Лунный заяц

Бледная луна, исчерченная тысячами крохотных лунных трещинок, напоминала панцирь мировой черепахи, ползшей куда-то по своим делам и попутно словно бы случайно вращавшей планету. Тонкие лучи, бледным свечением разбегавшиеся во все стороны, озаряли небесное звездное крошево, бусинами рассыпанное по космическому блюдцу. На бусинах можно было гадать, как на звездах, только вот гадания эти редко когда сулили что-то хоть немного хорошее. Слишком уж монументальными вырисовывались на деле громадные газовые шары, издалека казавшиеся столь крохотными серебристыми бриллиантами, инкрустированными в черноту космической пропасти. Медленно, крадучись, спешил каждый серо-голубоватый лучик навстречу своей судьбе. Осторожно ступал на землю, мягкими, невесомыми лапами шелестя травой. Прогуливался по каждой забытой богом рощице, лунным зайчиком прыгая в окно сторожки и причмокивая в унисон храпящему на полатях сторожу, снова, уже в который раз забывшему выключить на ночь газовую плиту, от которой теперь исходил терпкий, душащий запах. Крохотными ручонками, неизвестно как выросшими из трепещущего тела, поворачивал зайчонок рубильник и с силой толкал оконную раму. И вот уже колючий августовский ветерок гулял в волосах несчастного сторожа, чудом избежавшего смерти. И вот уже потягивался сторож и недовольно бурчал, заметив распахнутое окно. Мало ли, кто может влезть через него с дурными намерениями? А лучик уже спешил дальше по своим серебряным делам и смеялся мелодичным колокольчиком. Ведь кому может понадобиться дряхлая сторожка посреди покинутого Богом леска, где даже дикие звери не смогли найти приют? Лучик бежал, рассыпая за собой призрачные капельки росы, что к утру должны были налиться влагой, и солнце играло бы в их дрожащем отражении. Он бежал вперед, словно соревнуясь с тысячами братьев и сестер, так же бежавших по земле, заливаясь громким, беззаботным смехом, от которого приятно звенело в ушах, а на лице сама-собой появлялась глупая, довольная улыбка. Девушка приподняла голову с травы и забавно дернула носиком, стряхивая с него задремавшую было муху. Широко зевнула и помахала рукой, пристально вглядываясь в ночную даль, словно стремясь высмотреть остатки пропавшей грезы. Лучик удобно устроился у нее на плече и уткнулся мордашкой в тонкую девичью шею, тихо, по-кошачьи урча. Девушка потрепала его между длинными ушами и счастливо улыбнулась. — Что, тебе тоже не спится, глупый? Лучик фыркнул, длинным полупрозрачным шарфом, обвиваясь вокруг шеи и заглядывая в такие же полупрозрачные серо-голубоватые глаза. Он не умел говорить. Только тихо щекотал своей лунной шерсткой бледную кожу, сквозь которую легкой лунной же щербатостью проступал ребристый силуэт трахеи. Со стороны казалось, будто девушка окутана призрачной дымкой, блестящей в свете ночи, неразличимой человеческим глазом с его столь банальным и незатейливым строением. Девушка поднялась на ноги, стряхивая с тонкого хлопкового платья крохотные травинки. Лучик встрепенулся и соскочил на землю, виляя своим крохотным заячьим хвостом и в нетерпении прыгая вокруг и взмахивая ушами. Казалось, еще чуть-чуть, и он взлетит, чтобы вернуться в космические просторы, столь грандиозные и величественные в сравнении с этой крохотной лесной полянкой. Космос напоминал кита, мирно плывущего в океане. Он точно знал, куда и зачем плывет. Точно знал, где конец пути. Девушка задрала голову, заворожённо вглядываясь в тысячи крохотных космических глаз, сиявших бледным серебром. — Это оттуда ты пришел, да? И туда вернешься? Она взмахнула руками и зажмурилась, представляя, как сама отрывается от земли, взлетая все выше, и выше, и выше, и… Зайчик осторожно потянул за подол. — Да, ты прав, конечно. У нас не так уж и много времени. Девушка встряхнулась, сбрасывая остатки сна, столь тесно переплетенного с детской мечтой и чувством полета. На плечи опустилась тяжелая ночная прохлада с подвальным запахом сырости, и девушка громко чихнула, фыркнув. Лучик обеспокоено взглянул наверх, встречаясь своими пустыми, растворенными в прозрачности глазками-бусинами с ее широкими, вычерненными зрачками. Девушка тихо рассмеялась и наклонилась, чтобы потрепать лунного гостя по ушам, но тот ловко увернулся, отскочив в сторону, и девушка, не удержавшись на ногах, не переставая хихикать, растянулась на траве, зарываясь в нее носом и вдыхая аромат зеленоватой жизни. В воздухе колебалось вздымленное падением облачко росы, уже начавшей наливаться приятной водянистой тяжестью, но еще способной удерживаться в застывшем летнем воздухе. Зайчик сердито покачал головой. Уложить капельки на землю так, чтобы они образовали одному ему понятный узор, стоило немалого труда, а эта девчонка одним движением все… Она снова перевернулась на спину и так широко улыбнулась, что зайчик невольно улыбнулся в ответ. — Как ты думаешь, там, в небе, меня ждет кто-нибудь? Впрочем, лучше не отвечай, пусть загадкой останется… Дыхание вылетало из легких тоненькой морозной дымкой, тут же растворявшейся в безразмерном пространстве ночи. Девушка прикрыла глаза. Широкое, широкое поле распростерлось перед ней, и полю тому не было границ, лишь в отдалении тонкой розоватой линией виднелся горизонт. Она смотрела на него, и горизонт расползался под пристальным взглядом, выгибаясь и подбираясь все ближе, ближе, ближе… И сама девушка летела ему навстречу, словно готовясь грудью столкнуться с его змеящейся лентой, разорвать к чертям финиш горизонта. А вокруг стояла темнота. И где-то вдалеке стрекотала одинокая цикада, звонким трещанием разрывая на части тишину. Девушка шумно вздохнула. В голову лезли наивно-глупые мысли. Что, если бы люди умели летать? Если бы каждому человеку достаточно было одного лишь желания, чтобы так, без крыльев за спиной, взмыть навстречу небесам, навстречу самому космическому киту, словно кошка распластавшемуся над головами? Что, если бы? .. «Если» всегда оставалось за кадром. Позволяло лишь мечтать о себе, да только вот не сбывалось никогда. Дразнило красивой картинкой, подзывало, маня тонким пальчиком актрисы-профурсетки. Но стоило подойти чуть ближе, и — пуф! — ничего не оставалось от детского мечтания, поселившегося в сердце задолго до появления человечества. Птицей быть, наверно, золото. Раскинешь крылья — и паришь, чувствуя, как упругие струи ветра скользят между плотными перьями, ероша их. И не замечаешь, как время сменяется временем, как прошлое уходит в настоящее, а настоящее — в будущее. За осенью приходит зима, а уже спустя пару птичьих, летающих дней снова листва распускается — и вот уж лето стучится в расписанные разноцветной пыльцой двери, даруя вечное, неизбывное ощущение свободы. Заяц снова недовольно покачал головой и ткнулся носом в лодыжку, напоминая, что пора бы и честь знать. Девушка сладко потянулась, разминая приятно отяжелевшие в полудреме конечности, и, широко зевая, села на траве, скрестив по-турецки худые ноги, местами измазанные зеленью травяного сока. — Глупый ты все-таки. Ты же летать можешь. Зачем тогда по земле ходить, а? Лучик, кажется, пожал плечами и нетерпеливо топнул крошечной, расплывающейся лапкой. Вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух, в котором серебром переливались крохотные осколки звезд, девушка поднялась на ноги и задумчиво посмотрела вдаль, стараясь разглядеть за тяжелыми, суровыми стволами деревьев, корявыми, неумелыми свечами устремившихся к луне, едва заметную линию горизонта. Отсюда он казался совсем другим. Темным и прерывистым. И не было уже желания бежать ему навстречу, чтобы узнать, что же прячется там, за финишной ленточкой. Девушка поежилась и зябко обхватила себя руками за плечи. Стоять на месте становилось неприятно, легкая, освежающая прохлада казалась теперь крепчающем морозцем и пока что несильно, но все-таки чувствительно пощипывала бледную кожу, сквозь которую просвечивали тонкие полосочки голубоватых сосудов. — Пойдем? Лунный зайчик прыгнул на протянутую ладонь, свернувшись на ней клубочком, словно окутав серебристым светом. Ну и зачем ему было летать, если достаточно было просто скользить по воздухе, рассекая его голубоватым светом? Если луна щербатой старушечьей улыбкой улыбалась, наблюдая за похождениями своего блудного сына. Лучик свернулся клубочком и пригрелся, зажмурив свои крохотные глазенки-звездочки и думая о чем-то своем, лунном. Быть может, о том, как небесная большая белая медведица ревет в темноту, безустанно разыскивая свою меньшую подругу. Или о том, как меткий Орион снова накладывает стрелу на туго натянутую тетиву, зорким глазом наблюдая за Гончими, готовыми сорваться с места, едва заслышат стук оленьих копыт. Созвездия калейдоскопом искрились перед глазами, то растягиваясь во всю ширину космоса, то внезапно схлопываясь в единую, неразличимую в темноте точку, с улыбкой подмигивавшую усталому путнику. «Ты мигай, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю», — колебалась звуковыми волнами в голове старая песенка. «Путник сбился б и пропал, если б свет твой не сиял». Зайчик тихо посапывал на ладони, видя звездные заячьи сны, и девушка старалась ступать аккуратно, чтобы случайно не разбудить усталый луч. Босые ступни приминали влажную траву, расслабившуюся после тяжкого дня, когда необходимо было без устали тянуться в сторону солнца, чтобы урвать свой кусочек тепла и ласки. Пальцы зарывались в рыхлую землю, приятно скользившую и пересыпавшуюся под ними, и девушка полностью сосредоточилась на ходьбе, стремясь прочувствовать каждое, даже самое незначительное движение. Вот рука качнулась, словно бы невзначай. А вот прядь волос упала на лицо, взъерошенная пробежавшим по верхушкам деревьев и внезапно ухнувшим вниз ветерком. Еще мгновение — и он снова взмыл к небу, шелестяще хохоча над теми, кто не умел летать. Кто не был таким же свободным и беззаботным. Теми, кто был навеки прикован к земле. Впереди показались заросли камышей. Девушка удовлетворенно кивнула самой себе и легко пощекотала пальцем брюшко лунного зайчика, в ответ на что тот недовольно приоткрыл один глаз и широко зевнул, показав свой лунный язычок. — Вставай, соня, мы почти на месте. Зайчик быстро встряхнулся, задней ногой почесав длинное ухо, едва заметное в постепенно наступавших предрассветных сумерках, и соскочил вниз, легким пятнышком расплывшись по траве, чтобы тут же снова принять привычные очертания. Все-таки он был лучом, а любой уважающий себя луч отличается нематериальностью и умением воплощаться в любую форму, в зависимости исключительно от собственного желания. Сквозь острые стрелы камышей проглядывала темная, блестящая гладь пруда. Девушка осторожно раздвинула стебли и коснулась ее рукой. — Масло, кажется? Зайчик, задумавшись на пару секунд, уверенно кивнул. Пруд действительно был наполнен маслом вместо воды. Девушка улыбнулась и подмигнула лунному зверенышу. — Где-то тут должен быть мост, если только я не ошиблась с картиной. Мост выгнулся дугой над прудом, перекинув свое деревянное тело буквально в метре над маслянисто-зеркальной гладью. Девушка быстро взбежала по скользкой лесенке и, поскользнувшись, вцепилась в перила, чтобы случайно не свалиться прямо в пруд. С этой самой точки вид был потрясающим. Со всех сторон изрезанные крохотными бухтами берега обступал густой лес, своими нечесаными зарослями напоминавший изображение джунглей из детской книжки про доктора Айболита. — Скажи, а там, на луне, есть такие озера? Девушка зажмурилась, словно бы всем своим хрупким телом впитывая торжественность момента. Казалось, от нее во все стороны разбегалось почти незаметное свечение, и лучик улыбнулся, наблюдая за ее счастьем. На зыбких маслянистых волнах крохотными, вальяжными лодочками покачивались на своих зеленых кринолинах нежные кувшинки, словно аккуратно набросанные на холст широкие розоватые мазки краски. Девушка жадно ловила взглядом каждое движение ленивых лепестков, отпечатывая его в памяти. — Ты ведь знаешь, что мы не сможем сюда вернуться? — лучик пожал плечами. — «Пруд с лилиями» слишком известен. Будет скандал. Она на мгновение отвлеклась от наблюдения за цветами, чтобы положить ладонь на мягкую лунную шерстку. Зайчик благодарно улыбнулся и, подпрыгнул, разлегшись на блестящем масле широкой мерцающей дорожкой, протянувшейся от ног девушки до самой Луны. Первые солнечные лучи ласково потрепали листву деревьев, и девушка печально вздохнула. Пора было уходить, только вот… Слишком уютным было это место. И тишина, зависшая над прудом, не давила и не пригибала к земле. Мост под ногами тихо загудел, и девушка крепче уцепилась за перила, начавшие таять под ладонями. Крепко зажмурившись, она перегнулась через деревянную перекладину — и шагнула в пустоту.