Потерянный

Джон уже давно не знал меры. Когда Шерлок прыгнул с крыши… Кажется, тогда он раз и навсегда лишился покоя. Потерянный и совершенно одинокий. С того самого дня Джон решил в одночасье нарушить законы Вселенной и отказаться от старых принципов. Его психотерапевт уверял, что пройдет время, и Джон сможет вернуться к прежнему образу жизни и перестанет винить себя в случившемся. Когда-нибудь сердце успокоится, а время выветрит из памяти образ, и ничего от Шерлока Холмса не останется, кроме блеклого имени на теле Джона. Однако Джон Уотсон не верил в это. Два года прожитых без него были слишком изнуряющими. Он не мог запомнить ничего, что делал днем. Его давно перестало интересовать, какой час, день, месяц или год. Все это стало бессмысленным и перестало иметь хоть какое-то значение. Джон Уотсон просто утонул в океане серых будней. Даже сейчас он не знал, почему у него так сильно болела голова. Упустил из памяти момент, когда стал запивать пиво виски и ромом. Когда рука полезла в правый карман куртки, доставая оттуда пару таблеток метамфетамина, его нового, не вполне легального «друга», но самого лучшего борца с депрессией. Не знал и отчасти не понимал, зачем вступал в разговор с женщиной, имя и образ которой он вряд ли когда-нибудь сможет припомнить. Почему сейчас позволял ей расстегивать рубашку и дотрагиваться до метки с выгоревшими инициалами его родственной души, чью смерть он оплакивал и по сей день. Человека, встреча с которым кардинально изменила всю его жизнь. Джон не знал и искренне негодовал, как ещё не умер сам. Теперь же он как никогда жаждал и любым способом приближал собственную смерть. Ещё один поцелуй-укус. Желудок Джона свело, а в голове звенящая пустота. Ни сожалений. Ни раскаяния. Ни надежды. Пусто. Внезапно внутри Джона будто кто-то чиркнул спичкой. Легкие горят. Он едва не задохнулся от приступа тупой боли. Грудь горела огнем. — Стой, — прошептал он, отстраняясь, — я… Джон быстро схватил с пола рубашку и пошел в уборную, плотно закрыв за собой дверь. Он едва смог устоять на ногах. Он схватился за гранитную раковину. Постепенно мутная картинка в глазах стала четче. Цвета приобрели былую резкость и яркость красок. Пристально рассмотрев собственное отражение в зеркале, он едва сдержал рвущийся наружу крик. Кожа горела огнем, в том месте, где были черные угловатые буквы на его груди. Серая, ставшая практически бесцветной «ШХ», вдруг начала отчетливо проявляться на его коже. Джон поморщился, до конца надеясь, что это не галлюцинация одурманенного наркотиком мозга. Дрожащими пальцами он провел по контуру букв. С каждой секундой он все больше и больше верил в правду. Джон включил кран, сполоснул лицо ледяной водой и ещё раз посмотрел в отражение зеркало. Ничего не изменилось. Черными чернилами на груди выведены инициалы — «ШХ». А это значит… Его родственная душа, человек которым он жил и ради которого был готов на все, был жив! Это давало крохотную, но так необходимую ему сейчас надежду.