Today We Are All Demons

Майкл проснулся. От жжения в голове. То ли это эффект от абсента, литр которого притащил недавно мистер басист, мать его, или от выжранной после этого марки. Фракталы, фракталы. «Я Левиафан, пожиратель времён. Я — Властитель вселенной». Не важно. Майкл потёр виски. Сколько времени? Электрические часы смотрели на него своими цифрами. Цифры. Цифры. Они горели зелёным, выстраиваясь в матрицу. Они горели синим, распадаясь на мельчайшие галактики. Они горели красным, красным, который рыжий, который не кровь, а коньяк, ржавчина, осень. Это не красный? Не важно. Майкл снова потёр виски. В тёмной комнате стоял затхлый запах плесени. Он разъедал глаза. За стенами комнаты глухо раздавались странные звуки музыки, сотрясающие плесень. Майкл поморщился. Наверное, ещё слишком рано, чтобы идти туда. Эти пидарасы ещё не закончили. Он нащупал одеяло. Мягкое, махровое. Твёрдое, тёплое. Шевелящееся. — Спи, милый. Майкл вскрикнул. Его вырвало. Не то, чтобы такое происходило каждый день. Частота была завидная, да. Быть фронтменом андеграунд-группы — сложная и очень напряжная работа, требующая наличия железных нервов и столь же железного тела. Идеального. Работающего как часы. Как электрические часы, взрывающиеся галактическим сонмом расплывающихся чисел. — Что? Что это за дрянь? — твёрдо-махровое нечто начало неприятно ворочаться, — Фу, придурок! Нечто откуда-то достало ногу и хорошенько так, с расчётом настоящего мастера, двинуло Майкла в бок; он упал с кровати. Скобля руками грязный деревянный шершавый пол, Майкл, стягивая одеяло, заполз в угол и уснул, намурлыкивая грустный мотивчик. Думая о том, какая дрянная жизнь сейчас у Властителя вселенной. *** Он проснётся, наверное, часа через три, три сомнамбулических биения часов. Под звук басиста. Под звук воплей басиста. Под звук противных, живых, тошнотворных и столь приятных воплей, которые прогоняют жжение из головы. — Майки, Майк! Мааааайки! Майкл приоткрыл глаза. Басист тряс его за плечи. — Все ушли, эй! Как у вас тут прошло? Майкл посмотрел на кровать, на пустую кровать. Кровать, кричащую в этой маленькой плесневелой комнате своим мятым бежевым бельём. Бежевым, как, наверное, те цветы яблони на выцветших открытках. Они были же розовыми? Неважно, неважно. Она как призрак, как оторванный кусок чужого мира, она не должна здесь стоять, не должна. Нет. Майкл взвыл, хватаясь за голову, за волосы, мёртвые волосы, пытаясь вырвать их, пытаясь убрать кровать из этой комнаты, из своей памяти, из пространства вселенной, времени, космоса. Он хотел её сжечь, хотел. Но уже не было смысла. Она не делала мир прекраснее. Она делала его страшнее в сравнении, потому что она была лучше. Басист тряс Майкла за плечи. Басист пытался оторвать руки Майкла от волос. Гладил его по лицу. — Эй, Майки, всё хорошо. Майки! Пойдём, умоемся, а? Там, там ещё — ещё есть. Всё хорошо будет. Он поднял Майкла этими своими сильными руками. Ещё бы, он басист. Они ему нужны. Поставил на ноги, обнял, посмотрел в глаза. Майкл не отвёл взгляда. — Ну, так-то лучше. Пошли. Босиком по шершавому полу. Откуда тут дерево? Должно быть, старо, как мир. И так же мертво. «Властитель мёртвой вселенной Майкл. Майкл, пожиратель утраченных времён, Левиафан высохшего моря. Приятно познакомиться, хотите абсента? От него вы, вероятно, выплюнете своё прекрасное я взрывающимся сонмом искр. Нет? Значит, вы не хотите жить». Шершавое дерево сменилось шершавой плиткой, холодной и привычной. Майкл заглянул в зеркало; зеркало было разбито. Зеркало было покрыто подсохшей кровью — Майкл не увидел отражения. Только расплывающиеся брызги сухой жизни. Он повернул вентиль. Из крана потянулась тёмная и холодная вода. Басист подошёл, набрал в руки воды, провёл под глазами Майкла. «Тебе, наверное, нужно умыться, Майкл».«Наверное, мне нужно уйти». Майкл потянул его на себя. Впился в мягкие губы. *** Они сидели на облезлом диванчике, ткань расходилась с пружин, как гнилая плоть с кости. Пахло плесенью. Майкл поставил пузырёк на столик. Басист сидел рядом, умиротворённо, спокойно. Он смотрел куда-то вверх, куда-то далеко, за границы комнаты с разложившимся диваном, облупленным потолком, серыми, серыми облезлыми стенами. Майкл думал, наверное, что басист не хотел быть здесь. Конечно. Но все они принадлежали этому миру. Так ведь? Майкл думал о времени. Не то, чтобы его было недостаточно, или вообще было какое-либо Майклу дело до него в обыденном понимании. Скорее, его интересовали меняющиеся числа. Семь часов. Восемь. Двенадцать. Сто сорок четыре. «Здравствуйте, как вы? Я пришёл пожрать ваше прогнившее время». «Доброе утро, день, вечер, ночь. Вы хотите жить? Хотите почувствовать душу сквозь эти металлические каркасы? Тогда вы должны доказать, да, доказать это. Докажите мне, что вы живы! Убедите в этом себя». Майкл взял таблетку экстази. Или это не экстази? Не важно, они всё равно постоянно меняют рецептуру и состав. Чтобы не приелось. Таблетка расплывалась на языке. Майкл прикрыл глаза. *** Майкл стоял на импровизированной сцене в каком-то подвале какого-то пропахшего сыростью дешёвого алкоголя клуба. Басист стоял рядом, во всеоружии, смотрел глубоко в толпу. Толпа смотрела на Майкла. «Я Властитель вселенной! Я ваш хозяин, Я ваш наркотик, Я ваш Левиафан, Я пожру вас вместе с вашим временем, вместе с вашим космосом и пространством. Я дам вам жизнь! Вы хотите жить?» Толпа ревела под всплески дробящей электроники, их искусственные тела корёжились в дикости звуков. Майкл пел, пел без микрофона, расставив руки, принимая в свои объятья каждого, показывая, насколько, насколько ценна и прекрасна их жизнь. Насколько ценно и прекрасно их осознание того, что они живы, не имея ни одной живой клеточки в ярко-красной крови. Кровь бурлила в сосудах, сминаемая музыкой. Кровь бурлила, принимая наркотик как старого друга, разнося его к каждому мёртвому кусочку искусственного тела, делая их живыми. Наркотик не разрушал организм, как делал это раньше. Наркотик нёс нечто противоположное разрушению. Майкл нёс нечто противоположное разрушению. Он был необходим. Жив, жив! *** Басист закурил. Они стояли, облокотившись о перила, над высокими серыми зданиями. В воздухе проносились машины, сверкая огнями. Басист поднёс сигарету к губам Майкла. Майкл втянул дым. — Сегодня ты был бесподобен, Майки! «Вы хотите жить, я знаю. Вы жаждите её своими идеальными искусственными телами, которые так вам подходят. Которые не должны заставлять вас сомневаться. Но вы сомневаетесь. Вы хотите жить». Майкл выхватил сигарету из рук басиста. Басист пожал плечами. — Как думаешь, Майк, мы живы? Майк выдохнул дым в плотный воздух ночного города. — Нет, мы давно мертвы. Он бросил окурок в открытое окно пролетавшей мимо машины.