И имя мне Смерть

Кто сказал, что у смерти женское лицо? Этот человек ошибся. Впрочем, люди часто ошибаются. Порой они представляют себе зверя с клыками и когтями, гоняющегося за ним по пятам. А иногда, подчиняясь нервной фантазии художников, воображают меня высоким скелетом в плаще с косой. Косить смертных… Забавная аллегория. Я пнул пустую пластиковую бутылку и легко провел ладонью по шершавой влажной стене многоэтажки. За века важными остались только эмоции, рождаемые от подкожных нервных окончаний и рецепторов. Тактильные ощущения доставляют неимоверное наслаждение. Это сродни человеческому оргазму, прикоснуться к чему-либо, ощутить запах, вкус. Я чувствовал стену рукой, я ловил ливень лицом. Встречные прохожие, укрытые под зонтиками и капюшонами, огибали меня или, не заметив, толкали, спеша домой к своим женам, детям, кошкам, собакам… вот этот к рыбкам… или в бар к друзьям напиться в пятничный вечер. Меня снова зацепили плечом. Свободной рукой я стряхнул воду с вымокшего насквозь пальто вместе с отпечатком этого человека. Не люблю прикосновения людей. Они противны. Порой и вовсе омерзительны, но это ничто по сравнению с испытываемым мной наслаждением от окружающих предметов. Они восхитительны, невообразимо приятны. Я мог бы застонать вслух. Мимо прошел такой же. Я обернулся, нашел взглядом его человека. Это была женщина. Ее мысли не были здравыми. Она спешила домой к мужу, приготовить ужин. Мужчина бьет ее, потом просит прощения. Она прощает. Сегодня он не остановится. До больницы она не доживет. — Жаль, — заметил я вслух. — Мне тоже, — искренне ответил Смерть. Мы разминулись. Я шел следом за пожилым мужчиной с цветами. Он не дойдет до жены. Я протянул ладонь к затылку и надавил на шапку, струйки воды с нее и волос стекли по шее на позвоночник и впитались в кофту. Снова приятно. Тяжелые полы пальто хлопали по коленям. Я дыхнул, выпуская еле заметное облачко пара из легких. Сегодня не так холодно. Люди искренне верят, что Смерть приходит за ними случайно, нагадано, порой верят, что она гоняется за ними специально. Редко, кто задумывается, что их собственный конец зависит от них самих, от их решений. Мы всего лишь собираем души. Каждую минуту человек выбирает поворот и от этого выбора часто зависит не только его собственная жизнь, но и чужая. Девушка на автобусной остановке проводила меня одновременно восхищенным и испуганным взглядом. В человеческих созданиях живут инстинкты. Секс и страх, остальное производно. Сейчас ею по отношению к моему облику руководили первые два в чистом виде. Я легко улыбнулся, глядя в ее глаза. Она растерянно заморгала и отвернулась. Мой подопечный миновал пешеходный переход и, проделав еще сотню метров, кинулся через дорогу. Ему казалось, так будет быстрее и короче. Завизжали тормоза. Глухой, смягченный удар, за ним еще один и все… Не замедляя шаг, я приблизился, распахнул промокшее пальто, на ходу поймал полой испуганный, растерянный дух и закрылся, почувствовал как бестелесное существо растворилось в ткани, проникая в иной мир. Я снова остался один. Не надолго. Бывает так, что мы устаем или не успеваем, и тогда дух остается бродить по земле, тревожа живых. Мимо прошел молодой парень. В его мыслях жила глупая мысль, совершенно эгоистичная и злая мысль. Однако он ничего кроме жалости к себе не испытывал и оттого верил в правоту действий. Я последовал за ним. — Тоже интересно? — не мне одному захотелось взглянуть. Смерть смотрел на меня с улыбкой. Я кивнул. Он поймал открытым ртом дождь, зажмурился, по лицу его прокатилась волна блаженства. Я отвернулся и пошел за парнем… мы пошли… Он дошел до многоэтажки, зашел в подъезд. Мы остались ждать внизу. Спустя минут десять он появился на крыше, дошел до края, рухнул вниз. Мгновения полета и вот он распластан по тротуару. Мы наблюдали, как его дух поднимается облачком пара, испуганно оглядываясь по сторонам. Ни я, ни второй Смерть не шевельнулись. Он нам не нужен. Пусть бродит. Порой мы поступали так в наказание. Я дошел до распростертого изуродованного тела, вытянул из кармана куртки записку, смял и положил себе в пальто. Теперь он не сможет подойти ни к ней, ни к ее семье. Смерть изучал дух, мечущийся над моей головой. — Жалко девушку. Она честна. Я согласно кивнул. Девушка и впрямь была честна и с мертвым эгоистом, и с собой. Такое случается редко, но все же случается. Милая, приятная, немного глуповатая, она вышла замуж за того, кого любила. Мы разошлись каждый в свою сторону. Эгоистичный дух еще немного провожал меня, после отстал. Ливень не проходил. Машины сигналили прохожим. От люков на тротуарах поднимался пар. Крупные капли шуршали по асфальту, крышам и зонтам. Я свернул в боковой проулок, дошел до соседней улицы и приметил пожилого промокшего бомжа. Сожители вытолкали его из коробки. Он надрывно сипел и кашлял. Ему было плохо. Нестерпимо болело сердце. Я стал медленно приближаться. Он свернул в проем между домами и упал на колени. Я был уже рядом, когда мимо пронесся миниатюрный парень. Он на бегу залетел следом за бомжом и вытащил его оттуда. Я остановился, сделал несколько шагов назад, с интересом наблюдая эту непривычную картину. На моей памяти прохожие редко помогали таким как этот старик. Боялись. Этот парень нет. Он нащупал в кармане сотовый, набрал номер, вызвал скорую, отключился и обернулся в поисках временной помощи. Вечер плавно сменяла ночь. Улица почти опустела. Начиналось время пьяных и неуравновешенных. Окружающие либо опускали глаза и пробегали мимо, либо просто не замечали. Ему стало страшно. Не за себя, за старика. Я молча подошел, опустился на колени рядом, забрал у него хрипящего бомжа. Парень взглянул мне в глаза. — Спасибо! Я помогал и раньше, но впервые мне сказали это слово. Впервые на меня смотрели без страха. Впервые мне не было противно от человеческих эмоций. Он нахмурился. — Как думаете, он не умрет? — столько надежды в голосе. Я отрицательно покачал головой. — Нет, — не впервые заговорил с человеком, но впервые сделал это не из необходимости. От моего уверенного тона он облегченно выдохнул, склонился к старику и стала шептать ему что-то успокаивающее. Сердце работало. Плохо, неуверенно, но работало, сосуды пропускали кровь. Ему казалось, что до появления скорой прошла вечность. Он заплатил врачу, чтобы старика забрали в больницу и помогли. Я внимательно наблюдал за ним. Грязный, промокший, но все такой же светлый, ему было неважно, что он потратил деньги, что другой человек не желал поступать так же как он. В душе парень улыбался, что смог помочь кому-то. Хлопнули дверцы газели. Машина взвыла и отъехала. Он повернулся ко мне. — Спасибо еще раз… правда… Я — Кенсу. Я продолжал изучать его тело и дух. Он нахмурился и сделал шаг навстречу. — А Вас? Я спрятал руки в карманы пальто. Сказать, что я Смерть? Как он отреагирует? Его глаза по-прежнему мягко смотрели на меня. — Смерть. Он растерялся, смутился, потом сочинил догадку. — Хороший псевдоним. Обычно люди говорят «кличка». Мне отчего-то не хотелось покидать его душу. Хотелось прикоснуться к ней, так же как к окружающим предметам, получить удовольствие от этого прикосновения. Я молчал и этим начал тревожить его. Ему казалось невежливым, что он никак не может придумать хорошее начало для диалога. Потом решил, что обидел меня своим замечанием. Потоки воды, промочив ему волосы, начали стекать за воротник. Он поёжился от ночной прохлады. Я указал на горящую вывеску бара на противоположной стороне улицы. Кенсу колебался мгновение, потом согласился. Не доверять человеку, не отказавшему в помощи старику, он не мог, хоть он и представился как Смерть. Мы перешли проезжую часть и вплыли внутрь теплого, наполненного людьми помещения. Я безошибочно нашел пустой столик в глубине зала. Кенсу решил, что я здесь часто бываю. Он снял пальто и, нахмурившись, оглядел его, просчитывая в уме как чистить и чем стирать. Извинился, и побежал мыть руки. Официантка принесла меню, оглядев меня украдкой все с тем же знакомым человеческим вожделением и страхом. Я провел кончиками пальцев по столу и снова отжал шапку и волосы на затылке себе за шиворот. Еле слышно застонал. Две женщины за соседним столиком не спускали с меня глаз. Я поймал взгляд каждой и заставил отвернуться. Впрочем, это действовало недолго. Люди быстро преодолевают смущение, когда где-то маячит соблазн. Кенсу почти бегом подбежал к столику и сел за него. — Прости, что долго. Так искренне, без жеманства. Мне нравилось. Он стал смущаться своего внешнего вида. Ему захотелось предстать передо мной красивым, чистым, изящно одетым. Я улыбнулся. — Ты самый красивый, чистый и изящно одетый из всех людей, которых я встречал. Он растерялся, с досадой подумал о своем лице, на котором всегда отражаются эмоции. — Так заметно, да? — Что я тебе нравлюсь? — мне захотелось направить поток его мыслей в нужное мне русло. Сердце застучало быстрее. В его собственном представлении он покраснел намного сильнее, чем видел я. Он осторожно кинул взгляд куда-то в сторону. — Ну, не мне одному. Я обернулся. Одинокие женщины у стойки и за столиками сверлили взглядом мою спину и профиль. Подошла официантка. — Определились? Я отрицательно покачал головой. Кенсу тут же уткнулся в меню и карту напитков. Я оглядел официантку с ног до головы, чем смутил ее. — Мне принесете все то же, что закажет он. — То есть его заказ умножаю на два? Я кивнул. И так сказал много. Официантка выслушала сбивчивый монолог моего спутника, записала и удалилась. Я оторвал руку от столешницы, потянулся и убрал с его лица упавшую влажную прядь волос. Кенсу замер, я отнял пальцы, ловя мгновение наслаждения. Он испытал столь же сильные эмоции. Мысли его разметались, потеряв единый строй. Светлые бабочки в нежной душе стайкой взвились и закружили хороводом. Я подавил стон. Такого блаженства мне не дарил ни один предмет, ни одна природная стихия… Я пил кофе и сравнивал свои ощущения с его. Мои были в сотни раз сильнее. Мы почти не говорили. Мне не требовалось, а он удивительно просто подстроился под меня. Окружающие с интересом изучали странную пару, считая, что мы не замечаем их взглядов. Хотя Кенсу и впрямь не замечал. Он полностью отдал свое внимание мне. Он допил чашку и расстроено отодвинул её от себя. Ему не хотелось уходить или вызывать такси. Он желал остаться со мной. Я снова подавил стон. Если он будет и дальше так думать, то я стану зависим от него, не смогу оторваться… Уже не мог. Официантка принесла счет. Я выудил из кармана пальто недавно положенную туда записку самоубийцы и вложил в папку. Пусть бумажка станет более полезной и в каком-то смысле более ценной. Сумма, полученная от сдачи, по меркам официантки огромна. Она ей нужна. Я встал, взял пальто и помог Кенсу одеть его. Жажда прикосновений определенно перерастала в зависимость. Мы вышли под дождь. Он поднял воротник повыше. Мы шли медленно к его дому. Он ежился от холода, но шаг не ускорял. Я знал почему и от этого хотел его всего только сильнее. Во дворе многоэтажки он остановился. Я уловил кислый вкус страха. Поморщился. Он боялся пригласить меня, боялся, что откажу и неверно о нём подумаю. Дождь только усиливался. Он по-прежнему боялся. Мне хотелось убрать страх, он мешал, портил все эмоции. Я коснулся рукой его щеки. По пальцам пробежали тысячи иголок. Как наркотик. Он закрыл глаза, наслаждаясь моим прикосновением. Страх почти исчез, тогда я склонился и коснулся губами губ. Ощутил и свое, и его блаженство одновременно. Кислота исчезла, остался острый режущий, жгучий вкус желания.Обнял его, проникая языком в теплый влажный рот. Он таял в моих руках. В его голове больше не было осознанных мыслей, только светлое нежное блаженство. Я оторвался от его губ. Он прерывисто тяжело дышал, легко неуверенно потянул меня к подъезду. Я пошел следом. В квартире было темно, он провел меня в зал, тусклый уличный свет проникал сквозь распахнутые шторы. Я прижал его спиной к стене, опершись руками по бокам от лица. Хотелось растянуть удовольствие. Я медленно склонился и снова поцеловал. И снова все существо затопили его и мои эмоции. Яркие, жгучие. Я перенес тяжесть тела на одну руку, вторую оторвал от стены и осторожно провел кончиками пальцев по лицу и шее. Прижал ладонь к сердцу, закрыл глаза, ощущая каждый удар. Не выдержал, выдохнул в голос. Я оттолкнулся от стены, спустил мокрое пальто с его плеч, за ним последовал свитер, влажная брюки. Его смущало, что я не раздеваюсь. Я не хотел пока. Мне нужно больше, дольше, иначе… Перенес его на диван. Касаться хрупкого тела со столь ярким сильным духом было неимоверно восхитительно, восхитительно до боли в костях. Я знал его желания и последовательно потакал им, выбирая из сумятицы мыслей самое верное на данное мгновение. Слушал, как из его горла вырываются неосознанные хрипы. Кенсу почти мурчал, извиваясь под моими ласками. Наконец, я позволил ему раздеть себя. Позволил себе удовлетворить его человеческие инстинкты. Он шептал мое имя, кричал мое имя. Мое истинное имя. Я улыбнулся. Я знал, что отныне стал зависим. Зависим от него. Знал, что ничто сущее не убьет светлых бабочек его души. Я не позволю.