Блики солнца на воде

Когда дверь с тихим щелчком захлопывается за спиной, Леда замирает посреди темной прихожей и несколько минут растерянно смотрит перед собой. В голове как-то не укладывается, что эта пустая квартира теперь его дом, и Леда решает вовсе не задумываться об этом. Прежде чем зажечь свет, он опускает тяжелую сумку на пол и сбрасывает ботинки, даже не развязав шнурков. Налево – крохотная кухня, направо – такая же маленькая комната с единственным узким окном, прямо напротив входа – дверь в ванную. Подписывая договор об аренде, Леда даже не спросил, сколько квадратных метров в его будущей квартире – наверное, это было обозначено в самом договоре, но Леда не вчитывался. И хотя места очень мало, квартира все равно кажется Леде просторной и пустой. В идеально чистой с белоснежными шкафчиками кухне по полу тянется полоска уличного света из стеклянной балконной двери, в комнате же темно, хоть глаз выколи – жалюзи плотно закрыты. Яркий свет неприятно режет по привыкшим к темноте глазам, когда Леда заходит в ванную и щелкает выключателем. Здесь тот же минимализм и теснота, что и во всей квартире, но Леда мало присматривается к интерьеру – сейчас он желает лишь одного: принять душ, чтобы лечь спать. - Почему ты захотел переехать в Осаку? – первое, что у него спросили музыканты группы, в которой Леда решил попробовать свои силы. - Захотелось сменить обстановку, - невозмутимо пожал плечами он. Ответ был неубедительным, зато честным – процентов на пять. Это было одной из причин, по которой Леда захотел уехать из столицы, знать остальное по сути чужим ему людям вовсе необязательно. Сыграться им удалось почти сразу: Леда понравился новым знакомым, для встречи с которыми он специально приехал из Токио. После недолгого обсуждения было принято единогласное решение, что Леда переезжает и с первого же дня приступает к совместной работе. - Ты уже решил, где будешь жить? – поинтересовался Сойк, барабанщик новой группы. - Нет. Надо подыскать квартиру, - ответил Леда. - Я почему спрашиваю. Мои соседи как раз съезжают, квартира освобождается – можешь снять ее. Расположение неплохое, да и дом тоже… Леде абсолютно безразлично, где жить, потому он сразу согласился. Уже через неделю он паковал вещи. Раскатывая на полу футон, Леда думает об отвлеченном: о том, что завтра надо встать пораньше, чтобы не опоздать на свою первую репетицию – он пока не знает, сколько займет дорога, если ехать общественным транспортом. И о том, что вечером надо будет подумать о мебели для его нового дома, где из всей обстановки Леде остался только кухонный уголок. Или о том, что завтра надо успеть пройтись по ближайшим комбини, купить хотя бы минимальный набор необходимых продуктов. Леда думает – или заставляет себя думать – о чем угодно, но только не о том, что в действительности привело его в эту квартиру, в эту новую группу, в этот город и, наконец, в чужую и чуждую ему жизнь. Устало закрывая глаза, Леда гонит прочь от себя мысли, понимая, что если он опять позволит себе окунуться в воспоминания, так и будет крутиться на горячих простынях, а сна не увидит до самого утра. ~ Леда не знает ни одного человека, которому бы нравилось бывать в больницах. Яркий свет ламп на потолке, невыносимый запах лекарств даже в чисто вымытых, проветренных коридорах, белые-синие-зеленые халаты врачей и медсестер – вне зависимости от цвета, они ассоциируются с бедой. И строгие лица: улыбаться там, где умирают люди, не принято. С того момента, как Леда ответил на телефонный звонок, у него тянет в животе как от острого голода. Это почти болезненно, и Леда не сразу понимает, что так своеобразно чувствует страх – за Агги, жизнь которого в одно мгновение повисла на волоске. - Шансы есть, не отчаивайтесь, - сухо сообщает врач им с Джури, когда они приезжают в больницу. – Серьезно поврежден позвоночник, но делать прогнозы пока рано. Возможно, все обойдется. - А если нет? – неуверенно уточняет Джури. – Если не обойдется? - Существует риск, что он не сможет ходить, - вздыхает врач. – Но говорить об этом пока рано. Пусть сперва очнется. Леде кажется, что вместо слова "сперва" врач хотел сказать "хотя бы", ведь он еще не уверен в выздоровлении Агги. А еще – что тот глядел на них неодобрительно: взъерошенный светловолосый Джури, сжимающий в руках шлем для езды на мотороллере, и Леда, из-за волнения повышающий голос, явно не производят достойного впечатления на серьезного человека, наверняка светило медицины, ведь именно таким поручают особенно сложные случаи. - Можно к нему? – отрывисто спрашивает Леда, отмечая, что его голос дрожит. - Мы его едва ли не по кускам собирали, - холодно чеканит в ответ врач. – Имейте терпение. От его слов Леду передергивает, и он уже готов закричать, чтобы пожилой врач не умничал и не рассказывал ему, как себя вести, когда Агги – его Агги – едва не простился с жизнью. Но не успевает: на плечо опускается рука Джури. - Спасибо большое, вы нас успокоили. Будем верить в лучшее, - Джури вежливо кланяется, и врач, кивнув в ответ, уходит. А Леда чувствует себя, как воздушный шарик, из которого разом выпустили весь воздух – был и сдулся. Что теперь делать, куда бежать, как помочь?.. Десятки вопросов крутятся в голове, и Леда сам не замечает, как обессиленно опускается в ближайшее кресло. Таких здесь много – специально для посетителей, но глубокой ночью в пустом коридоре, кроме них с Джури, нет никого. - Все будет хорошо, слышал? – доносится до него голос Джури, когда Леда опирается локтями на свои колени и прячет лицо в ладонях. – Врач сказал… - Он этого не говорил, - глухо отзывается Леда. – Он сам не знает. - Ладно, пусть не говорил, - легко соглашается Джури. – А я все равно уверен, что Агги выкарабкается. Уже через неделю будем вместе смеяться над всей этой историей. Леда не смотрит на друга, но слышит напряжение в его голосе – Джури пытается подбодрить и Леду, и себя, пускай получается у него не слишком убедительно. Но мысленно Леда соглашается с ним: Агги обязательно поправится и будет жить, иначе Леда вообще не представляет, что ему делать дальше. ~ - До тебя здесь жила семейная пара, - сообщает Сойк, делая короткую затяжку, и тут же уточняет: - Очень молодая семейная пара. - М-м, - тянет в ответ Леда и смотрит вниз с балкона. Двадцать первый этаж. С его паршивым зрением Леда едва различает далекие огни ночного города. - Не самые спокойные соседи, - улыбается воспоминаниям Сойк. – У них часто допоздна играла музыка и хлопали двери. Потом они извинялись, но не проходило недели, и все начиналось по новой. - Наверное, ты рад, что они съехали, - предполагает Леда, облокачиваясь на перила. - Мне они нравились, - неопределенно передергивает плечами Сойк. – Не могу сказать, что они мешали. У тебя всегда так тихо по сравнению с ними. На этих словах впервые за весь разговор Сойк переводит взгляд на Леду, и тот поспешно отворачивается. Почему-то становится неловко, Леда чувствует себя очень глупо: как будто это плохо, что он соблюдает порядок и что у него дома по вечерам тишина. Сойк живет этажом ниже, у него точно такая же квартира, как и у Леды, только снимает ее Сойк уже больше четырех лет. У него дома тоже почти нет мебели, зато полно ящиков с дисками, три или четыре ноутбука, путаные клубки проводов и не слишком аккуратно сваленные примочки для барабанной установки. Леда был у него лишь однажды, зашел на минуту, чтобы Сойк сбросил ему наработки нового материала, и поразился – такого беспорядка он никогда не видел. - У меня тут чуть не убрано, - смутился Сойк, разгадав, почему Леда так изумленно таращится по сторонам. - Ничего. У всех так, - вежливо соврал Леда, и Сойк неуверенно улыбнулся ему в ответ. Леда уже месяц живет в Осаке. Заканчивается март, на улице тепло, и даже в городе воздух потрясающе пахнет весной. Скоро зацветет сакура, на клумбах распустятся первые цветы, и кажется, что лица людей вокруг становятся светлее и приветливей. Раньше Леда всегда любил это время года. - …как ты думаешь? – доносится до его слуха вопрос, и Леда выныривает из размышлений. - А? – переспрашивает он и сразу смущенно добавляет: - Прости, я прослушал. - По-моему, ты меня вообще не слушаешь, - с шутливой укоризной качает головой Сойк. - Слушаю. Просто устал немного и того… отвлекся. Леда врет – он не устал, не с чего ему уставать, и он действительно не слушает. Пока Сойк, решивший ни с того, ни с сего нанести ему добрососедский визит, ведет непринужденную беседу и распинается о бывших жильцах, Леда думает о странном сне, который видит уже не первую ночь. В этом сне Агги не погиб в автомобильной аварии, Агги лежит в больнице в тяжелом состоянии, но прогнозы врачей утешительны – они верят, что Агги очнется и будет жить. Вроде бы они говорят о том, что он не сможет ходить, но для Леды это уже не столь важно, главное, что Агги не уйдет навсегда. А Леда будет любить его любым. - Я говорил о том, что эти ребята съехали, когда Ая забеременела. Они решили, что с ребенком в такой маленькой квартире тесновато. - Тесновато, это точно, - эхом отзывается Леда. Темнеет все еще рано, и непрерывные потоки машин сливаются в сплошную светящуюся полосу, словно по венам города течет расплавленное олово. То есть Леда не знает, как оно, олово, выглядит, но полагает, что примерно так. - Зато одному в такой квартире комфортно, - подытоживает Сойк. - Ага, - отвечает ему Леда, и неловкий разговор, больше похожий на монолог его соседа, заходит в тупик. Сойк переминается с ноги на ногу и украдкой поглядывает на Леду, наверняка думая о том, какой тот неразговорчивый хмурый тип, да к тому же невежливый: мало того, что сам отмалчивается, так и беседу поддержать не хочет. Леда понимает это и вымученно улыбается, но вряд ли сглаживает неприятное впечатление. - Хочешь чаю? – предлагает он, не придумав ничего лучше. - После пива? – насмешливо поднимает брови Сойк, и Леда на это тихо смеется. И правда, дурацкое предложение. Сойк нагрянул к нему в гости с парой бутылок, которые они тут же и выпили. Предлагать теперь чай явно не лучшая идея. На самом деле, до больницы Агги не доехал – его сердце остановилось в карете скорой помощи, а Леде сообщили обо всем через несколько часов. Он знал, что приехали родственники Агги, убитые горем, они ходили на опознание, по сути ненужное, но необходимое как часть общей процедуры для подобных случаев. Леда был самым близким Агги человеком – они были вместе почти два года. Но Леда не поехал ни в морг, ни потом на похороны – не смог себя заставить. Быть может, именно поэтому ему снятся такие сны? Может, из-за того, что он не попрощался, прошлое не отпускает его?.. - Тебе, наверное, здесь, в Осаке, совсем одиноко? – спрашивает Сойк, глядя Леде в глаза. На балконе холодно, надо бы возвращаться в квартиру, и вообще Леда не знает, зачем потащился за своим гостем, когда сам не курит. - Да нормально мне, - поежившись, он растирает руками предплечья, и Сойк, опомнившись, толкает дверь в квартиру. - Давай завтра сходим вместе куда-нибудь, - игнорирует он ответ Леды. - Куда? - В бар, в кино, в саунд-салон… Куда ты любишь ходить? Переступая порог и снова оказываясь в приятном тепле кухни, Леда щурится от яркого света и пожимает плечами. Ему не хочется никуда идти с Сойком, но отказывать невежливо. ~ Вопреки оптимистичному прогнозу Джури, Агги не очнулся через неделю – он пришел в себя через две. За это время Леда вымотался физически и морально, похудел и осунулся. Город готовился к Рождеству, каждый день вокруг Леда видел сияющие улыбающиеся лица, пестрые витрины с подарками и слышал новогодние песни, льющиеся из кафе и магазинов. Видел, слышал, но не чувствовал. По ночам Леде снятся страшные сны, такие реалистичные, что впору с ума сойти. В этих снах Агги умер, а Леда, как серый призрак, пытается влачить жалкое существование без него. Он хочет жить дальше, но не может – смерть Агги тянет его назад, в прошлое, и, чтобы хоть как-то помочь себе, Леда переезжает в другой город в поисках успокоения, но, разумеется, не находит его. - Он очнулся, Леда. Все в порядке. Я же говорил, - голос Джури в трубке звенит от радости, и Леда шумно выдыхает, чувствуя, как непривычно щиплет в носу. – Говорил же! Почти каждый день они проведывали Агги, хотя в палату их так и не пустили. Джури успел познакомиться с симпатичной медсестрой, и теперь та сообщила ему новость даже раньше, чем родственникам пришло официальное сообщение из больницы. - Спасибо… - едва слышно шепчет Леда, а его друг счастливо смеется. - Мне-то за что? Это лучший подарок на Рождество. Все оказывается далеко не столь радужно, как им с Джури кажется поначалу. Агги пришел в себя, но несколько дней не может даже говорить. Получается у него это лишь через время, он едва ворочает языком, и разобрать слова выходит с трудом. Еще через две недели его переводят в обычную палату, и Леда наконец может его увидеть. Для родственников Агги они с Джури просто его друзья, гитарист и вокалист, играющие с ним в одной группе. Леда логично полагает, что родителям совсем не обязательно знать, какие именно узы связывают его с их сыном. - Вы такие внимательные, каждый день приходите, - вздыхает мать Агги, на ее глаза наворачиваются слезы. - Ну еще бы, он же наш лучший друг, - как будто даже возмущается Джури. Агги сложно узнать. Даже на белых простынях его смуглая кожа кажется нездорово бледной, щеки запали, а нос заострился, как бывает у мертвецов. Леду передергивает от этого сравнения. Пользуясь тем, что Джури и мать Агги, заговорившись, вышли из палаты, Леда подходит ближе и сжимает его пальцы. Он думает, что Агги спит, но тот неожиданно приоткрывает глаза – тусклые, будто в какой-то поволоке. - Агги… - голос Леды срывается, но он заставляет себя улыбаться, глядя в любимое лицо. – Ты выздоравливаешь, Агги. Ты победил, слышишь? Но Агги вряд ли его слышит, он снова закрывает глаза, и Леде кажется, что сейчас он перестанет и дышать. - Реабилитация займет как минимум год, но случай не безнадежный. Теперь с ними разговаривает уже другой врач. Он куда моложе того, что отвечал за операцию, и выглядит значительно оптимистичней, постоянно улыбается и говорит уверенно. Леда хмурится – такой хлещущий через край позитив ему кажется неуместным. - Не безнадежный? – настороженно переспрашивает Джури. Украдкой взглянув на него, Леда думает, что врач его другу тоже не понравился. – То есть? - То есть существует вероятность, что он сможет ходить и жить как нормальный человек. Хотя, разумеется, такие травмы не могу не оставить следа. "Как нормальный", - мысленно повторяет Леда. Не нормальный, а как нормальный – звучит похоже, а значит совершенно разное. - Вашему другу будет нужна помощь и поддержка, - с важностью продолжает врач. – В одиночку с таким не справиться. - Само собой, - не слишком вежливо перебивает его Леда. – Спасибо, что объяснили, мы все поняли. Оставив обескураженного врача и смущенного его поведением Джури, он решительно направляется к палате. Агги уже все рассказали, объяснили, как будет проходить эта самая реабилитация, и теперь Леда хочет узнать подробности, выяснить, когда Агги выпишут, и что именно им предстоит делать. - Это будет очень долго и сложно, - бесцветным голосом отвечает Агги на его вопрос. Он полулежит на кровати со специально поднятой для этого спинкой и смотрит тусклым взглядом за окно, где простирается серый зимний город. – И не факт, что я поправлюсь. По крайней мере, полностью. - Поправишься, конечно, - Леда даже не желает слушать. – Давай лучше к делу. Что именно нам предстоит делать? Впервые с того момента, как Леда переступил порог палаты, Агги переводит на него взгляд. Почему-то Леде становится не по себе, по спине пробегает холодок плохого предчувствия. Но сказать он ничего не успевает. - Нам? – переспрашивает Агги, а на его лице не отражается никаких эмоций. - Нам, - кивает Леда, внутренне напрягаясь. – Врач сказал, тебе будет нужна помощь. Но Агги отрицательно качает головой: - Никаких "мы", Леда. Дальше я сам. ~ Настороженный взгляд Сойка Леда чувствует всю репетицию, пускай сам зрительного контакта избегает. Леда не дурак, он прекрасно понимает, о чем Сойк думает и чего от него хочет. Они знакомы уже больше трех месяцев: Леда перебрался в Осаку в самом конце февраля, а сейчас уже начало лета. После смерти близкого человека Леда понял, что не справляется, что у него не получается жить нормально, и решил уехать. Позже он не без горечи мысленно соглашается с известной истиной: глуп тот, кто думает, что в другом месте ему будет лучше – ведь куда бы ты ни поехал, ты всегда берешь с собой себя. Из Токио Леда привез свою гитару, усилитель, две сумки с вещами, горечь, боль и тяжелые мысли – в новой жизни всему этому нашлось место и применение. Проклятое такси, отнявшее у Леды самое дорогое, потеряло управление и врезалось опору моста в начале декабря – Агги не дожил всего десять дней до своего дня рождения, на который Леда никак не мог придумать подарок. Прошло полгода, и умом Леда понимает, что это немного – действительно любимых людей порой оплакивают всю жизнь. Вот только горе оказалось выматывающим, оно высасывает силы Леды днем, когда тот невольно думает об Агги, да еще и ночью, когда Леде снятся невероятные сны о том, как Агги справился и выкарабкался. - Леда, можешь задержаться немного? Сойк произносит эту фразу торопливо, когда Леда снимает с плеча гитару. Будто отложив инструмент, тот припустит к выходу, и Сойк не успеет его догнать. Он думает, что Леда будет избегать его, и ошибается – ничего подобного Леда не планирует. То, что Сойк не просто так в гости к нему ходит, Леда давно понял. Если бы его кто-то спросил, как он догадался, Леда не смог бы объяснить, однако он все равно уверен, что Сойк испытывает к нему не совсем дружеские чувства, пускай прямо ни о чем не говорит. После переезда Леда стал не слишком общительным, не назовешь его и дружелюбным, и Сойк долго медлил, наверняка гадая, стоит ли ему на что-то рассчитывать. А вчера это наконец случилось. Вернувшись домой после репетиции, они прощались в лифте, когда двери открылись на этаже Сойка. Но вместо того, чтобы выйти, тот вдруг поцеловал Леду. Отчасти это не было неожиданностью, Леда давно подозревал, что к этому все идет, однако он все равно замер на месте. Губы словно одеревенели, но на поцелуй он вроде как ответил. Вот только Сойк все равно понял: что-то было не так. Отстранившись, он секунду или две внимательно смотрел в глаза Леды. - Извини? – прозвучало как полувопрос. Сойк сам не знал, надо ли просить прощения. - Все в порядке, - вымученно улыбнулся Леда, чем еще больше обескуражил его. Сойк так и не понял, рад Леда этому поцелую или нет. А Леда, который минуту назад был уверен, что не желает этого сближения, вдруг почувствовал, как что-то дрогнуло в груди. Леда сам не понял, хотел этого или нет. Когда остальные согруппники уходят, Леда вопросительно смотрит на Сойка, который топчется перед ним на месте и прячет взгляд, не зная, с чего начать. - Видимо, мне все же не следовало этого делать, - после затянувшейся паузы выдыхает он и улыбается напряженно, почти нервно. - Все в порядке, - автоматически Леда повторят реплику, которую произнес накануне. - Да ни черта не в порядке, - голос Сойка звучит сдавленно, но Леде кажется, что тот сдерживается с трудом. – Я же почувствовал. Тебе… неприятно? Самое простое сейчас – сказать, что Сойк ошибся, что ему, Леде, нравятся девушки, а отношения с мужчиной он считает недопустимыми. И да, ему неприятно, но не из-за Сойка, а просто потому что вот такой он есть. С Сойком же ему очень нравится проводить время, и на их дальнейшей дружбе этот поцелуй никак не скажется. - Приятно, - словно со стороны Леда слышит свой голос. – Ты ошибся, мне было очень приятно. За полгода одиночества с горькими мыслями в холодной постели, с фантастическими снами, в которых он по-прежнему счастлив, Леда позабыл, что такое настоящее живое человеческое тепло. И когда Сойк прикоснулся к нему, что-то шевельнулось в его душе. Леда не может дать определения этому чувству, но больше всего оно похоже на жажду. Жажду ощутить это чужое тепло, почувствовать себя наконец нужным – хоть кому-то. "Просто секс", - говорит себе Леда, делая шаг в сторону Сойка. "Не слишком ли быстро ты утешился?" – как будто слышит он вопрос в своей голове – голос совести или голос разума. "Я никогда не утешусь", - с горечью отвечает себе же Леда, опускаясь перед Сойком на колени и потянув за ремень. Смотреть Сойку в глаза он не хочет, но подозревает, что сейчас его лицо выражает неверие и изумление. Он нравится ему уже давно – Леда знает это. А значит, Сойк не откажется. Никто не отказался бы… - Ты что творишь?! Сойк хватает его за плечо и дергает вверх так резко, что Леда подскакивает и тут же едва ли не падает. Он и подумать не мог, насколько Сойк, оказывается, сильный. Его глаза широко распахнуты, в них Леда видит злость, даже ярость, и отступает назад, удивленно моргая. Это точно не та реакция, которую он мог ожидать в ответ на свои действия. - Ты свихнулся? – с нажимом повторяет Сойк, когда Леда не отвечает ему сразу. - Разве ты не этого хотел? – неуверенно начинает он, и Сойк перебивает: - Конечно, нет! Не этого и… не так же! "А как?" – хотел спросить Леда, но вовремя сдерживается, запоздало понимая, что произошло. Сойк действительно не желал такого. Он не ждал от Леды пошлого минета в репетиционной за незапертыми дверями. Сойк так долго к нему присматривался, делился своими мыслями, кусочками своей жизни. Сойк осторожно поцеловал его и тонко почувствовал, что Леда не был готов к этому. Сойк хотел поговорить, он думал, что Леда откажет ему, а тут… - Извини, - голос неожиданно сел, слова звучат еле слышно, а Леда торопливо отворачивается. Стыдно, неловко, отвратительно… Леда никогда прежде не попадал в такие ситуации и больше всего хочет уйти. До завтра он придумает, как теперь смотреть Сойку в глаза. - Да подожди ты! Сойк хватает его за локоть уже в дверях и дергает назад, а Леда, как покорная марионетка, послушно оборачивается. - Ты можешь объяснить, что вообще происходит? Почему ты такой, Леда? Он повышает голос, но Леду это не сердит. Сойк больше не злится, он видит это – Сойк просто растерян и не может ничего понять, хотя очень хочет. "Какой это – такой?", а после "Это не твое дело!" – вот какое развитие диалога видит Леда. "Больше не приближайся ко мне" – как завершение. И в дополнение: "Будем дальше работать, будто ничего не случилось". Это единственный возможный исход. К этому все шло. Леда устало на миг прикрывает глаза: его жизнь никогда не станет нормальной, и он сам тоже больше не будет таким, как прежде. Агги ушел и забрал с собой все хорошее, что у него было. - Леда? Леда поднимает на Сойка тяжелый взгляд и набирает в легкие побольше воздуха. "Какой это – такой?" ~ Чрезмерная настойчивость, которую Леда всегда считал своим недостатком, в этот раз помогает ему. Больше месяца уходит на то, чтобы убедить Агги: он не оставит его, не уйдет, он будет помогать, и ему плевать, что Агги думает по этому поводу. Да, даже если тот останется калекой на всю жизнь. Нет, он никогда не станет обузой. Да, Леде плевать, что он сам думает по этому поводу. Агги сразу сдался, он не верит, что выздоровеет. Леда понимает это и пытается вселить в него уверенность, что все получится. Вера в себя – это семьдесят процентов успеха, так он считает. Остальное – скрупулезный труд, и тут Леда готов помочь. В первую очередь он убеждает близких Агги в своей готовности оказывать любое содействие, и когда те становятся на его сторону, у Агги фактически не остается выбора. Не будет же он объяснять, что именно его связывает с Ледой и почему он не хочет, чтобы тот помогал инвалиду. - Ты просто порядочный, - цедит сквозь зубы Агги. – Очень скоро тебе надоест со мной возиться, и начнется ад. Тебе будет жалко меня бросить, но и жить со мной станет… - Извини, что перебиваю, но мы приехали, - обрывает его монолог Леда, останавливая коляску у края бассейна. В чем-то он понимает Агги и содрогается, когда думает, как бы сам себя чувствовал на его месте. Каково это, когда здоровый самостоятельный человек в один миг становится немощным, когда даже самые простые потребности невозможно удовлетворить без посторонней помощи? Словно разум взрослого заточили в тело годовалого ребенка. "Это страшно. Очень", - понимает Леда и заставляет себя не злиться на Агги, который не хочет принимать помощь. Но и отступать он не намерен. В бассейн они ходят каждый день – это одна из тех обязанностей, которую Леда отвоевал для себя. Плавать, а точнее – пытаться, надо постоянно, это отличная тренировка для позвоночника, та самая реабилитация, о которой говорил врач. Уже месяц они занимаются по полтора часа в день, но результата пока не видно, однако Леда не считает это поводом сдаваться. Никто не обещал, что будет легко. В специальном бассейне при больничной ортопедии вода невероятно теплая, почти как в ванной, и Леда прикрывает глаза, когда обнимает Агги за плечи, помогая плыть. Украдкой он прижимается виском к его щеке, но Агги решительно отстраняется, и Леда чуть слышно вздыхает. Холодность Агги, его нежелание принять тот факт, что Леда не уйдет, огорчает его не меньше самого недуга Агги. Они давно не были близки, ни физически, ни как-то иначе. Леда забыл, когда они в последний раз просто говорили по душам, и, видимо, именно из-за этого пережитый ужас не отпускает. Не каждый день, но достаточно часто Леде снятся сны, в которых Агги больше нет. А прошлой ночью приснилось такое, о чем вовсе неловко вспоминать при свете дня. Сон был удивительно ярким. Леда говорил с каким-то человеком, имени которого не мог вспомнить – с человеком, которого Леда не встречал в реальной жизни, однако неоднократно видел в сновидениях. Он точно помнил, что дело шло к ссоре, но вдруг вместо того, чтобы начать ругаться, он как на духу рассказал ему, как умер Агги. Будто бы Агги умер. Что была авария, давно уже, почти полгода назад, и Агги разбился. Потом он, Леда, несколько месяцев пытался жить с этим, но не справился и решил переехать. Что теперь он живет в Осаке, у него новые знакомые и новое окружение, а легче не становится. Что Агги был замечательным, немного сумасшедшим и невероятно обаятельным. Кофе он пил с пятью ложками сахара на чашку, и еще у него была привычка петь в душе. Что Агги очень много курил и редко смеялся, зато постоянно смешил Леду. Что у Леды едет крыша без него, что он не знает, как будет жить, когда впереди так много, бесконечно много лет без Агги. Душа Леды металась и рыдала, сердце болело так, словно его кто-то с силой сжал в кулак, тогда как голос оставался ровным, а глаза – сухими. - Успокойся, - произнес незнакомый человек, опуская ладонь на плечо Леды, и он осекся на полуслове, так и не договорив. Как тот догадался, что Леде тошно рассказывать об этом? Как он понял, что воспоминания режут без ножа, если Леда выглядел невозмутимо и говорил спокойно? - Я в порядке, - ответил Леда. Он хотел добавить, что все уже прошло, было и было, но именно в этот момент голос предательски дрогнул. Он не был в порядке, ничего не было в порядке с тех пор, как Агги не стало. А потом в этом реалистичном цветном сне человек обнимал и целовал его, а Леда до боли стискивал его плечи, путался пальцами в его длинных волосах и повторял его имя как заведенный – то самое имя, которое после пробуждения начисто стерлось из памяти. Он был осторожным с ним и нежным, но с непривычки Леде все равно было больно. Однако он не хотел, чтобы все закончилось, просил не останавливаться, когда незнакомец в реальности, но такой близкий и нужный ему человек во сне, прижимал его к себе и двигался резко и быстро, успевая прикасаться губами к губам Леды, ловить его дыхание и что-то неразборчиво шептать. - Мне лучше уйти? – спросил он, когда все закончилось. - Да. Наверное, да, - ответил Леда, хотя уже сам не был уверен, что для него лучше. Проснулся Леда весь взмокший и не отдохнувший. Сон был до того реалистичным, что, казалось, он до сих пор слышит запах волос и чувствует под пальцами гладкую кожу этого неизвестного мужчины. Леде даже стало немного не по себе, как будто он в действительности изменил Агги… - Леда? – Агги негромко окликает его, когда Леда уже усадил его обратно в кресло и помог справиться с полотенцем. За все занятие они не перекинулись и парой слов, автоматически делая заученные движения. Агги пытался плыть, пытался пошевелить отмершими, как казалось, конечностями, а Леда помогал ему, думая об отвлеченном. О странном сне, о том, что надо успеть сделать до конца дня, о вредности Агги, упрямству которого могли позавидовать даже ослы. Вынырнув из размышлений, Леда вопросительно глядит на него, но Агги, отвернувшись в сторону, молчит. - Что? – привлекает Леда его внимание, но Агги опять не отзывается. Решив, что ответа не дождется, Леда пожимает плечами и обходит кресло, берясь за специальные ручки, чтобы катить его в раздевалку, когда до его слуха доносится едва слышное: - Спасибо тебе. ~ Просыпаясь от звона будильника, Леда не испытывает привычного раздражения, а сон будто рукой снимает. Все потому, что этот день особенный – день рождения Сойка. Леда не может сказать, что любит его – любил он Агги, а здесь что-то иное. Сойк дорог ему и важен, без него уже сложно представить нынешнюю жизнь Леды. Они вместе чуть больше двух месяцев, и лишь совсем недавно Леда начал осознавать, что снова чувствует себя живым, что радуется работе и что не ждет в тоске очередной ночи, когда ему приснится яркий сон о том, как все сложилось бы, если бы Агги удалось выжить. Леда хочет поздравить Сойка самым первым – благо, тот живет этажом ниже, и для этого не придется ехать через весь город. Подарок Леда тоже заготовил заранее: это часы, но не простые, а на цепочке. Он слышал, что дарить часы – плохая примета, а еще со стороны кажется, что подарок по сути бессмысленный: ну какой толк от таких часов? Они уместней смотрелись бы в руках англичанина или, может, француза в девятнадцатом веке. "Не подскажите, который час, сэр?" "Пять минут шестого, мадам. Время пить чай". Леда улыбается своим мыслям. В приметы он давно не верит, а о часах Сойк сам когда-то заикнулся, как здорово и забавно выглядит такой аксессуар. В конце концов, носить часы всегда с собой не обязательно, Леда просто рад угодить, а как поступать с подарком дальше, пускай уж Сойк сам решает. - Оу, привет, - растерянно выдает Сойк, когда открывает дверь, и улыбается – как всегда, когда видит Леду. Леда же чувствует, что эта улыбка не дежурная и не просто вежливая. Она неосознанная, потому что Сойк действительно постоянно рад его видеть. На Сойке очень короткие шорты и не в меру длинная домашняя футболка, которая почти полностью их скрывает. Не расчесанные мокрые волосы опускаются на плечи – должно быть, Сойк только вышел из душа. - С днем рождения, - вместо приветствия отвечает Леда, на что Сойк улыбается еще шире. - Ты не забыл? - Скажешь тоже. Как я мог забыть? Сойк пропускает его в квартиру, и Леда, переступив порог, сразу протягивает ему подарок. - Более бесполезную вещь сложно придумать, но ты вроде как сам хотел, - хитро улыбается он. Глаза Сойка округляются, когда из аккуратной коробочки за серебряную цепочку он вытаскивает на свет часы. Разумеется, это подделка, никакой не антиквариат, но выглядят часы здорово, как мысленно отмечает Леда, глядя на блестящий гладкий корпус – часы крутятся из стороны в сторону на длинной цепочке. Легко представить, как еще вчера их держал герой какого-нибудь голливудского фильма о событиях позапрошлого века. - Вот это да, - оторвав взгляд от подарка, Сойк поднимает глаза на Леду. – Ты запомнил. - Что запомнил? – удивляется тот. - Ну… Что я когда-то говорил, что круто было бы… - Сойк отмахивается и не договаривает, а снова смотрит на подарок, теперь уже сжимая часы в ладони. Леда догадывается, о чем говорил Сойк. После того, как он рассказал о своей прежней жизни, о любимом человеке, которого потерял, и о том, что никак не может справиться со своим прошлым, которое будто тянет к нему костлявые лапы, норовя задушить, Сойк немного недооценивает свою собственную роль в жизни Леды. Наверное, он думает о том, что по-настоящему счастливым с ним Леда уже не будет. Быть может, верит, что тот никогда не забудет Агги, а сам он лишь вынужденная замена. Сойк гордый и никогда не признается в подобном, да и Леда не уверен, что тот на самом деле что-то такое чувствует. Но вот в такие моменты, когда растроганный Сойк меняется в лице из-за сущей ерунды, из-за того, что Леда не пропустил мимо ушей случайно оброненную фразу, а к выбору подарка подошел ответственно, он утверждается в подозрении: Сойк считает, что по большому счету Леде на него плевать. - Дурак ты, - от души комментирует его слова Леда. – Конечно, я все запомнил. В глубине души Леда сам считает, что полюбить как прежде не сможет и что новая жизнь никогда не будет такой безоблачной и радостной, как прежняя. Но что-то внутри него протестует против подобных мыслей, когда медленно Сойк откладывает подарок на стоящую рядом тумбочку и делает шаг в его сторону. Он сжимает Леду в объятиях так крепко, что, кажется, еще немного, и он задохнется. Прижимает к стене и дергает футболку – так и не сняв ее, шарит руками по голой пояснице, и целует его шею. Леда почти уверен, что останутся синяки, но не сопротивляется, лишь обнимает Сойка в ответ за плечи и тихо смеется. - До спальни три шага, Сойк, - выдыхает он. – Здесь же неудобно… Но Сойк, кажется, не слышит его. Он что-то неразборчиво шепчет, и Леда вроде бы угадывает слово "люблю". Закрыв глаза, он сдается, растворяется в ощущениях, отстраненно отмечая, что так легко на душе ему не было давно – все последние полгода или даже дольше. В иные моменты жизни куда важнее не любить, а чувствовать себя любимым. Леда осознает это и чувствует к Сойку безграничную благодарность. ~ Лето в этом году выдается жарким и нетерпимо душным - настолько, что даже ночи не приносят прохлады. Уснуть и без того сложно, а тяжелые сны не приносят Леде облегчения – сны о какой-то альтернативной реальности, где он учиться жить без Агги и даже добивается некоторого успеха. Леде кажется, что это выходки его подсознания – жизнь настолько трудна, что его внутреннее "я" подсказывает: пора отступить, изменить что-то. Порой Леда думает о том, что вся его жизнь как это невыносимое лето, когда с трудом получается дышать и уже ничего не хочется. Но с не нужным никому упорством он упрямо идет вперед. Агги не верит ему и не верит в чистоту его помыслов. Агги думает, что Леда возится с ним, потому что поступать так правильно, а не потому, что он действительно не сомневается в успехе и хочет помочь. Это очень больно, как понимает Леда. Он не знает, насколько хватит его терпения: если бы Агги был с ним заодно, если бы он не принимал его помощь как подачку, Леда вытерпел бы и вытянул на себе любую трудность. А так получается, что он один в поле воин, когда даже Агги, за здоровье которого он борется, упрямо не хочет помогать. В этот вечер они остаются вдвоем. Родители Агги уехали на пару дней, Джури, ненадолго зашедший в гости, попрощался полчаса назад. В квартире Агги полумрак: жалюзи опущены целый день, но и это не защищает от жара палящего солнца. Лежа на диване с закрытыми глазами, Агги слушает музыку в плеере, и Леда понимает, что его безучастность – это знак, что ему пора домой. С тех пор, как их маленький мир рухнул, Агги постоянно требует, чтобы Леда уходил, еще ни разу он не разрешил ему остаться. Со многими проблемами Агги не в состоянии справиться сам, нарушена координация, и если ноги просто не ходят, то руки часто подводят его. Однако пережить ночь без посторонней помощи он в состоянии, о чем знает и лишний раз проявляет самостоятельность. Его напускное равнодушие постепенно душит Леду, но он все не сдается. Вместо того чтобы уйти, Леда решает подождать еще немного – пусть Агги вслух потребует. Он достает из чехла старую бас-гитару Агги, уже больше полугода она стоит в углу и собирает пыль. Опустившись прямо на пол спиной к Агги, который все равно не видит его и не слышит, Леда прикасается к струнам. Звук глухой и какой-то тяжелый, другой у неподключенной гитары и не может быть, но Леде все равно, и он наигрывает по памяти одну из последних их песен. Выйдет ли Леда еще когда-то на сцену? Выйдут ли они вместе с Агги? Можно ли жить без Агги?.. Леда бьет по струнам сильнее, и чуть более резкий звук останавливает поток глупых бессмысленных вопросов. Если Леда и заботится об Агги не по велению души, а потому что так правильно, виноват в этом лишь сам Агги. А Леда считает, что если приходится выбирать между "поступить правильно" и "потупить как проще", пусть уж лучше будет "правильно". Отложив гитару на пол, Леда поднимается на ноги, чтобы сходить на кухню и набрать стакан воды, когда Агги окликает его, и от неожиданности Леда вздрагивает и оборачивается. - Ты уходишь? – в полумраке комнаты глаза Агги кажутся блестящими. Он чуть приподнялся на локте, и Леда знает, что это несложное движение дается ему немалым трудом. Ненужные наушники лежат рядом на диванной подушке. - Я думал, ты спишь, - отзывается Леда и подходит ближе, глядя на Агги сверху вниз. Тот как-то невесело усмехается и снова ложится. - Как тебе только выдержки хватает? И терпения? – спрашивает он невпопад, глядя в потолок, но Леда понимает, о чем идет речь. "Если бы ты хотя бы не мешал, моей выдержки хватило бы на нас обоих на много лет", - хочется сердито ответить Леде. Но он сдерживается, потому что, кажется, впервые за все время Агги осторожно, с самого края, но касается самой важной для них темы. - Мне не надо ничего выдерживать, - спокойно отвечает Леда. – И я ничего не терплю. "Я же люблю тебя", - чуть было не вырывается следом, но Леда проглатывает эти слова. Если Агги насчет насмехаться еще и над ними, он рискует не выдержать. - Наверное, ты святой, - бесцветным голосом отзывается Агги, все так же не меняя положения. - Нет. Я самый обыкновенный. Леда ждет немного, не скажет ли Агги еще что-то, но едва начавшийся разговор угасает, Агги молчит. Только когда Леда разворачивается, чтобы уйти, Агги ловит его ладонь. Правая рука работает чуть лучше левой, и Леда сразу неосознанно сжимает его пальцы, такие холодные, несмотря на жару. - Останешься сегодня? Вопрос звучит сдавленно и почти недоверчиво, как будто Агги просит у него нечто невероятное, вроде луны с неба или краснокнижного коралла, заранее зная, что Леда откажет. И точно так же, не веря до конца в услышанное, Леда смотрит на Агги несколько секунд, прежде чем кивнуть. - Конечно, останусь, - почему-то шепотом отвечает он. И добавляет: - Идиот. ~ Осень золотит листья деревьев, гонит сухим ветром пыль по улицам города, играет прощальными солнечными лучами в стеклах окон. Короткое затишье перед ноябрьской непогодой и затяжными дождями, которые так не любит Леда. Вместе с Сойком они едут на репетицию – сегодня на машине, потому что завтра выходной, и сразу после окончания работы они отправятся к морю. Леда любит ездить вместе с Сойком, любит смотреть на его руки, сжимающие руль – в такие минуты они по необъяснимым причинам кажутся еще более красивыми, и на его сосредоточенное серьезно лицо. На одном из светофоров Сойк тормозит слишком резко, и Леда проливает кофе из банки на свои светлые джинсы. - Черт, я же говорил, кофе надо покупать, когда доедем. - Пустяки, - отмахивается Леда. У него слишком хорошее настроение, чтобы пара пятен испортила его. И помолчав немного, добавляет: - Через неделю я собираюсь в Токио. На выходные. Сойк чуть заметно хмурится и точно хочет спросить, для чего Леда туда едет. Но удерживается от вопроса: личное пространство – это святое, каждый имеет право на свои секреты. А то, что говорить о цели поездки Леда не хочет, Сойк чувствует интуитивно. - Хорошо, - отвечает он, нажимает на газ, и машина трогается с места. В последнее время Леде все реже снятся удивительные сны. Те самые, в которых Агги не погиб, а выжил, где они, долго преодолевая трудности, снова обретают счастье. Леда никогда не слышал, чтобы кому-то снилось подобное – будто сериал с сюжетом, где каждый новый сон связан с предыдущим. Иногда ему хочется поделиться с Сойком, рассказать ему об этом, но Леда сдерживается. Ему кажется, что Сойк и так немного ревнует его к прошлому, где Леда был совсем другим, где был безоблачно счастлив, не зная, какая страшная потеря его ждет. Леда едет в Токио попрощаться. Он так и не сходил на кладбище и не сказал последнее "прости" самому дорогому человеку. Леда верит, что ритуал этот больше продиктован традицией, чем здравым смыслом: Агги не вернешь, и по сути ему уже безразлично, придет Леда к надгробию или нет. Но почему-то Леда чувствует, что должен сделать это – для себя, а не для Агги, - чтобы поставить точку в этой истории, чтобы уверенно идти в будущее. Наверное, Агги был бы рад за него. А сны Леду уже почти не беспокоят, и отчего-то верится, что вскоре он перестанет видеть их совсем. Надо ли вообще вспоминать о бессмысленных грезах? ~ - Невероятный прогресс, еще и в такой короткий срок. Беспрецедентный случай в медицине! Леда не сомневается, что врач преувеличивает, чтобы внушить своему пациенту и его близким веру в себя и желание бороться дальше. Но Агги на самом деле лучше, причем значительно. Человек со стороны никогда не заметил бы разницы: Агги по-прежнему не может ходить, у него частые головные боли из-за перенесенных травм, пальцы плохо слушаются, и многое, многое другое. Однако по сравнению с тем, что было каких-то девять месяцев назад, перемены разительные. Слушая врача, который так не понравился Леде в первую встречу, он думает о том, что теперь хочет обнять его как лучшего друга. В этот день они вдвоем с Агги отправились на набережную и, игнорируя по-осеннему холодный ветер, устроились на берегу. Агги щурит слезящиеся глаза и всматривается в линию горизонта, а Леда, откинувшись на выпрямленные руки, любуется солнечной дорожкой. Вокруг тихо и почти безлюдно. - Это твоя победа, Леда, - негромко произносит Агги, не глядя на него, и Леда тоже не поворачивает головы. Хотя до этого они молчали, он понимает, что Агги говорит о сегодняшнем визите к врачу и о его словах. Теперь доктора рассуждают о высокой вероятности того, что в обозримом будущем Агги вернется к нормальной жизни. - Наша, - отзывается Леда. Ветер треплет его порядком отросшие волосы, и те настойчиво лезут в глаза и в рот. - Твоя. Если бы не ты… - Агги замолкает на миг, будто не знает, стоит говорить или нет, а потом все же решается: - Иногда мне кажется, что если бы не ты, я бы на себя руки наложил. Это серьезное заявление, Агги не преувеличивает и не утрирует. Но сейчас Леда в слишком хорошем настроении, чтобы принять его слова близко к сердцу и всерьез поругаться, требуя, чтобы Агги никогда не говорил, а самое главное – не смел думать о подобном. - Ну и придурок, - отзывается он после недолгого молчания. - Придурок, - соглашается тот, когда Леда протягивает руку и несильно сжимает его ладонь в своей. Этой ночью Леде снился очередной сон о том, что было после того, как Агги умер. Проснувшись, Леда даже удивился, ведь странные сновидения уже почти месяц, как оставили его. Леде кажется даже, что больше ему не приснится ничего такого, и не задается вопросом, смог бы он жить без Агги. Разумеется, нет, нечего даже думать о подобном. А что касается снов, будто говорящих ему об обратном, так это всего лишь грезы о том, чего нет и быть не может. Как блики солнца на воде, которые Леда в эту минуту видит прямо перед собой. Сейчас одни, через минуту другие, а вскоре и вовсе исчезнут, не оставив следа, лишь смутные воспоминания. Стоит ли придавать им значение?