О том, что дорого

      Прошла неделя. Прошла ровно одна чертова неделя с той чертовой ночи, когда все рухнуло. В голове почему-то автоматически к каждому слову прилипал «черт», от этого мысли казались еще мрачнее, чем были на самом деле. Он перестал следить за днями, но точно знал, сколько минуло дней, потому что Прекрасные с завидным упорством каждый день твердили: «Всего два дня прошло, мы ее найдем», «Только пять дней, мы ее вернем», и так далее. Крюк искренне им завидовал, их неугасимой ни на миг надежде, их терпению. Но еще больше он завидовал тому, что их было двое, они были вместе. Он наблюдал, как они подают друг другу руки, будто им было тяжело держать себя ровно на земле без поддержки другого; как один старался найти повод, любой повод, лишь бы на лице его истинной любви засветилась улыбка. Он же остался один. Он болтался с ними, просто чтобы занять себя, чтобы оставаться в курсе последних событий и потому что знал: без помощи ее семьи, Реджины и прочих жителей этого проклятого городка ему ее не найти. Всю неделю он то изучал какие-то карты и книги с Белль, то разбирал завалы какой-то магической ерунды в склепе Реджины, то проводил время с Генри, который привязался к пирату еще больше, будто чувствуя, что тому не хватает Спасительницы сильнее, чем остальным.       Этот вечер ничем не отличался от остальных: Прекрасные пили чай, сидя в обнимку на диване и о чем-то негромко разговаривая, Генри ночевал у Реджины, к которой перебрался на время. Крюк же поселился в комнате Эммы. Ну, просто ночевал там, вещей-то у него своих не было, а все барахло хранилось на Веселом Роджере. Белоснежка с Принцем так и не дали ему закрыться на корабле, поручая ему бесконечные задания и не давая спрятаться от всех и вся в тишине кают. Собственно, за это он был им благодарен: не было времени грызть себя своими же шальными мыслями. И все же вечера были для него временем сладких мук. В этом он не мог себе отказать. Каждый день, засыпая, он представлял, будто вот она, рядом, такая родная и близкая, только протяни руку. Но рука касалась только холодной подушки на другой половине кровати. И все в этой комнате было пропитано воспоминаниями, как и все в квартире, в городе, чертовом мире.       Он лежал с закрытыми глазами, сам не понимая, спит он или нет.       Она только что вернулась из Нью-Йорка, привезя с собой Лили и вернув Робина. После подобия праздничного ужина у Бабушки, они наконец оказались дома. Эмма все еще не разговаривала с родителями и потому, чтобы не проводить остаток вечера в неловкой тишине, попросила Киллиана остаться у них. Нет, это была не первая его ночевка у них дома, но все же он чувствовал себя виноватым перед Прекрасными, как будто украл у них дочь. Но поднимаясь наверх, он только поймал умоляющий взгляд Снежки, мол, помоги, поговори. Он кивнул и скрылся на втором этаже.       Что толку говорить? Сотни слов уже было сказано. Эмма только злилась, а поводов для ссоры у них и так было предостаточно. Поэтому сегодня он только лежал молча на кровати, перебирая рукой ее волосы, а она полулежала рядом, облокотившись на его плечо. Она листала какие-то бумаги по работе, он не мешал. Кому нужны разговоры, если тишина так наполнена смыслом? Ни громких слов, ни признаний. Они просто жили.       Позже ночью, он лежал без сна в очередной раз и слушал. Слушал, как громко сопит Дэвид, как ворочается в кроватке маленький Нил, как тихо вздыхает во сне Эмма — ей часто снятся кошмары. Он повернулся к ней, медленно и осторожно, коснулся ее щеки. Ее дыхание сразу стало спокойнее и глубже. Эмма поворочалась, придвинувшись ближе, уткнулась щекой в его плечо и затихла. Он знал, что теперь она проспит до утра и проснется с улыбкой на лице. Он знал, потому что так было каждую ночь, когда он оставался с ней. Он знал, потому что дорожил тем, что она ему доверяла. Вот так, лежа с ним в постели, вздыхая и забавно морща нос во сне, сбивая одеяло в кучу около ног, пихая его локтями, — она было открыта, беззащитна. Эмма Свон, душа и сердце которой были спрятаны за сотней стен, доверяла всю себя одному человеку с крюком вместо руки. Просто она знала, что не сломает, защитит, сбережет все без остатка.       Рука Джонса снова сжалась в кулак, сгребая пустую подушку. До ушей Белоснежки донесся рваный, судорожный выдох. Она вздрогнула.       — Он снова не спит, — прошептала она мужу, — Дэвид, я не могу смотреть на это, как ему помочь?       — Как помочь? Найти Эмму. Она его якорь.       Он повернулся на бок и обнял ее. Завтра он проснется не один.       На следующее, восьмое утро он снова проснулся в ее постели. Он был один.