Путь в Туонелу

Чёрная, слепая ночь накрыла Полесье, изнывающее от нескончаемых пожаров даже сейчас, но всё же меньше, постепенно успокаиваясь и стихая. Чернобыль выбрал именно это время и место неслучайно, долго бродя по Полесью, но теперь он был точно уверен, что им никто не помешает.     Они ходят по полю, складывая костёр в самом центре, и не смотрят друг на друга. Кереть шепчет что-то, вырисовывая забытые руны вокруг собранных веток, её распущенные волосы развеваются на слабом ветру, это красиво, но Чернобыль ничего не замечает, складывая костёр. Он не шутит как обычно, он целиком погружен в работу, и только когда костёр собран, встает перед ним и говорит Керети.   — Ну что, отправляемся в Тулиани?   — В Туонелу, — правит она, едва заметно улыбаясь.     Она кажется абсолютно спокойной, но в её глазах Чернобыль замечает неуверенность и… страх. Конечно, не каждый день решаешь навестить усопших друзей в загробном мире.   — С тобой хоть в Ад, — уверенно отвечает ей он, ободряюще улыбаясь и отходя назад.     А потом взмахивает руками, и костер у его ног вспыхивает искрами.     О, сейчас сделать это не составило никакого труда — в Полесье огня хватит и на сотню таких костров. Сотню? Чернобыль усмехается: звучит довольно неплохо.     Он руками чертит в воздухе круг, и вслед за его ладонями по траве расползаются новые костры. Их будет много, столько, за сколькими Чернобыль сможет уследить, забирая огонь у тех, кому он причиняет страдания и боль. Даже сейчас, далеко от пожаров, он слышит проклятья Полесского и полные ненависти слова Лубянки, шепчущей их сквозь сжатые зубы. Ему же огонь всегда был верным другом, с которым он много веков жил бок о бок, и что там какое-то православие, католичество и всё прочее, никогда Чернобыль не верил в эти религии по-настоящему.   — Айтварас*, — улыбается Чернобыль, видя, как из костров взмывает в чёрное небо огненный змей, — старый друг.     Он немногое может сделать, только забрать частичку огня и надеяться, что люди потушат остальное сами. И еще защитить слабые души, ведь с рассветом в Полесье станет на несколько деревень меньше.     Беспорядочно движущиеся костры вдруг замирают на миг, а потом, словно подчиняясь кому-то, начинают гореть ровно, все как один отдаваясь неведомой пляске.     Чернобыль вовсе не удивляется, он знает: это Кереть и ее холодные ветры Севера, коим он не смог найти другое имя. Она плавно вытягивает руку вверх, и ветер, сливаясь с огнем, струится вдоль ее стана, окутывая всё сильнее, и вот уже Кереть — сама один сплошной ветер, кружащий над полем в диком танце.     Чернобыль ходит вокруг главного костра, переплетая свои пальцы с огнем, он уже и сам весь давно горит, но не чувствует этого, как и тогда, много веков назад. Он резко взмахивает ладонью: вверх, вправо, вниз, и вот перед ним замирает огненный свод, а ветер всё сильнее кружит над полесской пустошью, поднимая с собой ближе к небу огонь.     Чернобыль ступает пару шагов назад и вскидывает руки вверх: костры, взрываясь, взмывают в небо сотней огненных змеев. Чернобыль смотрит на них и видит Кереть. Ему уже столько веков, но он прожил так мало дней. Он искал ветер, но тот нашел его сам.     Змеи кружат над полем с Керетью, за Керетью, Чернобыль мог бы любоваться этим вечно, но сегодня у него другая роль.     Единой дороги в мир усопших нет, иначе бы ее всю истоптали и пустили электрички на утреннее и вечернее время. Но дороги нет, и каждый должен найти ее сам, а еще постараться не забыть про обратный маршрут. Чернобыль её нашел, но, глядя сквозь огненную арку, сомневается, что сможет вернуться назад.     Но он вновь вспоминает о Полесском, о Лубянке и Старой Краснице, видит Кереть, кружащую где-то в небе, и заходит под огненные своды.     Чернобыль не мог припомнить, занимался ли раньше таким кощунством. Обманывать Смерть — довольно забавное времяпровождение и чертовски опасное, можно ненароком обмануть и себя, но он всё же попробует.     Огонь обступает его сразу, Чернобылю даже кажется, что он тонет в ярком пламени, которое преграждает ему путь, ещё пытается выпроводить из мира, в котором ему пока что не место, но он упрям и, лишь отмахиваясь, продолжает идти.     Он шагает, наверняка оставаясь на прежнем месте, но вдруг понимает, что дальше идти уже не нужно. Он не видит, чувствует ещё трепещущиеся вокруг него нити, которые уже готовы оборваться и навсегда остаться по ту сторону. Огонь теперь везде, уже нельзя вздохнуть, не то что идти куда-то, но он всё же хватает эти жизни, нахально отбирая их у Смерти, сжимает сильнее и шагает вперед. Он сжигает свои руки до костей, но продолжает сжимать раскаленные нити, он не отпустит их, даже если сам сгорит весь; и огонь расступается, зло шипя за спиной, кусая острыми языками за волосы, спину, ноги, а потом враз стихает, и вся поляна погружается во мрак.     Чернобыль медленно опускается на колени и только потом разжимает пальцы, которых уже почти не осталось. В его руках, конечно же, ничего нет, но он чувствует, что всё же смог забрать то, за чем посещал мир усопших, и знает, что Полесье встретит утро полным составом несмотря ни на какие пожары.     Он думает о том, что только что сделал и что будет дальше, и замечает Кереть не сразу. Она уже давно сидит перед ним, не решаясь ни заговорить, ни прикоснуться. Поймав его взгляд, она облегченно вздыхает, и тот затаенный страх в её глазах, наконец, отступает.   — Твои руки… — тихо говорит она, осторожно касаясь обуглившихся костей. Она не начинает плакать, не начинает причитать, она просто проводит вечно холодными пальцами по ещё тёплым костям и ничего не спрашивает. Чернобыль с минуту молчит, а потом начинает хрипло смеяться; ему совсем не больно, ему смешно, потому что он только что заключил в себе весь огонь Полесья, спас чьи-то жизни в конце концов и всего лишь лишился рук.   — Я всё еще город, — напоминает он, смотря на обгоревшие до основания конечности и странно ухмыляясь, — я так просто не помру. Пара месяцев, и всё будет как раньше.     Чернобыль хочет потрепать Кереть по волосам, но вовремя вспоминает, что сейчас этого делать не следует. Тогда он встает с земли, почерневшей так, словно тут прошелся огненный смерч, осматривает не тронутую огнем одежду и выгоревшее поле. На нем больше нет ни одной искорки, Кереть быстро затушила все костры, но два выжженных круга ещё нескоро зарастут травой.   — Спасибо за помощь, дорогая, — говорит Чернобыль, разводя руки и делая шутливый реверанс, — без тебя я бы не справился.     Кереть качает головой и печально улыбается.   — Нет, ты — очень сильный… — она задумывается на мгновение, — шаман, а я, что ты, я и не сделала почти ничего.     Кереть ощущает себя виноватой, хоть и нет никакой причины. Она до сих пор чувствует сгоревшие руки на кончиках своих пальцев. Чернобыль видит и это, поэтому всё же умудряется ее приобнять, стараясь не касаться руками. Он успевает уловить в ее волосах звук северных вод, запах далеких лесов, и понимает, что не хочет ее отпускать, да и никогда не хотел.   — Как очень сильный и авторитетный шаман заявляю, что без тебя бы ничего не вышло. Понимаешь ведь?     Кереть снова улыбается, только теперь счастливо, и осторожно обнимает в ответ, скрещивая руки за его спиной. Она понимает, конечно понимает, еще с того самого дня, как только увидела его мельком и долго потом следовала неслышной тенью по его следам. Она тоже видит в нем совсем другие леса, слышит другие воды, чувствует другую землю, другую, но не чужую. Уже не чужую.   — Когда тебе или мне будет суждено уйти в эту Туоилу…   — В Туонелу, — снова правит Кереть.   — Ну да, да, так вот когда это время придет, я хотел бы пойти туда вместе с тобой.     Это такое странное признание и не в любви даже, а вечной верности. Чернобыль не считает нужным говорить то, что понятно без слов, он знает, что Керети это тоже без надобности, и, стоя вот так, он наслаждается таким редким пониманием, абсолютным и постоянным.   — Ну, одного я тебя туда точно не отпущу, ты же даже не знаешь названия, вдруг ещё спутаешь дороги, — мягко шутит Кереть, но от Чернобыля не скрылись черти её тихого омута. Он любит Кереть любой, но её северных чертей в особенности.   — Туонела, я запомнил, — отвечает он, а потом отпускает её. — Пожалуй, на сегодня всё.     Они расходятся, ни о чем друг друга не спрашивая и ничего не отвечая. Чернобыль видит, как Кереть снова взмывает ветром в небо, уносясь прочь от его Полесья. Он улыбается, глядя ей вслед, он знает, что она вернется ещё не раз до того, как составит ему компанию в Туонелу (он всё же запомнил), и поэтому провожает её со светлой печалью, ещё долго стоя на том поле.     Чернобыль никогда не сможет взлететь вместе с ней таким же свободным ветром, даже полынным, несущим в чужие земли несчастье. Они навсегда останутся огнем и ветром, и сейчас, глядя на новый рассвет, который уже не чаяла встретить Лубянка, он ухмыляется победно и счастливо.     А потом распадается ярким снопом искр, огненным вихрем уносясь прочь от выжженного погребальным костром поля.