***
321 год по календарю Парса. Март. Для того, чтобы отдохнуть от всех своих дел хоть на один денек, компания выбралась на расположенное недалеко от крепости Пешавар озеро Тагатай. Генерал крепости Кишварт так же направился с ними, дабы немного потренировать юного принца в искусстве меча. В землях Парсы, служившей точкой пересечения торговых путей — всегда царила особенная атмосфера. В тот день регион оказался окутан теплым солнечным светом, плывущие по сапфировым небесам белоснежные облака, похожие на мазок кисти талантливого живописца, не мешали яркому светилу озарять земли королевства, а легкий бриз весь день лишь скромно танцевал в траве, заставляя её шептать о тайнах недр земли. Тишь и благодать… Почти. На озере, что сверкало многочисленными бликами света, то и дело раздавался звон соприкасающейся в смертельном танце стали. С сонным видом, Дариун блокировал все удары меча принца Арслана. Судя по виду бывалого воина, удары молодого наследника боевой мощью не особо впечатляли, хотя Кишварт никаких признаков неодобрения пока не подавал. Так же над водой проносилась приятная мелодия, лившаяся из инструмента Гифа. Тот наигрывал какой-то простенький напев, периодически поглядывая на расположившуюся на большом камне Фарангиз, коршуном следящей за сереброволосым принцем, а также за спокойно затачивающим свой клинок Джасвантом. Вскоре к мелодии воина-менестреля прибавился запах дыма от костра и готовящейся еды, которой занимались Эльфид и Элам. А вот великого стратега всея Парсы нигде поблизости не наблюдалось. И закончившие тренировку Арслан и Дариун это приметили. — А где Нарсус? — поинтересовался юный наследник трона, оглядываясь по сторонам. — Не знаем, но мы видели, как он уходил куда-то с мольбертом, — поспешила успокоить своего повелителя жрица Митры. Однако, вопреки её ожиданиям, Его Высочество, Дариун и Элам (особенно Элам) лишь сильнее обеспокоились. — О, мой суженый так талантлив! — Эльфид подкралась к компании незаметно. Даже незаметнее Джасванта. — Он великолепный стратег, и ещё художник! — Нарсас — художник? — удивился Кишварт, поглаживая свою бороду. — Он не говорил об этом. — Радуйтесь, что не говорил, — буркнул Черный копьеносец, а затем, повысив голос, сказал: — Нарсас пишет не просто картины. Жизнь тех, кто взглянет на них хоть раз, уже никогда не станет прежней. Судя по лицам всех непосвященных, значение этой фразы никто не понял. — В каком это смысле? — уточнил Гиф, перестав терзать свою лютню. — Ну, понимаете, — в разговор вступил Арслан, решивший как можно деликатнее растолковать своим товарищам ситуацию. — У Нарсуса крайне… интересный взгляд на мир. И на искусство. Его картины поражают воображение. Общественность по-прежнему ничего не понимала. А между тем эпическое, изменяющее жизнь зрелище настигало их со скоростью несущейся со скалы телеги. — Я закончил свой шедевр! — певуче объявил главный стратег Парсы, вылетая откуда-то из леса и маниакально сверкая глазами выискивая глазами тех, кому предстояло стать восхищенными зрителями. Если бы юный принц мог поседеть (точнее, если бы можно увидеть, что он вообще поседел), то его волосы уже свидетельствовали бы о напрочь убитых нервах. На челе же Дариуна так и светилось драматическое: «Бегите, глупцы!», а Элам поспешил ретироваться к костру с готовящейся едой и утащить с собой возмущающуюся Эльфид. И хотя парень не очень-то понимал, почему все так реагируют на картины его господина, но решил на всякий случай поберечь девушку. Хотя сам не понимал, с чего вдруг это он о ней так заботиться… Остальным же в компании выпала сомнительная честь лицезреть не менее сомнительные «шедевры» Нарсуса. Лица Фарангиз, Гифа, Кишварта и Джасванта нужно было просто видеть, теперь они в полной мере поняли смысл фраз Его Высочества и Дариуна: на лице менестреля было написано выражение полной безысходности и отражалась фраза «Всё тлен», даже Фарангиз в кой-то веке проявила свои эмоции. Единственным, кто более-менее сумел сохранить лицо, был Джасвант. — Теперь я видел всё, — прохрипел все ещё пребывающий в глубоком шоке Гиф, когда Нарсус ушел прополоскать кисточки. — Это что за бред? — Как не печально, вынуждена подтвердить, — шепотом согласилась прекрасная жрица Митры. — Я, конечно, многое понимаю, но вот этого не понимаю, — признался Джасвант, все ещё пустым взором рассматривая картину. — Почему у дерева есть глаз? — Ты только этого не понял? — удивился Кишварт. — А истекающие кровью фрукты тебя, выходит, не смутили*? — Не очень. Левый глаз Гифа подозрительно дернулся. — Мы же вам говорили, — сказал подошедший Дариун, ведя за собой принца и одновременно закрывая тому глаза, чтобы не видел итак плохо спавший ребенок этих рисованных ужасов. — Ничего путного вы нам не говорили! — хором возмутилась общественность. А если бы эта самая общественность узнала, что Арслан обещал стратегу должность придворного живописца, то и вовсе полегли бы трупами прямо там, предварительно решив, что с головой Его Высочества явно не все в порядке и какая-то лошадь на полях Антропотены его как следует стукнула.***
День медленно, но верно близился к своему логическому завершению. Солнце посылало земле свои лучи, словно прощаясь до утра, загорались первые звезды, выходили на охоту ночные хищники. Земля остывала под властью ночной прохлады. Компания расположилась у костра, с аппетитом уплетая наготовленные Эламом и Эльфид многочисленные вкусности. За день все успели устать и проголодаться, хотя никто чем-то особо утомительным не занимался: Нарсус с уставшим от тренировки с мечом принцем играл в тактическую игру, Дариун мерился силой и мастерством с Джасвантом под бдительным взглядом Кишварта, Фарангиз весь день провела в обществе Джин, а Гиф — на дереве, откуда наблюдал за прекрасной жрицей. Всем было очень приятно провести день вот так — в компании друзей и не склонившись над планами и картами. — Гиф, — оторвался от своей мясной закуски Арслан. — Можешь сыграть нам что-нибудь? Бордоволосый воин-музыкант хотел было ответить, что играет он только перед способной заплатить публикой или перед прекрасными девушками, а в идеале перед теми, кто совмещает эти два варианта, однако вновь попал под обаяние юного принца Парсы — мальчик улыбался и в его глазах не было приказа. Арслан просил его сыграть. Поэтому менестрель лишь таинственно вздохнул и торжественно продекламировал: — Я могу сыграть вам песню, что сочинил в честь несравненной госпожи Фарангиз! Прекрасная воительница, однако, явно не впечатлилась, а в глубине её чудесных зеленых глаз так и читалось желание пихнуть надоеду в костер. — Спасибо, но не желаю слушать песню заядлого бабника. — Вы так жестоки, госпожа Фарангиз! — Вовсе нет, — возразила черноволосая девушка. — Я лишь хочу выполнить последнюю волю нашей настоятельницы — защитить Его Высочество. Арслан разом помрачнел. — Не уверен, что стою таких жертв. — Джин говорит, что стоите, хотя ещё не готовы стать истинным правителем. — Истинным правителем? — озадаченно переспросил сереброволосый юноша. — А какой он? Проигнорировать такой вопрос никто из компании не мог. Все тут же принялись излагать на эту тему свои мысли. По словам доверенных лиц Арслана выходило примерно следующие: истинный правитель должен уметь делать выбор, полностью осознавая тяжесть его последствий, и не сожалея о своем решении; истинный правитель должен уметь править, не унижая; истинный правитель должен быть несгибаем и так далее… У Арслана пошла кругом голова. И Гиф, сам не особо любитель философских разговоров о вечном, это заметил. — Ох, сколько нынче философов развелось, — ухмыльнулся бордоволосый менестрель. Первым не выдержал принц. Арслан тихо прыснул, а Фарангиз почти незаметно улыбнулась самыми краешками губ. Вскоре между собравшимися людьми установилась беззаботная атмосфера: Кишварт и Дариун начали шутить и подкалывать тихо белеющего от гнева Нарсуса по поводу его картин, Эльфид весело смеялась и переодически издевалась над Эламом, остальные либо иронично критиковали действия этих «шутников с комедийным гением», либо тоже шутили. Сонливости у них пока не было ни в одном глазу… Всем было весело и спокойно. Костёр угас только тогда, когда в небе, преодолев половину пути по небосводу, висел светящийся серебряным светом серп полумесяца. Вокруг бывшего источника света и тепла расположились спящие воины, причем таким образом, чтобы со всех сторон защищать юного принца Парсы. В кои-то веки Арслан спал спокойно, без хороших или плохих сновидений.