Красен долг платежом

Джим ненавидел быть в долгу у кого-то. О своих словах он пожалел сразу же, когда увидел, как озарилось лицо Освальда. Брошенная Буллоком фраза о том, что Пингвин непременно спросит с него этот долг, также не добавила ситуации оптимизма. Собственное опрометчивое обещание Джим ощущал почти физически — как мешающие ходить колодки на ногах, как сдавливающие грудь металлические тиски. Вся одежда превратилась в тяжёлые, натирающие кожу вериги. Кто бы мог подумать, что сказанные впопыхах три слова «буду тебе должен» могут так беспокоить? Поэтому, когда Джиму сообщили, что Пингвин хочет видеть его, первым, что он испытал, было облегчение — наконец-то он освободится от этой ноши. И только тогда, когда мрачный одноглазый водитель доставил его к дверям клуба, Джим понял, что даже не поинтересовался, чего именно хочет от него Кобблпот. Разумеется, он вряд ли получил бы ответ, но то, что Джим не предпринял никакой попытки узнать, что его ожидает, было плохим знаком. Он терял бдительность, а беспечности в Готэме не прощали. Джим вошёл в клуб, настороженно оглядываясь. Свет ламп был приглушённым, щедро раскрашивающим углы тенями, тишина слабо звенела в ушах. Ни души. Посреди этой тишины скрип приоткрывшейся позади двери был слишком громким, заставляющим ныть зубы. Джим вздрогнул и посмотрел через плечо. Одноглазый улыбался ему, и его улыбка открывала слишком много зубов. — Он ждёт вас в кабинете, — сказал он Джиму. Уголки его рта подрагивали, будто он пытался сдержать смех. Гордон кивнул и глубоко вдохнул, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. Им его не запугать. Одноглазый аккуратно прикрыл за собой дверь и всё-таки рассмеялся, визгливо и хрипло. Джим упрямо скрипнул зубами и направился вглубь клуба. Нет, его не запугать, он не боится, даже если знает, на что способен Пингвин. Кабинет находился в конце одного из слабо освещённых коридоров — из-за его приоткрытой двери лился кажущийся ослепительным в полумраке свет. Гордон толкнул дверь носком ботинка, подавляя рефлекс выхватить пистолет и прицелиться. Впрочем, его кобура и так была пуста — одноглазый забрал у него пушку ещё в машине. Освальд ждал его, сидя за столом, на котором стояли два бокала и пузатая бутылка из зелёного стекла. При виде Гордона Пингвин неуклюже поднялся, опираясь на стол обеими руками. — Джим! — ему всегда было не по себе от той нервной улыбки, которой неизменно приветствовал его Освальд. Он приобнял Джима за плечи, поднявшись на цыпочки, оказавшись рядом с удивительной для его хромоты быстротой. Джим, не ожидавший сразу такого вторжения в личное пространство, неуверенно похлопал его по спине, скользя по комнате взглядом в поисках того, кто мог бы там прятаться, но, судя по всему, они были одни. Во всём клубе. — Присаживайся. — Спасибо, но я бы предпочёл сразу поговорить о деле. Освальд разочарованно цокнул языком и взял в руки бутылку, глядя на свет сквозь наполнявшую её жидкость. Его объятия оставили после себя неприятное ощущение, будто Джим прошёл сквозь паутину. От него пахло чем-то резким, лекарственным, и этот запах почему-то запах безумия напоминал об Аркхэме. — Вина? — Говори, как я могу вернуть тебе долг, — Гордон машинально провёл рукой по своему пальто, словно пытался стряхнуть с себя невидимую паутину. Освальд, напевая что-то себе под нос, разлил по бокалам почти прозрачную жидкость и подошёл с ними к Джиму, отпив по пути из одного. Подошёл снова слишком близко. Джим испытал желание сделать шаг назад. Химический запах неприятно царапал носоглотку, вынуждая закашляться, а взъерошенные волосы Освальда почти касались как скелеты листов мёртвых высохших деревьев его лица. У Джима начинала кружиться голова. Он автоматически взял бокал и сделал глоток, ощущая, как по языку растекается вкус винограда и пряных трав. Освальд улыбнулся, показав жёлтые, покрытые налётом зубы. — На брудершафт? — он поднёс свой бокал к губам Джима. Тот дёрнулся, пролив вино себе на рукав, и хотел было возразить, но Освальд прикрыл его рот белой ладонью. — Ты мне должен, помнишь? Джиму хотелось как следует рявкнуть на него, чтобы Освальд отшатнулся назад, а его глаза широко распахнулись от страха, но тогда события приняли бы совершенно иной, куда более опасный поворот. И… Джим действительно был ему должен. Что бы это не значило в исковерканном разуме Пингвина. Он выжидательно улыбался, потирая губы Гордона краем бокала. Джим подумал, что с удовольствием разбил бы его о затылок Освальда, чтобы брызнули осколки и золотистое вино смешалось бы с красной и горячей кровью. Злость царапалась внутри него, как загнанная в угол крыса. — Я знаю, ты человек слова, — Освальд показал ему, как правильно переплести руки. — Я понял это в тот же момент, когда увидел тебя. Мне это понравилось, ведь в Готэме почти не осталось честных людей. Выпьем за честность? Джим отпил вино, имевшее теперь горький вкус, смешанное с его слюной стараясь скрыть дрожь в руках — это злость билась в нём, как второе сердце, вкачивая в кровь адреналин. Да, чёрт подери, он человек слова, он сделает то, чего от него хотят. Но по-своему. Освальд заставил его допить бокал до дна, наклонив его так, что вино сочилось из уголков рта Джима. Он потянулся к Гордону, обжигая его лицо пахнущим нечищеными зубами дыханием, и Джим обхватил его запястье и сжал, почти ожидая, что белая, как воск, плоть, сомнётся под его пальцами. Он считал секунды, пока Освальд пытался неумело поцеловать его в губы. Джим приоткрыл рот, обхватил губами нижнюю губу Освальда, осторожно прикусил её и, когда тот расслабился, прикрыв глаза, резко сомкнул челюсти, наполняя их рты горячим металлическим вкусом крови. Глаза Пингвина распахнулись, и Джим с тем же пульсирующим второе сердце бьётся всё быстрее удовольствием увидел в них боль и испуг. Одним отработанным движением Гордон заломил ему руку за спину, заставив Освальда издать странный всхлипывающий звук и судорожно вдохнуть, широко распахнув рот. — Думаешь, ты тут самый главный, можешь делать всё, что заблагорассудится? — прошипел Джим ему на ухо, роняя на шею трясущегося Пингвина капли его же собственной крови, сбегавшей по подбородку. — И это всё, что ты смог придумать? Пингвин залепетал, делая слабые попытки вырваться из его захвата: — Нет, Джим, пожалуйста, я — я очень ценю то, что ты сохранил мне жизнь, ты сразу мне понравился, ты был не таким, как другие, я — я понял, что ты честный человек и сдержишь слово… — Сдержу, — Джим толкнул Освальда вперёд. Он издал тихий гортанный вскрик, ударившись низом живота о край стола, и застонал, когда Гордон надавил ему на затылок, вынуждая уткнуться лицом в пахнущую лаком и полиролью поверхность. — Джим, пожалуйста… — кровь из прокушенной губы размазалась по всей нижней половине лица Освальда. — Ты же не станешь? .. — Я верну тебе долг так, как ты я и хотел, — неуклюже действуя одной рукой, Джим кое-как стянул с него брюки и расстегнул свои. Злость пульсировала, но уже ниже, омывая низ живота горячими тебя возбуждает абсолютная власть, да? этого ведь все хотят в Готэме? волнами. — Ты подготовился к нашей встрече, так ведь? — Я не… — Тебе же будет хуже. — В левом кармане, — прохныкал Освальд, извиваясь под ним, мокрый и скользкий от пота. Джим извёл оттуда пару презервативов и маленький пузырёк с тягучей прозрачной жидкостью. Натянув презерватив и щедро смазав ею свой наполовину вставший член, Джим несколько раз провёл по нему рукой, обвёл большим пальцем пухлую розоватую головку, Освальд хлюпает носом и продолжает умолять, но его речь так же бессмысленна, как жужжание мух чувствуя, как он наливается кровью и твердеет. Пингвин дрожал так, что его липкое запястье едва не выскальзывало из ладони Джима; он прикрывал покрасневшее лицо свободной рукой. Гордон подумал, что, несмотря на смазку, ему всё равно будет чертовски больно, и грязно, да?, но разве не ради этого всё затевалось? , но усилием воли отогнал эту мысль. Это он должен был быть на месте Пингвина, его хотели унизить, втоптать в грязь, воспользовавшись случайно выпавшим шансом. Злость велела трахни его так, чтобы ему даже лежать было больно действовать. Обхватив член у основания, Джим прижал его головку с туго сжатому входу в тело Освальда, надавил, надавил сильнее, грубо раздвигая плоть. Освальд заскулил, дёрнулся и, ощутив боль в заломленной руке, снова обмяк. Головка скользнула внутрь, и Джим замер, пытаясь справиться с непривычным ощущением сильного давления, странным, но определённо приятным. Он качнул бёдрами, проникая глубже, ещё, решив ввести член до конца. Освальд отвечал на его действия всхлипами и мычанием, конвульсивно вздрагивая при каждой новой фрикции. Когда Джим задел его простату, он вскрикнул, пробормотал что-то нечленораздельное и попытался вывернуться, и Гордон сдавил его шею свободной рукой, призывая к разве ты не этого хотел? какая жалость порядку. Внутри него было жарко, влажно, тесно, и, войдя до конца, Джим начал двигаться, невольно ускоряя темп, добавляя к наполнявшим комнату звукам — частому дыханию, всхлипам и скрипу стола — влажные шлепки плоти о плоть. Тугие мышцы сжимали член всё сильнее, и он вцепился в воротник рубашки Освальда, ощущая близость оргазма. Он пришёл быстро, похожий на хлынувший по венам жидкий огонь, который жадно впитывало это второе сердце. У Гордона перехватило дыхание, и он судорожно втягивал воздух в лёгкие, забывая делать выдохи; он слепо отшатнулся назад, бестолково шаря позади себя руками, пока они не натолкнулись на стену. Два сердца слились в одно, стучавшее с такой скоростью, что кровь шумела в ушах, а в веках бился пульс, как крылышки крошечных фантастических созданий. Когда Джим пришёл в себя, Освальд лежал на полу, свернувшись в комочек и лелея онемевшую руку. Прокушенная губа всё ещё кровоточила, расцвечивая его рубашку тёмно-алыми пятнами. Раскрасневшийся, растрёпанный, со сползшими до лодыжек штанами, он смотрел на Гордона с ужасом. — Я отдал тебе долг, — бросил Джим. Злость прошла, оставив после себя тупую ноющую боль во всём теле. Он медленно оправил рубашку и застегнул брюки, рассеянно бросив презерватив на пол, ощущая сильнейшую усталость. — Надеюсь, ты доволен. Джим вышел, не оглядываясь, надеясь, что, выполнив обещание, почувствует позабытую лёгкость, но на самом деле каждый шаг давался ему с таким трудом, будто он нёс на себе самые тяжёлые в мире кандалы.