За минуты до Апокалипсиса

      «Здравствуй, дорогая Динки. Пишу тебе письмо. Бумаги у меня для этого достаточно, ведь только что небесный фургон, нагруженный бумагой, рухнул под моим управлением. Его колесо придавило мне крыло, и, когда я его освободила, оказалось, что летать я не могу. До Понивилля шагать и шагать, а я даже не знаю, в каком направлении. Я знаю, мы за последнее время почти не общались, уже несколько лет нет от тебя письма. Все из-за того… разговора. Но, как твоя мама, я должна первой сделать шаг навстречу. Неуверенный шаг покачивающимися копытами. С моим-то топгро топограчекс топагрофическим* кретинизмом и к тебе не шагну, и домой не вернусь.       Я, кстати, так и не запомнила, где солнышко восходит, а где заходит, представляешь? Но точно знаю, что встает оно в стороне Кэнтерлота и теперь собираюсь идти туда. Лететь не могу, с моим крылом что-то случилось, я придавила его колесом от фургона. Угадай, как он упал? Мало того, что набок, так затем „маслом вниз“, и весь мой бумажный груз разлетелся по поляне, а часть его до сих пор погребена под повозкой. Собираюсь возродить его, перевернув обратно и снова загрузив бумагу. Но это все потом. А сейчас пишу. Ни за что не угадаешь, как я пишу! У меня в сумке оказались магические чернила Твайлайт, прямиком из Министерства Тайных Наук, а перо пегаса может быть очень даже полезным. Жесткое, красивое, серенькое. Как только приду в Кэнтерлот, сразу же отправлю тебе это письмо в Мэйнхеттен. Знаешь, мне теперь меньше платят, гораздо меньше. А все из-за новых технологий, вся почта проходит только через терминалы. Она контролируется, надзор строгий. Подозревают, что в ней может быть что-то зебринское. Вот и свое мне придется отсканировать и послать там же. Или, может быть, лучше доставить самой? Точно, я самолично передам его тебе, забавно будет, правда?       Знаешь, сейчас очень красивое небо. Над это местностью, видимо, гуляют дикие облака, неконтролируемые пегасами. Министерство Крутости, я слышала, сейчас распадается на глазах. Даже у нас в Понивилле пегасы больше погодой не управляют, все метнулись ввысь, и, поговаривают, что они скрываются от чего-то. Что-то надвигается на Эквестрию, и хотелось бы мне знать, что будет. Все… Все как-то не так, как было в моем детстве. Да и когда я была молодой кобылой, все было по-другому. Лучше.       На горизонте сейчас появились какие-то точки. Либо пегасы летят, либо птицы путешествуют. А, быть может, драконы. Я помню, что в детстве ты очень любила былины о драконах. Как бы я хотела, чтоб ты снова стала той маленькой кобылкой, какой была, и все б вернулось на круги своя. Мне жаль, что мы так разругались в последнюю встречу. Я не должна была это допустить. И не должна была допустить распада нашей маленькой семьи. Твой отец, Док Хувс, куда-то пропал недавно. Ты еще об этом не знаешь, верно? Потом расскажу, не хочу писать сейчас о плохом. Как и о наших ссорах, ненависти и злости друга на друга разногласиях. Прости, если считаешь виноватой меня.       В небе приближаются энергетические шары, они уже пролетели надо мной. Таких гигантских я не видела. Большие, ядовито-зеленые, оставляющий за собой чуть ли не километровый след и летящий с бешеной скоростью. Как я могла их не заметить? Они… Снижаются? Такого не должно быть, я.....»

***

      В голове, вернее, где-то в затылке, с болью пополам отдается имя Динки. Динки. Что вообще произошло? Едва я успеваю открыть глаза, из груди вырывается гортанный, хриплый крик. Вокруг меня одна пустошь. Земля выжжена, вокруг ничего нет, кроме далеких силуэтов сгоревших деревьев. Под копытами пепел, неясно от чего. И, видимо, что-то где-то начало гнить. Какой омерзительный запах, ох. Нужно попробовать встать, что сложно было сделать всегда. Но я будто разваливаюсь, шкура теряет мех от малейшего движения. На земле видны только что выпавшие чуть ли не клочья волос. Мой взгляд, туманный и нечеткий, пытается сфокусироваться на небе. Если можно это так назвать. Слой облаков как-будто километровый. Я мотаю головой, пытаясь заглушить запах гнили, но так он смешивается еще и с гарью и паленой плотью. Я пытаюсь подняться на копыта и проковылять пару метров. Боли в теле я не чувствую, я вообще мало что ощущаю.       Я осматриваю себя. И начинаю сомневаться, что это вообще я. Мясистые наросты на месте крыльев, тело практически оголело без шерсти, хвост превратился в пучок сухих волос. Копыта сбиты, как были б сбиты при двухдневном беге по острым камням. Мой разум стал яснее. Намного яснее, я стала иначе смотреть на мир. По-моему, я даже стала мыслить трезво, здраво, разумно. Мне непривычно, что в моем мозгу все расставлено по полочкам. Я еще раз мотнула головой, но на этот раз хотела выбить здравость из головы. Тут же устыдившись этому нелогичному поступку, я переключилась на другие размышления. Мне нужно добраться до ближайшего города или поселка. Знать бы, где сейчас солнце…       Не волнуйся, моя маленькая Динки, мама уже идет, пронося с собой вечный гнилой смрад. Я обязана добраться до Мэйнхеттена. *в слове „топографический“ Дерпи совершает-таки ошибку. К слову, это неумение ориентироваться в пространстве.