А кого это должно волновать?

Жарко. Душно. И, быть может, стыдно. Совсем капельку. Тесно. Так тесно, что и дышать мочи нет. Или даже не хочется… Аллен мысленно окрестил себя гребаным самоубийцей. А ещё, не побоюсь этого слова, отпетым везунчиком. Ведь где это видано, где это слыхано, чтобы такой, как он, и вдруг стал интересен ему. Такой Мояши-Мояши, не раз обхаянный и Шпенделем, и Стручком, и Мелочью. Но всё-таки факт на лицо — интерес был, и далеко не безобидный. Не как по имени величать, какой цвет нравится, какие книги читал и вообще чем увлекался. Весьма недетский интерес. Щуплый мальчишка-подросток с угловатым плечами и глуповато-счастливой улыбкой, с пепельными волосами до плеч и серо-голубыми глазами, в которых отражалась еле сдерживаемая печаль. Идеальная маска идеального клоуна и шулера. Но столь невинный юноша мгновенно менялся на глазах, стоило только взять его в оборот не абы-кому, а самому Грозе Всея ЧО — Канде. Вся незрелость куда-то улетучивалась, а сам Аллен так умилительно краснел. Больше не от страха, а от чрезмерного смущения. «Господи…» От одной мысли о том, что происходило за закрытыми дверьми тренировочного зала, щеки начинали алеть до такой степени, что напоминали две помидоринки. Говорить об этом казалось странным и даже непристойным занятием, посему рот экзорциста всегда был на замке. А при Канде и распинаться не нужно было: пустой болтовни он не любил. Да и нужна ли она была вовсе? Словам мечник предпочитал действия. Решительные и безотлагательные. Из-за чего Уолкер пуще краснел и, чуть ли не задерживая дыхание, передавал бразды правления Канде. Длинные темные волосы японца постоянно лезли то в уши, то в рот, то в нос и глаза. Но грех было жаловаться. Наверное, это единственная обстановка, в которой привычная суровость и холодность Канды отходила на второй план, почти не напоминая о себе. Аллен боялся спугнуть это странное наваждение, даже и мысли не допускал, что подобные моменты ему…нравились. Он ценил их, втайне лелея каждый прожитый миг. Канда был далеко не романтиком, но в такие моменты даже и ему не была чужда сего рода сентиментальность. Когда ни ругательства, ни препирательства и стычки не вставали между ним и Алленом. Наверное, и самого Канду всё вполне устраивало. Иначе бы эти встречи тет-а-тет не происходили до безобразия часто. Но кого это должно было волновать? Даже если в Ордене кто и знал, то весьма учтиво предпочитал помалкивать. Жить-то хотелось. А отскребать потом свою тушку от стен или даже пола ЧО как-то не улыбалось. Аллен всё боялся выдать себя. То порой чересчур горящими глазами, то лихорадочным румянцем. Но кого это должно было волновать? Раз Канду это не заботило, то почему Уолкера должно? Война — не место для игр и нерешительности, каждое прожитое мгновение на вес золота. Так зачем же попусту растрачивать свою жизнь и топтаться на месте? Мы сами творцы своего счастья, а это и есть истинная магия.