One Way

Это мираж. Сон. Да. Воображение. Людям cвойственно придумывать себе что-нибудь и верить в это. Мечты, детские фантазии, вера в мир во всем мире. Страшно одно. Я не человек. Машина, робот, исполняющий указания, программы, пишущий и переписывающий жизнь других людей. Вы когда-нибудь замечали, как одно сообщение изменяет человека? Его жизнь, течение, по которому он плывет. Ты создаешь препятствия, камни, но он огибает их. По течению плывут только мертвые рыбы, попадая в зубы более крупных и сильных. И я попался. Жизнь заставляет бояться. Стыдиться, убегать, прятаться, рыдать, искать помощи. Самое страшное в этом - страх. Ты не знаешь, каким он будет в будущем. Сколько раз. Сколько раз ты будешь искать помощи в несуществующих людях, фантазиях, себе? Я попался. Попался, попался, попался. Страх. Страх, заставляющий дрожать всё внутри. Я чувствую это пару раз в день, но сегодня он другой. Другой Теплее. Страх может быть теплым? Чушь. Херня. Не то. Нет. Не может быть. Я не знаю, что это, что заставляет дрожать всё внутри, я чувствую, как стучит мое сердце. Это плохо. Когда я принимал морфин в последний раз? Ломка. Нет. Блять, этого не может быть! Я не знаю. Что это? — Однако, мне не стыдно. Наоборот… я даже восхищен. Слишком близко. Нельзя. Не могу. Я не могу отойти, отвести глаз, что-то заставляет, тянет, влечет. Он убил человека. Я убивал тысячи. Шантажом, давлением, взглядом, кодами, словами, но не руками. А он - да. — А еще я восхищен… тобой. Призрак. Я знаю о тебе столько же, сколько и другие — имя и где ты работаешь. Я чувствую на боку его холодную руку и еле заметно вздрагиваю. Слишком близко, нельзя. Но он не отходит. Черт. Всегда, каждый раз, когда я делаю так, все отходят, понимая, что я не люблю. Не люблю ненужных касаний. Черт. Тревога. — И это заставляет меня восхищаться. Я не встречал таких людей. Похожих — много. Но у них всегда есть проколы — пустые странички на Facebook, порно-сайтах, не закрытые счета. А у тебя — ничего. Он подошел ближе и я чувствовал его дыхание на своем носу, не в силе отвести своих глаз от его. Нельзя. — Отойди, — я попытался отодвинуть его и убрать руку, по-хорошему, но ничего не получалось. Он положил и вторую, заставляя меня попятиться назад, чувствовать мурашки, которые начинаются от загривка и заканчивают поясницей. Неприятное ощущение. Заставляют вздрагивать сильнее положенного и я чувствую, как с моими короткими шагами назад он идет со мной. Я почувствовал сзади порог и начал падать вниз. Дурацкие рефлексы. Я схватился за его плечи, словно он мог спасти меня, не дать упасть, но он упал тоже, навалившись на меня. Мятое одеяло под спиной, чувствую какую-то бутылку, и это так неприятно, но я сдерживаюсь и не ерзаю. — Слезь с меня, — пытаюсь оттолкнуть его, заставить отодвинуться, отворачиваюсь, но ничего не получается. Я словно под кайфом — потерял половину своей силы, словно только что проснулся, не могу даже кулак нормально сжать. — Эллиот, — он взял мой подбородок тремя пальцами, но я дернул головой. Нельзя смотреть в глаза. Он повторил это, сжимая немного сильнее, и ему удалось повернуть мою голову к его. — Слезь немедленно, иначе пожалеешь, — зашипел я, словно змея. — Хочу попробовать тебя на вкус. Какой ты? — он нагнулся к моей шее и широко лизнул ее. Я начал дергаться сильнее, собирая всю свою силу в кулак. Нельзя. Всё идет не по плану. Я начал отталкивать его и руками за плечи, но он был словно стена — ни вперед, ни назад, хватая мои запястья и прижимая их к кровати, по обе стороны от моей головы. — Даже тут. Ничего. Совсем ничего — ни парфюма, ни вкуса пота, ни горчинки. Но запах. Что это? — он начал водить кончиком носа по изгибу шеи, там, где ткань не закрывает кожу. Я еле чувствую это, и оно заставляет меня бояться сильнее, вырываться, словно рыба, которая попалась в рыболовные сети. Пальцы на ногах поджимались сами, я не контролировал это, и это то, что я ненавижу в себе больше всего. Непокорность своего тела. Я не контролирую его. Не могу. Черт. — Слезь немедленно! — перешел я на крик, опять начав брыкаться. Я попытался вытянуть и ударить его ногами, но он прижал их своими. Я попытался повторить это, но голос надломился на середине фразы, когда он надавил коленом на пах. Блять. — Твое тело хочет совсем иного. И не только тело. Я прав? — начал шептать он мне на ухо, опаляя своим дыханием и его. Меня всего передернуло от этого и я опустил глаза вниз. Черт, я возбудился. Треклятое тело. И мне никак не выбраться. — Я не хочу, — мой голос садился с каждой фразой, и я не контролировал это. Он берет верх. Нет, нельзя этого допустить, я не должен проиграть. …Проиграть? … Неужели и это для меня игра? Мой разум представляет это как тупую бесящую игру, коды, программы, которые я не могу переписать, хотя я способен на всё, и мне нужно выиграть ее, дойти до конца, иначе я не успокоюсь, мое сознание возьмет верх. Дойти до конца. Не тот случай. Но иначе нельзя. — Не ври себе. Ты не хотел сначала. Теперь же — ты жаждешь этого. Он. Именно его я не могу переписать. Его действия, мысли, то, что движет этим — ничего. Я ничего не знаю. — Чего ты добиваешься? — впервые в жизни я спросил это. Впервые в жизни я не знаю, что делать, как действовать дальше. Это пугает сильнее всего. — Тебя, Эллиот, — я почувствовал дыхание на своих губах, а потом поцелуй. Я застыл, словно меня всего парализовало и я не мог пошевелиться. Так и есть. Он не спешил, нежно сминая мои губы, а я не мог даже рыпнуться или начать отвечать. Его губы были холодные, но не потрескавшиеся и сухие, как мои, я чувствовал его язык на верхней, а потом и нижней губе, как он проводил им по ним, выбивая из моих легких весь воздух. Живот скрутило, а в паху зажгло, и это было одновременно больно и потрясающе. Лишь от поцелуя я так сильно завелся, я смог почувствовать это, узнать, что это еще не конец. — Ты врешь. Это не то, — тут же сказал я, когда он оторвался. Он добивается другого. Информации. Точно. Черт. Компьютер так близко, но я не могу пошевелиться. Мне нужно всего лишь разрушить его, уничтожить флэшки, диски, стереть всё, это займет меньше минуты. — Как докажешь? Прекрати доказывать себе, Эллиот. Прекрати думать, почувствуй это, — он отпустил мои руки, но я не чувствовал этого. Я не хотел вырваться, убежать. Почему? Почему я не могу убежать? Он начал стягивать с меня толстовку, отбрасывая ее в сторону, а потом приподнялся сам, снимая свой дорогой пиджак и расстегивая рубашку, расслабляя галстук. Мне стало до ужаса холодно, так, что, кажется, зубы стучали. Или это мое воображение? Он стянул с меня футболку, проводя рукой по твердым соскам, и я сдался. Сдался. Как мало нужно, чтобы проиграть. Почувствовать, что ты ничего не сможешь сделать. Разум делает свое — заставляет понять это, и ты опускаешь руки. Последняя капля здравого смысла испаряется, словно на раскаленном металле, тонет в океане мыслей о том, что это конец. Конец, после которого идет Начало. Новая жизнь, ощущения, чувства. Нельзя. Но я уже утонул в океане чувств. Меня выгнуло, как только я почувствовал его руку на своей груди, он задевал твердые чувствительные соски и дыхание сбилось, а глаза закрылись в блаженстве. Я почувствовал, что он тянет подо мной мятое одеяло и открыл глаза. Он вытянул его, отбросил бутылку, и мне стало намного комфортнее. Его руки начали стягивать галстук, распрямляя его, и он взял мои запястья. — Что ты делаешь? — прохрипел я, смотря на свои руки. Он соединил их вместе и начал обвязывать галстуком, завязывая его и привязывая мои руки к металлической спинке. Я начал дергать ими, чувствуя, что что-то не так. Я поддался ему, позволил привязать меня. Твою мать. — Отпусти! — паника захватила разум и я начал опять дергаться, — Немедленно, иначе--! — Так будет лучше. — Спокойно ответил он, — Расслабься, Эллиот. Панике тут места нет, ты бы не знал, куда их пристроить. А моя спина мне еще дорога. Что… Паника отошла так же быстро, как и пришла. Он был прав. Нужно расслабиться. Иначе я буду пленником своего разума, я буду слишком эмоционален, слишком открыт. Но я уже. Он навис надо мной, заставляя повернуть голову к нему, и я почувствовал губы на своей шее, прямо под челюстью. Он спускался ниже, оставляя сухие поцелуи, заставляющие меня машинально откинуть голову немного назад, дать больше места, показать, что я желаю. Он остановился на бьющейся жилке, и я почувствовал язык, тихо застонав, откидывая голову сильнее, выгибаясь. Так хорошо, это заставляет чувствовать жар по всему телу, а те места, куда он поцеловал, словно горят, пылают огнем, и хочется притронуться к ним, но мои руки связаны, и мне остается только стонать, прося большего. Это как ломка. Хуже. Жар сильнее, он заставляет чуть ли не скулить, как побитая собака, хотеть снять всю одежду. Но я не могу. — Сними… — прошептал я, — сними мои штаны. — Громче. Скажи это громче, Эллиот. Мразь. Играет. — Сними с меня штаны. Слишком… жарко. — Нужно просить лучше. Вежливее. Давай же, малыш. Ты же умеешь, я верю. …малыш? — Прекрати играть, давай же, — прошипел я, но голос дрогнул, когда он провел рукой по моему животу, еле касаясь пальцами низа и заставляя меня сильнее дрожать, посылая по телу еще больше мурашек. Это как пытка. — Нет-нет. Неправильно. Скажи это, Эллиот. И я сделаю всё, что захочешь. Нельзя. — Раздень меня, п-пожалуйста, — я чувствовал, как горит не только тело, а и лицо. Так стыдно, я не должен был этого делать. Не должен был! Мой разум не слушает меня. Я не слушаюсь его. — Хорошо, — он расстегнул мои грязные и порванные джинсы, отбрасывая их и разводя мои ноги. Я не знаю, что будет дальше, я никогда, никогда даже не думал о таком, — у тебя есть смазка? — я отвел глаза в сторону, кивая на стол. Он начал открывать шкафчики и я только сейчас понял, что там лежат папки и документы, диски, флэшки, но он взял только флакон в самом нижнем шкафчике, возвращаясь ко мне. — Это будет-- — Нет. Только дискомфорт сначала. Потом — море удовольствия. Расслабься, это главное, — он стянул с меня боксеры и я опять застонал, больше не чувствуя давления на возбужденный член. А он еще был в штанах и обуви, в отличие от меня. Слишком открыт. Слишком. Кажется, сейчас он читает меня, как открытую книгу — изучает взглядом, даже не улыбаясь, но я не вижу в его глазах того, чего стоит бояться. Злого замысла, плана, как после устранить меня, убить. Ничего. Похоже, он был прав. Опять. Я почувствовал холодные пальцы там и попытался отодвинуться, но он закинул мою ногу себе на плечо, целуя икру и немного кусая ее. — Я же сказал — расслабься, — он ввел два скользких мокрых пальца в меня на две фаланги и я зажмурился, сжимаясь не по своей воле, — Тише. Нужно привыкнуть, я дам тебе время, — он гладил мои бедра и это заставляло дрожать меня сильнее, но с этим приходила и сладкая нега, расслабленность, чувство, что ничего плохого не случится. Странно. Ты начинаешь верить любому, кто обещает тебе что-либо. Деньги, вещь, счастливое будущее, что-нибудь хорошее. Меня выгибало от чувств и даже самого легкого прикосновения — место сразу начинало жечь. Я чувствовал в себе уже три пальца, и, кажется, прошла вечность. Сладкая, приятная вечность, и мой разум отказывается верить в это. Он вытянул пальцы и вытер их о покрывало, а я почувствовал пустоту внутри и опять сжался. Его штаны, носки и ботинки так же остались лежать подальше и он навис сверху, опять, целуя меня уже с большим напором, и это выбило меня из колеи опять, опять, опять. Я начал отвечать, и наши языки сплелись в мокром поцелуе. Мои ноги оказались на его плечах, но я не возражал — он знает, как лучше. Знает, как сделать приятнее. Я почувствовал толчок в свое тело и вместе с этим зубы на своем плече, вскрикивая. Слишком по-новому, слишком больно, слишком приятно, слишком слишком. — Расслабься, дискомфорт пройдет быстрее, — услышал я шепот на ухо и сглотнул, пытаясь расслабиться. — Руки… не чувствую их, — прошептал я ему, смотря затуманенным взглядом вперед, видя потолок, а потом его губы, приподнимая голову, насколько это возможно, и целуя его. Коротко, просто мазнув по губам, и я хотел большего, но не мог — мое тело не слушалось меня. — Хорошо, я развяжу их. Но не дери мне спину. Хорошо, Эллиот? Эллиот. В его произношении мое имя звучит совсем по-другому. Я кивнул и он развязал их. Я тут же положил их по обе стороны от головы, вновь начиная чувствовать их. Я расслабился и дискомфорта не было, что очень хорошо. — Смотри на меня, — властным тоном сказал он и взял мое лицо в свои ладони, поворачивая к своему и начиная не спеша двигаться. Меня прогнуло сильнее и как только я прикрыл глаза, он остановился. И это худшее. Движения компенсировали дискомфорт удовольствием, я словно тонул, расслаблялся, не понимая, почему так, а теперь я чувствовал его полностью, и мне это не нравилось. Рядом с ним я слишком уязвим. Мой разум приглушается, я начинаю думать как обыкновенный серый и ни в чем не интересный человек, полностью отдаюсь эмоциям, телу, удовольствию, которое окутывает меня. — Смотри, Эллиот. Я сглотнул и открыл глаза, смотря на него. Образ был расплывчатым и неясным, я хотел свести ноги еще сильнее, но они упирались в бока Тайрелла, не давая мне сделать это. Он начал двигаться опять, на этот раз быстрее, ускоряя темп, и волна удовольствия затмила оставшуюся каплю дискомфорта, заставляя меня застонать и откинуть голову назад, оторваться от его лица, но вместо этого почувствовать губы на своей шее, под кадыком, вздрогнуть от зубов, чертового сквозняка, который охлаждал мое тело, которое словно пылало, и я осознал, что не хотел этого на самом деле. Не хотел, чтобы он уходил. Он взял не слишком быстрый темп, выходя и входя на всю длину, и я чувствовал заполненность, прижимая его ближе, положив руки на его лопатки, вжимаясь пальцами в кожу, помня, что нельзя впиваться своими короткими ногтями, словно этого не хватало мне всю мою гребанную жизнь. Не хватало губ на моей шее и груди, поцелуев на ореолах сосков, укусов и на плечах, засосов, которые скоро должны появиться на моей бледной коже, меток. …Меток. Он пометил меня? Как хищник? Идиот. Я почувствовал руку на своем члене и все мысли вмиг вылетели из головы. Он начал двигать рукой по стволу, нажимая большим пальцем на головку, и я держался изо всех сил, сколько мог. Он кончил прямо в меня и я только сейчас, чувствуя в себе его горячую сперму и слыша приглушенный укусом моего плеча стон, понял, что мы не использовали презервативов. Чувство еще большего жара в себе было крайней точкой — я излился себе на живот, громко застонав и задрожав, всё же нарушая правило и впиваясь ему в спину ногтями, но не царапая ее. Я тяжело дышал, как и он, не в состоянии сказать ни слова, но он пошел другим путем, целуя меня. Я ответил, кажется, на автомате, чувствуя, как он выходит из меня и появляется это чертово чувство пустоты. — Даже не ожидал, что будет настолько круто, — он взял то же покрывало, вытирая нас, и лег рядом. Сил не было. Ни сил, ни слов, но чертовски хотелось курить. — У тебя есть сигареты? — прохрипел я. — Не это я ожидал услышать первым делом, — он тихо засмеялся и от этого по спине опять побежали мурашки, заставляя меня поежиться, - Нет. — Жаль, — мы оба замолчали на несколько минут. От него пахло дорогим одеколоном, но запах мне нравился. Хоть что-то он умеет — выбирать одеколоны… Да кому я вру. — Иди сюда, — он притянул меня ближе, заставляя буквально лечь на его плечо, что я, собственно, и сделал. Я почувствовал тепло и понял, что мне абсолютно нечего терять. Я уязвим. И то, что будет дальше, решать ему. Запах секса и его одеколона витал в воздухе, и, черт возьми, это так чертовски круто. Я потянул на себя покрывало, захотев укрыть нас. — Оно грязное, оставь, — он фыркнул. Я проигнорировал его слова и укрыл нас, положив руку поперек его живота и закрывая глаза, чувствуя в волосах его руку. Он начал перебирать мои волосы, а я — засыпать. — Сладких снов, Эллиот. Я хочу остаться. -ו×- Буду рада отзывам ;3