Абсолютно по-человечьи

Стайлз был уверен: будь он волком, он бы сейчас забился под кровать, поджал хвост и скулил как последняя дворняга. И несмотря на строение челюсти волков и собак, он бы и в таком обличии нашел способ искусать губы до кровавого привкуса во рту. А ещё обломал бы все когти о скользкий ламинат. Но он человек, поэтому сидит на постели, по-турецки сложив ноги, и просто трясётся. Уже даже не плачет, хотя на щеках все ещё поблескивают тонкие влажные дорожки. А волк лежит рядом. Вернее, Дерек. Не обращенный ни на один сантиметр шерсти, клыков и когтей. Просто Дерек, совершенно по-собачьи положивший голову на колени Стилински, но абсолютно по-человечьи понимающий. Он знает, что такое бояться, когда голова взрывается из-за воспоминаний и чувства съедающей, уничтожающей, истощающей вины. За окном шумит дождь, крупными каплями ударяясь об стекло и крышу. Говорят, что дождь успокаивает, но это точно не тот случай. Стайлз даже подумать не может о том, чтобы забыться хотя бы в полудреме. И хотя рядом Дерек, который точно не уйдет до утра, а потом, возможно, задержится и на обед, Стилински не сомкнет глаз и не опустит голову на подушку. Он взрослый, умеет опираться на опыт, и он способен сделать вывод, что и в этот раз гроза не даст заснуть, а будет держать, приковав к себе стеклянный взгляд подростка. Как в ту ночь, почти десять почти спокойных, но совершенно пустых лет назад. Ту ночь Стайлз запомнил навсегда. До мельчайших деталей, до каждого шороха, до последнего блика молнии на белоснежном одеяле в маминой палате. Тогда гроза была похлеще, но он ещё не боялся. В ту ночь мамы не стало. Сколько бы отец не говорил о том, что мать всегда, незримо, но рядом, Стайлзу мама нужна была из плоти и крови, со звонким смехом и тёплыми глазами, с россыпью родинок на руках и лице. Эти самые родинки, которые он считал, будучи пятилетний малышом, теперь почти в точности есть и на его коже. И это лишнее напоминание, если честно, не помогает. А боится Стайлз не стихии, не непредсказуемой погоды, не электрического разряда. Просто он помнит, как невыносимо больно и пусто может быть, когда за окном льется дождь, и небо озаряется всполохами света. Просто, он знает, что вакуум, который, казалось, окружил и оглушил его в ту ночь, легко разрывается ударом грома, который возвращает к реальности как пощечина. И это первая их с Дереком гроза. И сейчас, поглаживая и бездумно перебирая пальцами волосы на затылке оборотня, Стилински не помнит, чтобы звал мужчину, не помнит, чтобы говорил о своем страхе. А ещё Стайлз не знает о том, что Дерек собрался провести ночь под боком у своего человека, как только в воздухе запахло сыростью, предвещающий ливень, а Стайлз, подняв взгляд в небо, нахмурился, задержав тяжелый взгляд на тёмной туче, медленно плывущей с запада. И, конечно, Стайлз забыл, что у Дерека нет необходимости спрашивать о чем-то. Он всегда все знает, он всегда вовремя. Из-за волчьего ли чутья или просто из-за человеческой чуткости, но Хейл всегда рядом, когда Стайлз явно не в порядке. Стилински не знает, в этом ли суть отношений. Для того ли человеку нужен человек, чтобы оказываться всякий раз лучшей поддержкой. Но зато Стайлз уверен на все сотни и тысячи процентов, что именно это он не променяет ни на какие "золотые горы ", "мировое господство", или на что ещё там ведутся несчастные дураки? Он будет умнее. Он будет счастливее. И пока Дерек Хейл, хмурый волчара с внешностью и щетиной жиголо, сопит, обвив руки вокруг его, стайлзовой, талии, он в этом уверен.