Рай на крыше

Christina Perri — The Lonely Christina Perri — Distance

      Я вбегаю по ступенькам, ведущим на чердак. Звук шагов, отражаясь от кирпичных стен, разносится по этажу гулким эхом. Уже слишком поздно, чтобы встретить случайного соседа, возвращающегося домой, но я всё равно прислушиваюсь к звукам, опасаясь уловить какое-либо движение.       Чердачная дверь выглядит так, будто бы никто не прикасался к ней, по меньшей мере, лет десять. Но это не так. Последний раз я была здесь пару месяцев назад. Раньше мы с друзьями приходили сюда каждые выходные, преимущественно вечером, когда город погружается в сумерки и в окнах зажигают свет, а уличные фонари заменяют солнечные лучи.       Мы обнаружили это место лет пять назад, когда я запнулась и случайно врезалась в эту же дверь, и она со скрипом приоткрылась, отказываясь выдержать вес моего тела. Кто-то предложил подняться, и, открыв люк, ведущий на крышу, мы пришли в восторг. С этой крыши как на ладони видно добрую половину города. Линии маленьких улочек и широких шоссе простираются на многие мили, а ночью превращаются в огненную паутинку. Этот вид завораживает меня до сих пор, хотя, казалось бы, за столько лет пора бы привыкнуть.       После того, как я "открыла" это место, мы стали приходить сюда регулярно. Эта крыша была чем-то вроде нашего обиталища, где мы могли собираться, делиться историями, оставляя все проблемы там, внизу, среди многоэтажек. Кто-то стал в шутку называть крышу "раем", потому что здесь не существует забот и неурядиц, а только маленькие, словно игрушечные, машинки, снующие туда-сюда люди и квадратики домов. Здесь даже время словно замедляет свой ход.       Но через пару-тройку лет всё изменилось. Мы стали собираться на крыше всё реже, и постепенно "рай" опустел. Однако я не смогла забыть это место, и те ощущения, которые испытываешь, находясь здесь. Так наша крыша постепенно превратилась в мою. Я люблю приходить сюда в такие дни, как сегодня, когда кажется, что всё вокруг идет наперекосяк и ты совершенно потерялся в перипетии событий. Мне нравится думать, что здесь я вытаскиваю все мысли, словно старые книги из большого пыльного чемодана, раскладываю перед собой, рассматриваю, а потом составляю на "полочки" в своей голове.       Я карабкаюсь по проржавевшим от времени и сырости ступенькам, ведущим ко входу на крышу. Приложив немного усилий, мне удается открыть люк, и крышка, издав противный скрежет, откинулась назад. Сделав еще пару усилий, подошвы кроссовок наконец-таки касаются мягкого мха, растущего вокруг входа. За многие годы эти движения уже словно отпечатались в мышечной памяти. Поток холодного ветра ударяет в лицо, заставляя поежиться и сильнее закутаться в толстовку.       Шагнув вперед, я обвожу взглядом всю крышу. Фонари, закрепленные невесть кем на железных балках, источают достаточно света, чтобы осмотреть все пространство. Неудивительно, что за два месяца здесь ничего не изменилось, ведь сюда никто не приходит кроме меня.       Краем глаза я замечаю какую-то тень. Сердце начинает биться быстрее, но не от страха. Обернувшись в направлении обладателя таинственной тени, мне нужно лишь пару секунд, чтобы понять, кто стоит передо мной. Я не смогу забыть этого человека, даже если захочу. — Что ты делаешь здесь? — я стараюсь вложить в этот простой вопрос хотя бы половину той боли, что в клочья раздирает душу. Он слегка вздрагивает от неожиданности, а после оборачивается, снимая капюшон. Свет фонарей освещает его лицо, и мне удается заметить, как тревога плещется в синих глазах. Из-за причудливых теней цвет кажется еще темнее, чем есть на самом деле. — Трис, я знал, что ты придешь сюда. — Уходи. Пожалуйста, уходи, — обида вперемешку со злостью давит внутри, грозясь взорвать меня. — Прошу, дай мне объяснить! — Его отчаяние разливается в пространстве, смешиваясь с воздухом и прожигая легкие с каждым вдохом. — Я не хочу ничего слушать, Тобиас. Я знаю достаточно. Объяснения здесь не более, чем пустая трата времени, — голос предательски дрогнул, образуя трещину в панцире, в который я наспех пытаюсь запихать эмоции, оставив только хладнокровие и безучастность, — единственное, что я не могу понять — к чему вообще всё это было? Ты решил использовать меня, чтобы забыть свою старую неразделенную любовь? Или тебе просто нравится коллекционировать разбитые тобой сердца? — Трис, ты прекрасно знаешь, что с Анжеликой у меня ничего не было! Она же только и ждет подходящего момента, чтобы тебя задеть! Подумай сама, как я мог быть в тот вечер с ней, если я весь день провел с тобой? - он смотрит на меня так пристально, что хочется исчезнуть. - Как я мог ее целовать, если я люблю тебя? Я совершал плохие поступки, но я никогда не предавал и никогда не посмею. Иначе собственная совесть разорвет меня на куски. Трис, прошу, поверь мне, - он делает шаг вперед и берет меня за руку, обжигая своим прикосновением, но я не вырываюсь. Я слишком растеряна, чтобы пытаться.       Гнев исчезает так же быстро, как и появился, оставляя горечь разочарования. Трещина в панцире превратилась в дыру, и я уже не могу удержать эмоций, в которых медленно тону. Я позволяю слезе скатиться, оставляя влажную дорожку, поблескивающую в искусственном свете. Тобиас проводит пальцем по щеке, стирая соленый след. Разум уже не в состоянии держать контроль над ситуацией и эмоции берут верх, не давая мне право на сопротивление. Тобиас прижимает меня к своей груди, и я чувствую его тепло даже через толстый слой одежды. А может мне только хочется думать так. Он терпеливо ждет, пока накопившиеся чувства со слезами выльются наружу, освобождая место для новых. Я чувствую его прикосновения, когда он гладит меня по волосам в попытке утешить, и каждое новое касание оставляет пламя в груди.       Не знаю, сколько времени я стояла так, уткнувшись в грудь Тобиаса, ища призрачной опоры. Отстранившись, стираю с щек следы своей слабости рукавом, позволяя влаге впитаться в ткань толстовки. Ощущение, словно душу вывернули на изнанку, достав всё худшее напоказ публике.       Холодный воздух окутывает меня, пробираясь сквозь одежду. Становится холодно настолько, что дрожь пробивает. Я скрещиваю руки на груди в попытке сохранить тепло, нещадно высасываемое ветром. — На, возьми, ты же простынешь, — Тобиас разрушает тишину так неожиданно, что я вздрагиваю. Он стягивает свою куртку и протягивает мне. — А ты? — Обо мне не беспокойся. — Я не замерзла, правда, - я всеми силами стараюсь не стучать зубами, чтобы ложь была правдоподобнее.       Не говоря ни слова, Тобиас накидывает на мои плечи куртку, застегивая по самое горло и надевая на меня капюшон. Он настолько серьезен, что я не могу скрыть улыбки. Его губы тоже растягиваются в ухмылке, и на щеках появляются две маленькие ямочки. — Трис, я люблю тебя. Ты веришь мне? — он берет мое лицо в свои ладони, заставляя обратить взгляд на него. В синих глазах я вижу беспокойство, смешанное с бешеным количеством нежности. Удивлена, как такой глубокий цвет вообще может существовать. — Да, — слово прозвучало почти неслышно, хотя я намеревалась сказать это громче.       Легкая улыбка проскальзывает на его лице, а в следующую секунду он притягивает меня, накрывая мои губы своими. Поцелуй нежный, тягучий и сладкий, точно мед. Поцелуй с примесью отчаяния. Мы оба словно пытаемся вложить в него все чувства, что бушуют в душе, высказать всё то, о чем так бесстыдно молчим. Мои пальцы увлеченно исследуют его затылок, путаясь в волосах. И всё сейчас кажется невероятно правильным. Будто бы я в который раз вытряхнула из пыльного чемодана разума книги, освободив место для новых мыслей.       Когда легкие начинают гореть от нехватки воздуха, я отстраняюсь от Тобиаса, в который раз утыкаясь лбом в его грудь. — Пойдем, уже поздно, — он оставляет легкий, почти невесомый поцелуй на макушке и прерывает объятья, переплетая наши пальцы. Я слегка киваю, делая шаг по направлению к люку, оставляя боль и горечь обиды здесь на растерзание ветрам и дождю.       Наш "рай" снова опустел. Мы принесли его на землю.