Время ещё есть

«Время ещё есть» — говорит себе Уоррен, побито и смиренно глядя на локон тёмно-русых волос, мелькнувших в боковом зеркале уносящейся машины Хлои. Мир завален набок, как опрокинутая банка с печеньем, из которой сыплются крошки: машины на стоянке академии, кустарники, прячущие за собой осколки поваленных бордюров и перил, белые пятна размазанной по асфальту разметки и легко вздымающихся на ветру листовок. Следующий пинок Нейтана приходится под рёбра, и воздух вылетает горячим порывом изо рта. Уоррен зажмуривается и сжимается, начиная про себя считать. Секунда. Две. Время ещё есть. «Мне просто нужно подождать» — глупо улыбаясь, вторит он про себя и в следующий раз, когда Макс торопливо скрывается за поворотом, ответив на пару несложных вопросов. Ему лишь остаётся проводить её спину взглядом, поджать разочарованно губы, опустив глаза к земле, и… Считать. Секунда. Две. Нужно подождать. Ждать-ждать-ждать. Он говорит это себе каждый раз, улыбаясь и через силу набирая сообщение в сотый раз. Иногда кажется, что не столько сильно болит синяк на глазу, как болят намозоленные пальцы. Грубая кожа на подушечках пальцев, затёртый рельеф отпечатка, бледный и толстый, краснеющий к скату сустава. И не так устали пальцы, как устали губы. Искусанные, обветренные, с отслаивающимися тонкими пластинами, которые каждый раз всё больнее и больнее отдирать. До крови, до перелома посередине нижней губы. В пурпурном набухшем веке, в грубых пальцах, в кровавых губах — Уоррен в самом себе запечатал понятие ожидания. Терпеливого, скромного и со стороны кажущегося робким. «Девственник!» — выплёвывает Нейтан, последний раз пиная его тогда, на парковке. «Девственник…» — повторяет про себя он, приоткрывая глаза и глядя на колеблющийся на бордюре жёлтый лист. Он мгновение трепыхается, будто в нерешительности, затем поднимается в воздух, зигзагообразно начиная разрезать пространство. Покачиваясь, неспешно. Уоррен был похож на этот лист. Неуверенный, скромный, нервничающий и метающийся из стороны в сторону. «Метающийся из стороны в сторону…» Но надо ждать, ведь время ещё есть. Это он повторяет себе и в тот момент, когда чувствует руки Макс, ощущает, как хрупкие женские пальцы впиваются в футболку. Нет, сраный Прескотт не столько достоин смачного пинка по своей роже. Тем более… Уоррен украдкой смотрит на Макс, взволнованно оглядывающей удаляющегося и прихрамывающего Нейтана. Глаза бегают, руки чуть подрагивают. Нет, ей кажется произошедшее неправильным. Точно. Но Макс… Её рука вздрагивает, а затем решительно поднимается, расправляя ладонь. Уоррен лишь на мгновение застаёт эту позу. — Тебе не нравится такой вариант событий, Макс? — с придыханием говорит он, оказываясь за дверьми своей комнаты. С чистым носком кеда, без клокочущего внутри адреналина и чувства победы. «Она снова отмотала время, — он чуть хмурится, протягивая ладонь к ручке двери. — Ты действительно не боишься делать это так часто?..» Ведь… Время ещё есть. Да, ровно в тот момент, когда Макс испуганно оглядывается на лежащего на стоянке Уоррена, жёлтый лист замирает в воздухе. Край листовки о пропаже тоже остаётся прикованным к пустоте. Перевёрнутый мир каменеет в оглушающей тишине, в гримасе Нейтана с отведённой для удара ногой, в сосредоточенном взгляде Хлои на дорогу и её замершей руке на переключателе скоростей. С искусанных губ скромного ботаника из Аркадиа-Бэй слетает последние призвуки слова «Замри». «Мне просто нужно подождать». — Замри. Тихий, словно шелест листьев, голос, который никто никогда не услышит, в отличие от вольного движения Максин — возведённой руки. Будто перемотка времени — это сила, идущая исключительно из центра ладони или из миниатюрных пальцев. Уоррена умиляет эта уверенная и напряжённая поза Колфилд. — Макс, не обязательно так вытягивать руку, — в первый раз со смешком говорит он, останавливая время. — Нет, ты и вправду как супергерой, Макс! Ну, точнее… Супергероиня. Воздух тяжёлый, как свинец. Это сплошное марево, в котором даже сложно дышать. К этому нужно привыкнуть. Нужно, но, когда привыкаешь – слишком сложно глотать свежий порыв ветра, путающийся в волосах и кронах деревьев при нормальном течении времени. Уоррен всегда тяжело дышал, но Макс никогда не придавала этому значения. «Тебе не стоит этим злоупотреблять, — с досадой и горечью думает он, останавливая ход событий и продолжая смотреть в спину уходящей. – Пожалуй, наш нынешний разговор был более чем подходящим». Правое веко Уоррена до сих пор плывёт. Он прикрывает глаза, и тёмно-фиолетовое и по краям желтоватое пятно вздымается над глазом опухолью. Секунда. Две. Мир вокруг смазывается в неразличимый по цветам холст с красками. Грязные оттенки, светлые отблески и тени людей, размазанных по времени и воздуху, будто в отпечатке фотографии. «Макс, как же это называется… Выдержка?» Уоррен слишком давно научился на скорости перематывать время. Останавливать его. Прогонять вперёд, смотреть, что ждёт дальше. Разрезать полотно времён и видеть другие реальности. Две реальности — на каждую по глазу. Шутка, конечно. Никто бы не смог выдержать такой нагрузки и состыковки. Уоррену и так тяжело давалась обычная жизнь со способностью Часовщика. «Кажется, кто-то обставил супергероя Максин Колфилд?..» — остановив время и пряча руки в задние карманы джинс, Грехем светло и тепло улыбается. Макс всего в жалких сантиметрах от него – замершая, улыбающаяся, красивая. Фарфоровая кукла, только кожа тёплая и нежная. Макс слишком живая, даже в этом замёрзшем и уродском простои времени. — Но у меня ещё есть время… — тихо и едва разборчиво говорит он, осторожно касаясь локона волос. Прядь колется и режется в руке, сопротивляясь толщи массы времени и пространства. Макс была как ребёнок, получившая силы. Тратила на всякую ерунду, меняла диалоги от обычного дискомфорта, теряя ответственность за сказанное. Подросток с обесцененным представлением о реальности. Но… — Ты уникальная, Макс. Чувственно и с долей сожаления говорит Уоррен. Он в толпе. Тут, в этой толпе студентов, столпившихся у общаги. Тут, под замершими каплями дождя. Он среди остальных учеников, глазеющих на возвышающуюся на крыше Кейт. Он здесь, Макс. Он слишком близко. Даже ближе, чем ты можешь представить. Колфилд замерла на дорожке с открытым ртом и полными испуга глазами. Её пальцы бьют дрожь даже при остановленном времени, а значит… — Ты слишком часто используешь свои силы, — грустно улыбается Уоррен, скромно пряча руки в карманы и пожимая плечами. — Ты можешь изменить этот мир, перевернуть всё верх дном, но до сих пор не поняла одного — если не будет центра перемен, то не будет ничего остального. Его шаги не слышны в обездвиженной траве. Замершие в воздухе капли врезаются в его футболку и оставляют следы. Наклон — он проходит под рукой одного из студентов; полуповорот — протискивается между двумя девушками; остановка — натягивает обратно кепку на паренька, остановившегося в полупрыжке со слетающей кепкой. — Ты уникальная, Макс, — повторяет он, останавливаясь перед ней и глядя в её глаза. А Макс смотрит туда, наверх. Туда, мимо Уоррена, сквозь Уоррена. — Но я знаю, что ты сможешь всё изменить, — его побитое лицо выглядит таким мягким и умиротворённым, но натянутая улыбка всё равно кажется подавленной. — Ты ведь сделаешь всё правильно, а, Макс?.. Тишина. Разорванная, жуткая, но вместе с тем спокойная тишина. Ничего из происходящего не знает, насколько оно должно быть спокойным и уверенным в себе, кроме одного. Кроме одного странного фриканутого ботаника — Уоррена Грехема. — Я дам тебе шанс, — аккуратный шаг вперёд. — Потому что я верю в тебя. Огрубелая от многочисленных вариантов событий ладонь нежно и трепетно касается щеки. Большой палец осторожно оглаживает скулу, опускается к приоткрытым губам. Робкий и осторожный поцелуй. Ресницы на левом глазу будто подминаются под вспухшим синяком, но в обыкновенном и простом профиле парня есть черта, которую никак нельзя вырезать из времени – искренность. — Спаси её, супергерой Макс. Уоррен отклоняется и снова прячет руки в карманы. Шаги беззвучно удаляются в сторону Академии. Секунда. Две. — Кейт! — позади слышится крик Макс, ожившей посреди остановленного мира. — О Боже, Кейт! Грехем поворачивается на крик, глядя как тяжело и грузно приходится девушке пробираться сквозь толщу времени и давления. Он неловко улыбается. «Время ещё есть».