Васильковые глаза

      Резкая боль пронзает ладони — перламутровые осколки антикварной вазы нещадно впиваются в кожу. Но мужчина не обращает внимания на острую боль и алые пятна, с отчаянным криком опрокидывая журнальный столик. Стеклянная вставка, украшенная витиеватыми узорами, с оглушительным звоном рассыпается на сотни частиц, и мужчине в гневе кажется, что они похожи на звезды. Маленькие, сияющие звезды, которые высыпают каждую ночь на бархатно-черное небо, даря холодный свет спящему миру. Отчаяние, гложущая, саднящая горечь пеленой тумана застилают глаза, мешая различать реальность и воспоминания.       Сегодня Илья узнал, что его мать умерла.       Да, он не был близок с ней так, как подобает сыну. Да, он мало заботился о ней в последнее время. Да, где-то в глубине души он хранил злость и обиду за испорченное детство. Но это его мать. Человек, подаривший ему жизнь, старавшийся сделать всё возможное, чтобы у маленького мальчика, выросшего под гнетом сверстников, было хоть немного света и любви в жизни.       А сегодня он узнал, что она умерла.       Умерла нелепо, из-за ошибки врачей, не удосужившихся узнать, есть ли у неё аллергия на лекарство. И от этого становится только больнее, ведь Илья даже не знал о её болезни, не говоря уже о том, чтобы быть рядом с ней в последние дни.       Воспаление легких.       В памяти всплывают отрывки из детства.

      Илье лет восемь, не больше. Мама сидит на крыльце их старенького, полуразвалившегося домика, в который им пришлось перебраться после ссылки отца в ГУЛАГ. Сидит, читает Достоевского и курит. Она часто курила, когда читала. «Это помогает погрузиться в атмосферу книги», — терпеливо отвечала она всякий раз на вопрос маленького Илюши.       Небо такое чистое, ни одного облачка, что кажется, будто кто-то натянул ситцевую ткань.       Мама часто ходила в легких ситцевых платьях, и самым её любимым было васильковое.       Именно такого цвета были и её глаза. Глаза, повидавшие многое, пролившие немереное количество слез, но всё равно хранившие ту теплоту, ту заботу, которые она старалась дарить сыну. Ежедневно, ежечасно, ежесекундно.       Илья возится на траве с деревянной машинкой, что-то тихо приговаривая и напевая. Неожиданно в маленькую, детскую ладошку, впивается что-то острое, и мальчик испуганно вскрикивает. Осколок стекла, оставшийся, возможно после военных бомбежек, лежит на траве, испачканный алой, совсем детской кровью. Маленький Илья вскакивает и бежит к крыльцу, испуганно глядя на расползающееся багровое пятно. Мама, откинув назад выбившуюся из-под косынки пшенично-золотистую прядь, испуганно взирает на рану сына, лихорадочно вспоминая, где же аптечка. «Подожди пару минут, Илюша. Хорошо?» — взяв себя в руки, произносит она. Отбросив книгу на траву, мама кидается в дом и уже через минуту выбегает со старенькой, металлической аптечкой. Заботливо обрабатывая раны, она поглядывает на сына, замечая, как мальчик корчится, хоть и старается не показывать, что ему больно. «Потерпи немного», — мягко произносит мама, перебинтовывая маленькую ладошку. Илюша изо всех сил пытается сдержать слёзы, но одинокая капелька все-таки скатывается по щеке мальчика. «Вот и всё, — заботливо говорит мама, вытирая слезу сына. — Посиди немного со мной». Мальчик коротко кивает, садится на покосившееся крыльцо. Холодные пальцы касаются его худеньких плеч — это мама заботливо обняла его, прижав к себе.

      А сегодня он узнал, что она умерла.       Коллекционная фарфоровая статуэтка летит в стену, и сотни белых, подобно снежинкам, осколков рассыпаются по полу. Весь номер разгромлен, но мужчине совершенно наплевать на это. Какое ему дело до антикварной мебели, когда самый родной человек, пусть даже с которым он не виделся долгое время, умер? Присев на опрокинутый стул, Илья бросает затуманенный горечью взор на изрезанные, дрожащие руки. Маленькие осколки поблескивают в десятках ран, но боль от них ничто, по сравнению с душевными терзаниями. Мама непременно обработала бы раны, будь она рядом.       В грудной клетке что-то с безумной, разрывающей болью, сжимается.       — Илья? — раздается, словно сквозь водяную завесу, встревоженный голос. Низкий, будто чужой. Не мамин.       Глухой стук, быстрые шаги, хруст осколков. Мужчина чувствует, что кто-то присел перед ним. Илья поднимает голову и потерянно замирает.       Васильковые глаза глядят на него с неподдельной тревогой.       Так мама смотрела на него, всякий раз, когда замечала новые синяки и царапины после возвращения сына из школы. «Что случилось?» — озабоченно спрашивала она, чувствуя свою беспомощность и вину. Илья тогда, отрицательно мотнув головой, спешил уйти из дома, чтобы не видеть лишний раз горестное бессилие в маминых очах.       — Что случилось? — с тревогой вопрошает обладатель васильковых глаз. — Только не молчи, пожалуйста.       Голос, который, казалось бы, никогда не сможет стать родным, действует как успокоительное, разгоняя пелену отчаяния, просветляя подернутый вуалью страданий разум.       Илья отводит взгляд, с горечью уставившись на пол, усыпанный снежно-белыми осколками. Мужчина чувствует, каждым миллиметром кожи ощущает волнение Наполеона, желание помочь, страх за его состояние.       — Мама, — коротко выдает Илья, удивляясь, как странно и чужеродно звучит его голос.       Соло, кажется, достаточно одного слова, дабы понять, что произошло с напарником. Васильковые глаза вмиг наполняются искренним состраданием. Наполеон бережно поворачивает руки Ильи ладонями вверх, озадаченно глядя на раны.       — Подожди пару минут, хорошо? — произносит американец, намереваясь подняться. Но Илья, не обращая внимания на острую боль, хватает мужчину за рукав, пачкая дорогой костюм кровью.       — Потом, — еле слышно выдавливает он, чувствуя, как отвратительный комок застревает в горле, а глаза вновь застилает туман. Одинокая слеза, так же, как и пару десятков лет назад, скатывается по щеке, задерживаясь на подбородке.       — Мужчины не плачут, — горько усмехается Илья, стыдясь своей слабости. Соло заботливо стирает слезу и приподнимает голову Ильи за подборок, встречаясь, тем самым, взглядами.       — Мужчины – да. Но не сыновья, — ровно произносит Наполеон, накрывая израненные ладони Ильи своими. — Тебе стоит съездить на родину. Увидеться напоследок.       Но Илья, кажется, не слышит слов американца, будто очарованный, смотрит тому в глаза. Из-за тяжелого потрясения мужчине на секунду кажется, что это васильковые очи мамы взирают на него с заботой и волнением.       — У тебя её глаза, — тихим голосом произносит Илья, моргнув. Видение пропадает, однако, тревожный взор сидящего перед ним Наполеона все так же устремлен на него. Мужчина, кажется, в смятении от такой фразы напарника. Он отводит взгляд, обдумывая, что бы ответить.       — Посмотри на меня, пожалуйста, — все таким же тихим голосом просит Илья, ощущая, как становится зависимым от этих глаз. Чувствует, что может, таким образом, последний раз увидеться с матерью.       Американец послушно поднимает голову, смотрит на разбитого коллегу. Коллегу ли? Смятение и дикое желание помочь блестят во взгляде мужчины, подобно росе на лепестках синего цветка.       — Мы переживем это, слышишь? Выстоим, — твердо произносит Соло, ожидая хоть какой-нибудь реакции от Ильи. Напарник коротко кивает. — Я буду рядом.       Наполеон обхватывает лицо Ильи руками, заставляя того взглянуть в глаза. Голубые, светлее, чем у него самого. Мужчина смотрит на Соло испуганно, потерянно, мучительно. Сейчас он — тот самый маленький мальчик с порезами на руках.       И кто-то должен помочь ему обработать их.       Американец медлит, обдумывая жест.       Решается.       Целует Илью в лоб. Заботливо, ласково, давая понять, что он сейчас под его опекой. Бережно гладит по голове, ерошит пшеничные волосы. «Наверное, это у тебя от мамы такая позолота?», — мысленно обращается Соло к напарнику, видя, как Илья с каждой секундой проникается доверием к мужчине.       — Я за аптечкой, — мягко произносит Наполеон, поднявшись. — Подожди пару минут. Хорошо?       Соло касается плеча русского, давая понять, что тот может ему довериться, принять поддержку и заботу. Илья коротко кивает, не поднимая головы, нерешительным жестом накрывая ладонь американца. Соло ощущает теплую кровь и острые осколки.       Теперь Илья под его опекой, и он обязан помочь пережить ему тяжелый период.       Высвободив руку, мужчина направляется в ванную за аптечкой. Русский обессиленно смотрит вслед напарнику.       Васильковая тень скрывается за дверью, и Илья не может понять, кого он, на самом деле, видел.