Этот прекрасный новый мир

Габриель сидел в кресле и листал истрепанную книгу. С недавнего времени свою любимую. Это была не его квартира, но по некоторым причинам он считал ее почти своей. Он знал в этом двухкомнатном помещение каждый угол и щель, знал, что третья половица от порога поскрипывает, и знал, что хозяин этой квартиры всегда забывает об этом или каждый раз намеренно наступает на нее. Габриель знает, что окно закрывается неплотно и холодными ночами здесь прохладно, а иногда настолько, что единственный жилец достает второе одеяло. И не то чтобы Габриель следил за человеком, который здесь живет, он просто ничего не может с собой поделать. Он любит эти оливковые стены, истоптанный паркет, окно с потрескавшейся краской, аскетичную обстановку помещения. Простой двустворчатый шкаф, где хранится один костюм, две рабочие формы, две водолазки и пара джинс, а на верхней полочке у стены лежит чистое постельное белье. Одна одноместная кровать с белым хлопковым бельем, застеленная клетчатым покрывалом, деревянная тумба, на которой стоит будильник и радио на полицейской волне. И потрепанное старенькое кресло, немного неудобное, потому что на сиденье смялся поролон, но Габриелю нравятся старые вещи, у них интересные воспоминания. Сайлар слышит тяжелые шаги по лестнице, их шарканье по лестничной площадке, а потом в двери его любимой квартиры поворачивается ключ. - Сколько раз мне повторять, чтобы ты не делал этого… - устало вздыхает хозяин, кидая спортивную сумку на пол и снимая кроссовки. Половица скрипнула. - Но мне некуда больше идти, – Сайлар закрывает книгу и внимательно смотрит на опущенные плечи вошедшего. – А с тех пор, как я решил не использовать свои способности во зло, проживание и прочие бытовые проблемы стали более заметны в моем образе жизни. И, поскольку ты единственный, к кому я могу обратиться, Питер, я пришел к тебе. Проблемы на работе? – голос у Сайлара участливый, даже выражение глаз подтверждает его заинтересованность. Но Питер по-прежнему держит его на расстояние. - Нет. Все отлично, за исключением бардака, творящегося снаружи и тебя в моей квартире, – Петрелли глотает энергетик, с недавнего времени хранящийся в его холодильнике в избытке. - Тебе не стоит налегать на эту штуку. Это своеобразный тонизирующий яд. - С каких пор тебя стало волновать мое здоровье?- хмыкает Петрелли, делая еще один большой глоток, и закрывает холодильник. - С тех пор, как ты стал мне не безразличен, Питер, – Габриель оставляет книгу на кресле, решаясь подойти к нему. Он видит, как напрягается спина, выпрямляются плечи, словно ждет нападения. – Я тебя так и не поблагодарил за то, что вытащил меня оттуда. Питер резко разворачивается, не успевая спрятать ярость до конца, а потом мотает головой, словно переубеждая себя, что услышанные им слова ложь или хотя бы не искренние. - Это было по необходимости. Будь моя воля, я бы оставил тебя гнить там навеки, – он поднимает взгляд и в нем лишь снисхождение и презрение. Они «на свободе» уже третий месяц. Прошло три месяца с прыжка Клэр. Три месяца с попытки правительства скрыть существование таких как они. И пара недель с начала регистрации всех «людей, имеющих генетические отклонения» с описанием этих самых «генетических отклонений». И три месяца с момента, когда жизнь жаждущего силы убийцы изменилась. Когда ее изменил один человек, герой – Питер Петрелли. - Питер, ты же знаешь, насколько я сожалею о содеянном. Я хотел бы не убивать твоего брата даже больше, чем свою мать, – Сайлер подходит к нему на расстояние вытянутой руки, ближе не позволяет холодный колючий взгляд. А ведь так хочется взять за плечи этого упрямца, хорошенько встряхнуть и увидеть в глазах если не прощение, то хотя бы немного понимания. Габриель прекрасно понимает, что его освобождение было удачным стечением обстоятельств вкупе с отчаянным альтруизмом Питера. Он понимает и принимает это. Но он ждал возвращения Питера с работы почти каждый день в надежде, что когда-нибудь холод и ненависть тронутся в этих карих глазах. - Это ничего не меняет, Сайлар. - Габриель. Я же просил называть меня по имени. - А я просил тебя не приходить ко мне. Если ты изменился, хватит шататься вокруг меня! Я не верю, что ты изменился. Я знаю, что этого никогда не будет! И то время, что мы провели в заточении… у тебя не было другого выхода кроме как убедить себя, что ты хороший и никому не причинишь боль! Чтобы выбраться оттуда!!! – Питер со всей силы бьет Сайлара по лицу. Неожиданно больно, словно ударили ножом в спину. Неужели можно так искусно притворяться целых пять лет?.. Сайлар сидит на полу, держась за зажившую щеку. Он может размазать Питера по стене, оставив от него мокрое место, но сейчас он чувствует, будто его самого раздавили. Почему-то то, что Питер не верит в его благие намерения, когда знает Всю правду, потому что копался в его мозгах, потому что был рядом все пять лет, когда он менялся, ранит намного сильнее, чем предательство матери и убийство Эль… - А знаешь… - он медленно поднимается, заправляя челку, - возможно, ты прав, Пит, – он улыбается улыбкой Нейтена, потому что знает, как Питер ненавидит это. В глазах Петрелли загорается ярость и следует еще один удар в челюсть. На этот раз сильнее, но уже не так больно. И Сайлар не собирается отвечать насилием. - Когда-нибудь, мне бы надоело сидеть одному в том пустом мире. И я бы нашел выход, и это тоже был бы другой я. Я бы не боялся остаться один. И ты понимаешь, что это значило бы. Бесчисленное количество жертв и способностей. Но ТЫ вытащил меня, и я …благодарен тебе. – Он чувствует, что вот-вот в нем что-то сломается и обида, и злость поглотят его, оставив лишь жажду и тупое отчаяние. Но он не может остаться, единственный человек, за чью руку он схватился бы сейчас, не желает ее протягивать, поэтому он просто идет к двери. - Мне, правда, жаль, что я убил твоего брата, Питер. Прос-… - он не успевает договорить, потому что тяжелая рука врезалась в дверь прямо возле правого уха. - Сейчас ты тоже мне помочь хочешь? Своими извинениями, да?! – низкий металлический голос у левого уха. Габриель чувствует, как кровожадно впиваются пальцы в левый бок, намереваясь сломать ребра. Но он уже все решил. Сейчас он позволит Питеру все, и не скажет ни слова, даже мстить за это не будет. Широкий жест благодарности за спасение …и за то, что показал, что даже самые благороднейшие не способны простить таких как он. - Отвечай! – требовательный шипящий шепот, на грани неудержимой ярости, и слышится хруст ломающихся костей. - Я просто ухожу, Питер. Оставляю тебя, как ты и хотел. Я понял, что в этом мире я всегда буду одинок, – он уже не способен сдержать горькую усмешку. Сайлар чувствует, как хватка Петрелли слабеет, видит, как ускользает за спину рука, но его все еще плотно прижимают к двери. Секунда и щеку опаляет дыхание Питера, его ухо щекочет отросшая челка, а в спину вжимается твердая мужская грудь. Мгновение и все исчезает, его играючи разворачивают спиной к двери, ударяя его затылком о дверь. - Ты не одинок. И теперь никогда не будешь, – горячий шепот в самые губы. И голодный поцелуй не дает возможности ответить …осмыслить. Первые секунды Габриель теряется, потому что чувствует злость и ненависть к себе, но чем дольше длится прикосновение, тем четче вырисовываются желания Питера. Не отпускать. Запереть. Присвоить. Габриель чувствует ладони Питера на своем животе, его колено между ног и губы, в терзающем поцелуе. И он отвечает, прижимаясь теснее, пропуская через пальцы короткие пряди волос на затылке. Габриель собирает черную водолазку Петрелли на спине, пока его ловкие пальцы расстегивают пуговицы на его рубашке. И Сайлар смеется, кусая Питера в ключицу, и оставляя отметку поцелуя поверх следа зубов. - Сейчас я рад, что у тебя нет способностей Гаитянина, – Питер подставляет шею, поднимая колено выше, почти сажая на него Сайлара. - Я тоже, – Питер позволяет целовать шею, ласкать грудь, даже вести в поцелуе, когда расстегивает узкие джинсы Сайлара, а потом свои. Позволяет по-хозяйски запустить руки к себе в штаны, пока мнет в ладонях узкую задницу Сайлара. Он уже выяснил, что Габриель млеет, когда он шумно выдыхает у самого уха, знает, что если убрать выбившуюся челку с лица носом, потеревшись щекой о щеку, Сайлар замрет на мгновение, а если ущипнуть левый сосок, то можно проглотить его стон во время очередного поцелуя. Хочется всего и сразу, прижать так, чтобы в бессмертном теле захрустели все кости, схватить за волосы и открыть шею. Питер проводит языком от ямочки между ключиц до подбородка, почти нежно кусая кадык, он царапает живот, уводя ногти вниз, еще ниже до жестких лобковых волос. - Питер… - хриплый стон и сумасшедшие глаза, смотрящие сверху вниз из подчинительной позы. – Делай уже что-нибудь, – и хватка на плечах становится крепче, и открытая усмешка. Сайлар чувствует новую волну ярости и возбуждения, острые ощущения накаляют нервы, он с трудом может сдерживать способности, которые рвутся наружу, грозясь разорвать в этой эмоциональной лихорадке не только его и Питера, но и весь мир. Сайлара снова дергают за волосы, притягивая для очередного яростного поцелуя, пока правая рука рвано двигается на его члене. Габриель бы закрыл глаза, но ураган, бушующий в глазах Петрелли, не дает этого сделать, а еще он позволяет себя читать. Голая страсть, почти животное желание, страх и жажда подчинить, но сквозь эту дикую пляску похоти можно ощутить легкое касание нежности и перемен. Но потом. Потом Габриель обязательно разберется в этом коктейле чувств Петрелли, а сейчас ему просто нравится чувствовать его язык, хозяйствующий в его рту, пальцы, разминающие кожу и уверенные движения на своем члене. Питер прерывает поцелуй также внезапно, как и начинал. И на его влажных чуть припухших губах усмешка победителя. - Ты светишься, Габриель, – он проводит языком по щеке. – Контролируй себя, герой. - Я!.. – Не смотря на кипящую кровь, Грэй хочет возмутиться на это почти оскорбление, но ему не дают этого сделать, грубо разворачивая лицом к двери. И сопротивление тут бесполезно, потому что с него сдернули рубаху, и горячее тело прижалось к спине. И частое неглубокое дыхание у самого уха. Низкий стон, когда Питер прижимается к горячей заднице Габриеля, а потом сиплый шепот: - Я не шутил насчет контроля …и главное, не напрягайся, – и Сайлара нежно кусают за ухо. Почти невыносимо и очень жарко. Габриель прижался грудью к стене, доверяясь Питеру. До этого грубые и болезненные руки сейчас нестерпимо нежны, и ласковые движения по влажной спине приносят желанное расслабление. Невероятно больно и приятно, невнятные слова Питера, перемешанные с его стонами, возбуждают сильнее, чем твердый член, вторгающийся в напряженное тело. Мгновение и движение прекратилось. Почти невозможно стоять на дрожащих ногах и трясущиеся пальцы цепляются за выпуклый узор двери. - И ты почти не светишься, – словно через вату слышит смешливый голос Сайлар, когда он сквозь растрепавшуюся челку пытается посмотреть на Питера, прижимаясь к двери локтями. Почти болезненное касание ногтей по спине и невыносимо медленное и сухое движение внутри. Габриель сдерживает взрыв внутри себя, каждый раз, когда Петрелли толкается в него, и каждое движение на его члене отзывается глухим стоном. Но Питер терпелив и ласково целует лопатки, порхает губами по плечам, создавая невозможный контраст ласки и боли, и когда Питер кусает между лопаток, Габриель толкается навстречу, требуя большего. И ласка заканчивается горячей усмешкой в левую лопатку. Импульсивно, сперва рвано, не выбрав нужный ритм, все это сводит Сайлара с ума, и вновь это ощущение на грани сознания, когда вот-вот что-то сломается, но Петрелли крепко держит его, не собираясь отпускать, собственническим движением запускает пальцы в густые волосы, когда находит нужный ритм. Оттягивает их назад, заставляя Сайлара смотреть на себя и облизывать губы от невозможности ощутить поцелуй. Толчки становятся резче и глубже, Петрелли удобнее хватает бедра Габриеля, не давая упасть, продлевая приятную пытку. Несколько финальных толчков, и они кончают почти одновременно, когда Питер прижимается бедрами к влажной коже Сайлара… Габриель готов свалиться на колени, когда сильные руки отпускают его. Блаженная слабость разливается по всему телу, лишая сил и способности мыслить, но его хватают поперек груди и звонко целуют куда-то в скулу: - Пошли на кровать, – Питер буквально тащит его на себе. Но Сайлар чувствует, как дрожат у Питера руки, и знает, что каждый шаг дается ему титаническими усилиями. Его небрежно кидают на кровать, или сам Габриель не способен приземлиться на постель более изящно. - Двигайся, – Питер тоже падает на узкую кровать, заставляя Сайлара вжаться в прохладную стену, и как контраст к его груди прижимается горячая расслабленная спина Питера. И сейчас как никогда хочется обнять живого человека, но он не знает можно ли ему, даже не смотря на то, что было минуту назад. Потому что Габриель все еще помнил горький вкус ненависти и злости в поцелуе Питера. Он нерешительно касается плеча, и тогда в голове взрывается одно единственное слово. «Можно». Габриель, улыбаясь, обнял Питера поперек груди. - Я понял, почему ты отталкивал меня все это время… - Грэй вдыхал аромат влажных волос - Не надо… - плечи снова затвердели, а спина напряглась. - Либо ты это скажешь, либо я буду думать, как думаю, – шептал Сайлар в единственный родной затылок. Грудь тяжело вздымается и Питер шумно выдыхает. - Хрен с тобой, – его ладонь ложится на бедро Сайлара, и теплые пальцы трепетно гладят запястье, обнимающей руки. – Я никогда не прощу тебя за убийство брата. - Ожидаемо, – горько усмехается Сайлар, и вновь вдыхает запах волос. - Но, несмотря на это, я принимаю тебя. Таким, какой ты есть. - А почему ты злился?.. – Сайлар был расслаблен. Ему не было так спокойно уже очень давно, и он больше не будет один. Но спокойствие нарушил болезненный щипок. – Ай! Это больно вообще-то! – и от этого было по-детски обидно, а хуже всего, что не можешь дать сдачи, потому что ты теперь хороший парень. - А ты не наглей, – улыбнулся Питер, сверкая игривой искоркой в глазах. – А злился я на тебя, потому что ты отчасти перестал быть тем ублюдком, который убил моего брата, и потому что я не мог по-настоящему возненавидеть тебя. Доволен? – Питер картинно закатил глаза. - Твоя фрустрация вылилась очень интересным результатом, – Габриель сел на бедра Петрелли, провел рукой по мускулистой груди, следя за реакцией Питера, а потом навис над ним, склоняясь к уху. – С самой нашей первой встречи я знал, что ты не такой как все, – невесомое касание губ к ушной раковине и легкий поцелуй в мочку. – А когда мы были одни в Манхэттене, ты стал для меня …особенным. - В следующий раз обращусь к Рене, чтобы ты не читал мои мысли. Габриель тихо рассмеялся: - Тогда захвати с работы хотя бы смазку.