***
Женщина снова закашляла, но с каждым разом у неё получалось это всё слабее, всё менее слышно. Шершавая рука уже не могла сжимать маленькую нежную ладошку сидящей рядом девочки, глаза которой с каждым разом всё сильнее наполнялись слезами. Она не давала им литься, чтобы ещё сильнее не расстраивать женщину. Девочка никогда не видела её другой. Лишь такой: целыми днями лежащей в кровати, изнемогающей от стольких лет бессилия. Четыре года. Столько лет малышке — столько лежит здесь женщина. — Ева, подойди ближе, — раздался еле слышно хрип. Девочка наклонилась ближе и смахнула еле заметную слезинку со впавшей скулы матери. На старых фотографиях она была красива. Смотрела оттуда свежим, радостным взглядом голубых глаз, обнимая мужа. Но не сейчас. Сейчас всё не так. Отец говорил, что в этом виновата Ева. — Девочка моя, — снова кашель, маленькие пальчики сильнее сжимают холодную руку, — я хочу, чтобы ты была счастлива. Помни, что свою судьбу определяешь только ты. Своей жизнью распоряжаешься лишь ты. Никто другой не в силах этому помешать. И если когда-нибудь ты потеряешь себя — вспомни, для кого живёшь. Женщина с трудом улыбнулась последний раз и навсегда закрыла голубые глаза. — Мама? — прошептала девочка. — Мама! Мама, очнись! Мама! POV Ева — Мама! — крикнула я, открыв глаза. — Не зови мамочку, девочка. Тебе всё равно никто не поможет, — прозвучал противный голос. Всё тело тут же заныло, разнося волну боли. М-да уж, видимо, эта девчонка не особо старалась аккуратно донести меня до места. Кстати, где я? Я попыталась двинуться с места, но почти ничего не получилось. Руки были скованы железом над головой, ровно как и ноги. Снова наручники… Хорошо хоть башку никуда не прикрутили. — Не думай дёргаться. Тебе всё равно никуда не деться, — снова прозвучал голос, и из-за угла вышел чернокожий мужчина в очках. Несмотря на белый халат, доверия он совсем не внушал. — Я Бакстер Стокман, величайший учёный! Весь мир будет трепетать от моих устрашающих изобретений! Каждый, кто сомневался во мне или насмехался над моим безграничным умом, будет… — Стокман! «Величайший учёный» вздрогнул. Впрочем, я тоже. От такого цельнометаллического голоса любой бы в штаны наложил. — Хватит болтать, — сказал вошедший человек в чёрных доспехах, рядом с ним шествовала Карай. — Это и есть она? — Да, отец. Девчонка, которая водится с этими черепахами. — Отлично. Если они и вправду так о ней заботятся, как ты говоришь, то скоро явятся. Я ничего не понимала из того, что несут эти полоумные. А ещё говорят, что я ненормальная… Одно ясно — я приманка. — Стокман! Сыворотка готова? — Да, готова. Сыворотка в полной исправности. Тут меня осенило. — Сыворотка подчинения. — Точно, девочка, — усмехнулся доктор, — только я её называю «D-057». Так более научно. — Заткнись, Стокман, — прорычал мужчина. — Кто вы? И зачем вам черепахи? Кошмар. И откуда у меня столько смелости взялось? — Меня зовут Шреддер. Эти вонючие рептилии мне ни к чему, мне нужен их мастер — Хамато Йоши. А они просто мешают. — Сплинтер? — Он мой давний враг. Впрочем, тебя это не касается, — бросил Шреддер, уходя. — Начинайте! — Стокман! — крикнула оставшаяся Карай. — Сейчас, сейчас, — напевал учёный, переливая в шприц фиолетовую жидкость. Он что, собирается влить эту субстанцию в меня? И зачем вообще? Хотят сделать меня куклой, чтобы… Нет. Я принялась вырываться из железных оков, хоть это и не приносило никакого эффекта. — Никуда ты не денешься, — усмехнулась девушка. — Для этого я и здесь. Стокман! — Уже всё. Бакстер направился ко мне, проверяя работу шприца, из которого то и дело выплёскивалась фиолетовая жидкость, от неё не получалось отвести взгляда. Осознание того, что я могу сделать под её воздействием, повергало в шок. — Будет чуть-чуть больно. Обычно так говорят, когда бывает очень больно. Фантастика. В плечо воткнулась игла, а по телу разлилась обжигающая не только внутренности, но и сознание жидкость.***
Стеклянная крыша на одном из зданий Нью-Йорка разлетелась вдребезги. Совсем не случайно это произошло именно в логове Шреддера. Четыре черепашки влетели в главный зал, ощетинившись оружием, они оглядывались в поисках противника, но никого не видели, кроме проникающих сквозь стекло лучиков света поднимающегося солнца. — Выходи, Шреддер! — не вытерпел Рафаэль. — Мы знаем, что Ева у тебя, — подхватил Лео. Но им всё ещё никто не отвечал. — Я говорил, что это ловушка, — настороженно сказал Донателло. — Какая разница? Мы никогда не бросаем друзей в беде! — Подожди-ка, Майки, кажется, я что-то слышал, — прошептал владелец катан. — Ребята! Ребята, я здесь! — донёсся откуда-то с крыши голос, который разрезал сердце обладателю красной повязки. «Она жива», — пронеслось в голове, а в груди снова запылал такой знакомый огонёк. — Ева! Братья понеслись вслед за голосом. Именно из-за них Браун попала в беду, нельзя допустить, чтобы с ней что-то случилось. Черепашки ворвались на крышу, оглядываясь. Взгляд приковала хрупкая фигура, лежащая почти на краю кровли. Они подбежали к девушке в надежде, что та невредима. — Ева, ты в порядке? — взволнованно спросил Рафаэль, он хотел коснуться брюнетки, но его оттолкнул Донни, пытаясь нащупать пульс. Вдруг обладатель фиолетовой повязки истошно вскрикнул и упал. Все в изумлении уставились на глубокий кровавый порез, зияющий на груди умника. В ту же секунду раздался крик Микеланджело, который уже летел вниз с крыши. — Майки! — воскликнули Раф с Лео, отпрыгнув в сторону, они выставили оружие, всё ещё не понимая, что происходит. Перед их глазами медленно выросла фигура с нагинатой* в руках. — Ева? Что ты делаешь? — обладатель голубой повязки первым пришёл в себя, в отличие от своего брата, который просто стоял, не в силах двинуться с места. — Это больше не Ева, — послышался голос Карай, а потом появилась и она сама. — Теперь ваша подружка в нашем подчинении. — Что ты сделала?! Карай, это уже не в какие рамки не лезет. — Успокойся, Лео. Она в целости и невредимости, как вы и мечтали. Просто чуть-чуть не может себя контролировать. — Ты тварь, — прорычал владелец сай. — Следи за языком, черепаха. — Девушка выставила перед собой оружие. — Хоть ты с этой девчонкой и о-о-очень близко подружился, но её уже не вернуть. — Карай! — рыкнул Рафаэль и уже хотел разобраться с девушкой, как Лео выставил руку, придержав брата. — Помоги Еве. Я сам с ней разберусь. — Правильно, Лео. Пусть она лично убьёт свою любимую черепашку, — усмехнулась куноити, успев защититься от удара владельца катан. Раф посмотрел на лежавшего без сознания Донателло с кровоточащей раной на пластроне. Вспомнил о Майки, подумав, что этот сорванец уж точно не пропадёт. — Ева, зачем ты это сделала? Они же твои друзья. — У меня нет друзей. Никогда не было. Я никому не нужна. «Это не она. Это не её голос. Она бы так не сказала», — думал Рафаэль. Ему казалось, что всё это лишь страшный сон. Сейчас он проснётся в своей комнате, в логове, от очередных воплей Микеланджело, пойдёт в гостиную, где Лео будет смотреть свой сериал, а Донни копошиться в лаборатории. Там он усядется на диване рядом с ещё не проснувшейся девушкой и будет её подкалывать, а Ева будет сыпать сарказмом и насмешками в ответ. Тогда в груди снова будет разгораться огонёк. Его Ева. — Ты мне нужна, — прошептал обладатель красной повязки, — я тебя никогда не брошу. Никогда. Я тебя… Раф не успел договорить, защищаясь от удара нагинаты. Девушка вновь и вновь атаковала, а он лишь раз за разом выставлял вперёд сай, не смея даже поцарапать брюнетку. Черепашка, кувыркнувшись, отпрыгнул в сторону, подальше, пытаясь собраться с мыслями. Он услышал, как упали на пол катаны брата, всё ещё не сводя глаз с наступающей девушки. «Что же делать?», — один и тот же вопрос звучал в голове. Замах нагинаты. Рафаэль отпрыгивает в сторону, подставляя подножку. Не срабатывает. Девушка легко подпрыгивает. «И как она этому научилась? Недавно бутылкой с пяти метров попасть не могла». Секунда — и обладатель красной повязки прижат ногой к полу. Саи лежат далеко — не дотянуться. Над грудью возвышается нагината, а в глазах брюнетки виднеется пугающее безразличие. Рафу ничего не остаётся, как принять смерть. Но только не от её руки. Пусть это будет не она. Не на её совести. — Ева! Очнись! Это не ты! Это всё сыворотка, ты под её контролем! — кричал владелец сай, всматриваясь в непоколебимое лицо Браун. — Вспомни, как мы жили в логове: мы играли в видеоигры, ели пиццу, правда, тебя от неё уже тошнило. Ни одна жилка на лице брюнетки не дрогнула, она замахнулась. Нагината направилась лезвием прямо в пластрон лежавшей на полу черепашки. Раф зажмурился и крикнул из последних сил: — Фестиваль граффити! Не почувствовав боли, он медленно раскрыл глаза. Лезвие находилось в нескольких сантиметрах от тела. Владелец сай выдохнул и продолжил: — Помнишь фестиваль граффити? Тебе там нравилось. А потом, когда мы шли в логово, то… поцеловались. Помнишь? Ева часто заморгала, не выпуская оружие из рук. Помотав головой, она снова занесла нагинату. — Если ты это сейчас сделаешь, то я… я не буду на тебя злиться. Ева… Рафаэль заглянул прямо в карие глаза, из которых тоненькими струйками текли слёзы. Она боролась с собой. В голове девушки эхом звучали слова: «Помни, что свою судьбу определяешь только ты». Она стиснула зубы. «Своей жизнью распоряжаешься лишь ты». Руки сильнее сжали оружие. «Никто другой не в силах этому помещать. И если когда-нибудь ты потеряешь себя — вспомни, для кого живёшь». Браун зажмурилась, слёзы лились нескончаемым потоком. — Рафаэль… — прошептала она, заглянув в изумрудные глаза. — Ева, я люблю тебя. Девушка улыбнулась. Руки её не слушались, намереваясь вонзить лезвие прямо в грудь черепашки. Сознание снова покрывалось ядовитым туманом, отключая мозги. «Своей жизнью распоряжаешься лишь ты». — Я тоже тебя люблю, Рафаэль. Прости меня, — прошептала Ева. В следующее мгновение нагината с размаха направилась прямо в грудь черепашки, тот, зажмурившись, был готов принять свою смерть. «Пусть будет так», — думал он. Прошла пара секунд, но боли не последовало. Раф поочередно раскрыл глаза. Сердце пропустило пару ударов, а может, и вовсе перестало биться на пару секунд от увиденного. Над ним возвышалась Ева. Её взгляд был затуманен слезами, а губы растянуты в улыбке, по подбородку тонкой струйкой стекала капелька багровой крови. Руки всё ещё сжимали рукоять нагинаты, лезвие которой сейчас покоилось в груди девушки. — Нет, — прошептал Раф, слёзы на глазах мешали разглядеть картинку, которую он хотел считать лишь страшной галлюцинацией. Браун наконец упала в объятия черепашки, который только и шевелил губами, произнося непонятные слова. Он всматривался в лицо девушки, не веря, что она так просто могла его покинуть. Убить себя, ради него, ради его братьев. Разве кто-то способен на это? Его Ева была способна.