожу зеленели и синели вены. Вены на локтях были исколоты, на ногах виднелись шрамы, на спине и животе — рубцы от швов, на шее шрам от стекла. Волосы свисали безжизненными сосульками, концы вообще были убиты. Ногти расслаивались, а в мешках под глазами, переливающихся тысячью оттенков синего и фиолетового, можно было таскать продукты из супермаркета. По костям начинающие художники могли изучить внешнее строение скелета человека, а пузико холмиком вздымалось и спалало и было почти больше груди. Красавица.       — Здравствуй, — услышала я.       Надо мной склонился парень с тёмно-каштановыми мокрыми кудрями. С его загоревшего бронзой тела капала вода. Я чувствовала приятную прохладу его кожи.       — Ты мне? — удивилась я.       Он весело смотрел на меня своими янтарными глазами. Они так мило щурились, когда он улыбался.       — А кому же ещё? Меня Доминик зовут.       Я улыбнулась. И вновь сияющий Флейтист протянул руку неказистой Крысе.       — Саманта.