Эхо

М-21 открыл глаза. Белые стены, белые простыни, жесткий стол. Гудение аппаратуры. Лаборатория. Как он оказался в лаборатории? «Это место — просто рай для охоты!» Он чуял дух свободы. И снова распластан на операционном столе? М-21 дернулся. На удивление, руки не фиксировались, и ему удалось встать. Слегка закружилась голова, поплыло зрение. Заполошно запищали датчики. В лабораторию ворвался высокий блондин в белом халате. — Наконец-то ты пришел в себя! Как самочувствие? — блондин срывал распечатки с приборов, просматривал их и задавал вопросы. М-21 видел только спину с мотающимися ниже лопаток волнистыми волосами, но и этого хватило, чтобы понять — он впервые видит этого лаборанта. — Ты теперь вместо доктора Кромбеля? Блондин развернулся. Так и есть, незнакомое лицо с хищными чертами, пронзительный взгляд бирюзовых глаз — М-21 запомнил, если бы встречался с ним в лабораториях. — Что ты сказал? — переспросил блондин и нахмурился. — Ты заменяешь Кромбеля? Где М-24? Я хочу его увидеть! При упоминании кодового имени товарища у блондина потемнело лицо. — Где М-24? — М-21, ты очнулся! В лаборатории вдруг оказалось очень много людей. Не в военной форме, не в белых халатах. В штатском. — М-21, мы так волновались! Когда Франкенштейн рванул в лабораторию, мы решили, что наш товарищ наконец-то очнулся! Товарищ? М-21 присмотрелся. Двоих он смутно помнил — они встречались на базе Союза. Такео и Тао. Стрелок и координатор, штурмовое спецподразделение ДА-5. С каких пор они называют его своим товарищем? — Но больше всех волновался Регис! — Тао выпихнул вперед невысокого подростка. Сердце кольнуло. Серебряные волосы, красные глаза, чуть курносый нос, странная аура. Странное чувство… Про таких им рассказывали перед вылазкой в Корею. Ноблесс. — Регис? — он недоуменно посмотрел на мальчишку. Огромные глаза расширились еще больше, брови изломились и сошлись на переносице. Подросток, кажется, едва сдерживал слезы. Почему? — Я так… испугался! — выдохнул мальчишка-ноблесс. — Теперь все будет хорошо! — успокоил его блондин. — Но мы еще не закончили. Вы мешаете мне работать. Тот, кого Тао назвал Франкенштейном, выпроводил шумных посетителей из лаборатории и повернулся. Резкие черты заострились, вокруг странного врача начала потрескивать аура силы. — Итак, я хочу знать, что ты помнишь. ~~~ Появление М-21 из лаборатории встретили шумным ликованием. После стольких дней напряженного ожидания увидеть его стоящим на ногах — невероятно радостное событие для всех. Вот только… Кажется, Регис один заметил, как неуверенно М-21 выходит из лифта. Недоуменно оглядывается, словно видит гостиную впервые. Ждет указания Франкенштейна, прежде, чем занять привычное место. Значит, ему не показалось? Что там, в лаборатории… М-21 его не узнал? Сердце рвануло болью. Пришлось закусить губу, чтобы не застонать. — Регис, ты только посмотри! Твой напарник опять с нами! — Регис очень волновался! — сказала Сейра. Кажется, Регис впервые не обращал внимания, что говорят окружающие. Он жадно шарил взглядом по родному лицу в поисках намека на узнавание. На то, что М-21 помнит… Короткие пожатия рук перед очередной схваткой, когда в ладони — уже не рука, а когтистая лапа оборотня в боевой трансформе. Жадные поцелуи в обманчивом уединении темного переулка. Жаркий шепот в спальне и стоны, приглушенные ладонью М-21, закрывающей рот. Воспоминания заставили щеки гореть, он попытался поймать объясняющий взгляд… Тщетно. М-21 отвечает односложно, смотрит в тарелку и не пытается встретиться с ним глазами через стол, как раньше, когда невозможность остаться наедине наделяла взгляды красноречием ментального контроля. «Я скучаю!» «Я тоже…» Отчаяние заставляет цепляться за самые нелепые объяснения. М-21 не полностью оправился от ранений. Переживает, что не смог защитить его. Не успевает отвлечься от словесного потока Тао. Все, что угодно. Только не самая страшная первая догадка. Он не помнит. Регис сжал кулаки на коленях. «Ну посмотри же на меня!» Всплеск ментального контроля привлек внимание ноблесс. Рейзел-ним поднял взгляд от чашки. — Регис? — спросила Сейра. — Все… в порядке, — соврал он. М-21 посмотрел на него. Долго. Изучающе. Как будто видел в первый раз. Но ведь и в первый раз… в серебряных глазах не было равнодушия! Регис вспомнил первую встречу — болезненно остро, как проворачивающийся в разорванном сердце клинок. М-21 вошел в дом, где остановились они с Сейрой. Посмотрел на него — окинул взглядом с головы до ног, и весь мир перестал существовать. Остались только серебряные искры в серых глазах, ухмылка, обнажающая клыки и чуть подрагивающие пальцы. Потом М-21 говорил, что с первого взгляда… Пожалуйста, вспомни! М-21 улыбнулся на какую-то шутку Тао. Регис не услышал ее сквозь шум в ушах. Широкая улыбка, растянувшая искривленные губы, приподнявшая уголок шрама, предназначалась не ему. — А мы все-таки нашли твой сотовый! — хохотнул Тао, вспомнив о происшествии перед битвой. — Он лежит в твоей комнате, можешь забрать его прямо сейчас и посмотреть… М-21 положил палочки. Они неестественно громко стукнулись. — Хм, в общем… Честно говоря, я не помню, что жил в этом доме. За столом повисла оглушительная тишина. ~~~ Собственная комната. Полная свобода передвижения. Полная свобода действий. То, о чем он не мечтал под всевидящим оком Союза. Печальное известие о гибели М-24. Сочувствующие вздохи бывших неприятелей. И странный взгляд подростка-ноблесс, заставляющий сердце заходиться от непонятной тоски. Мальчишка явно переживает больше, чем пытается показать. Почему? Ведь они снова тренируются вместе, раз уж они «напарники». И он вполне вежливо держит себя, кивает на приветствия, благодарит за беспокойство о самочувствии. Самочувствие и в самом деле отличное — он не чувствовал себя так хорошо, даже когда принимал препараты Кромбеля. Не говоря уж о способностях. Говорят, теперь ему доступна полная трансформация. Тао нес какую-то чушь о Пробуждении и кивал на второго парня-ноблесс, намекая, что это он усилил его способности до высот, которых не удалось развить в Союзе. Вот только память… не спешила пробуждаться. И все счастливые лица вокруг казались фарсом. Изощренной пыткой, придуманной, чтобы удержать поближе к Союзу, посадить на поводок привязанности, как однажды удалось Кромбелю, заставив его терять товарищей одного за другим, и снова возвращаться в лаборатории, потому что без препаратов М-24 не мог продержаться и суток. Теперь его решили привязать крепче? Заботой и домашним теплом, которого он не знал раньше? Совместные завтраки и ужины — девушка-ноблесс отлично готовит. Тренировки — чтобы обрести силу сражаться против Союза. ТСЧ, они всерьез верят, что даже при полной трансформации он способен противостоять монстрам, рожденным в лабораториях Старейшин? Работа, о которой он пока только слышал, но заранее скептически дергал губой. Школа? Да кто их пустит к человеческим детям в обычную школу? Хотя, наверное, не самая обычная, раз в ней учатся трое ноблесс. Он присматривался к ним, как к опасным союзникам. Меланхоличный Рейзел. Сдержанная Сейра. И Регис, вскидывающийся при его приближении, порывающийся что-то сказать, но сдерживающий рвущиеся слова. Он старался реже общаться с ними. В Организации на этот счет давали твердые инструкции. Избегать контактов. Не провоцировать конфликты. Доложить об обнаружении и как можно быстрее покинуть территорию встречи. Ибо ноблесс не терпят модифицированных. Выходит, в Союзе им что-то недоговаривали? Или не знали, что ноблесс сочувствуют тем, кого модифицировали без ведома и согласия? Или все это — четко разыгранный сценарий? Очередной эксперимент, чтобы проверить, насколько действенна промывка памяти? Тогда мальчишка — самое слабое звено в этом сюрреалистическом сюжете. Единственный, у кого не получается играть роль закадычного друга или опекуна. Смущающийся. Краснеющий от его взглядов. Обрывающий себя на полуслове царапающим «Пф!», которое заставляет сжиматься сердце. Сердце оборотня. ТСЧ, это даже не смешно! Откуда бы Союзу набрать столько органов «образца класса А», чтобы запустить эксперимент над М-серией? Вот только Франкенштейн, подтвердивший байку Тао, выглядел слишком серьезным, чтобы не поверить. Возможно, Регис что-то знает о нем? Что-то, о чем не догадываются остальные? ~~~ Как же невыносимо-трудно видеть его. Здороваться. Сталкиваться в коридоре перед отходом ко сну или во время утренних сборов. Слышать безликое «доброе утро». Чувствовать испепеляющее сердце отчаяние и терзающее тело возбуждение. Невыносимое влечение — прикоснуться ладонью, дотронуться губами, почувствовать его объятия. Не говоря уже о сжигающем гордость желании встать на колени, взять в рот его член или принять его в себя, захлебываясь от наслаждения, забывая о чести и достоинстве. Теперь остается кусать губы, видя, как М-21 проходит мимо — отстраненный, безразличный. До безумия желанный. Открыться? Напомнить, рассказать, вызвать воспоминания о трогательно-нежных объятиях днем и наполненных страстью — ночью? М-21 не верит даже тому, что он здесь не по принуждению. Неужели он поверит такому рассказу? Регис чувствует, как все глубже затягивает пучина отчаяния и лжи. Ведь он не может открыться даже Сейре. — Регис, с тобой что-то не так? — Все в порядке. Не стоит беспокоиться… Они старались соблюдать конспирацию. И сейчас скрытность играет против него. У него нет ни единого шанса доказать, что они были вместе. А с этой памятью… Этой личностью — М-21 не замечает его. «Пожалуйста, вспомни!» — шепчет Регис, вспоминая, как отчаянно-дороги они были друг другу. «Пожалуйста, приди ко мне!» — прорывается сквозь стон, когда, устав сражаться с собственным телом, Регис двумя пальцами имитирует его движения в себе. Все это длится невыносимо долго — целую неделю. И становится еще хуже. Франкенштейн разрешает М-21 приступить к дежурствам в школе. М-21 кивает детям, и они с воплями окружают его, наперебой рассказывая, как ждали его возвращения. Особенно стараются девчонки, и сердце черной рукой сжимает ревность. А что если… Что если он обратит внимание на кого-то из них? Дети слишком часто появляются в гостиной и засиживаются допоздна, так, что потом ему приходится провожать. С Такео и Тао, конечно, но это не разбавляет отчаянного страха — а вдруг? Вдруг ему понравится Суйи, ведь по меркам людей она — красавица. Или Юна, которая с давних пор заглядывается на него? Что тогда делать ему — с разорванным сердцем, попранной гордостью? Регису кажется, что его сознание поглощает Тьма — как сила Темного копья, пытающаяся завладеть разумом Франкенштейна. Еще немного — и он не сможет контролировать себя. Еще несколько вспышек ревности — и он не оставит камня на камне от школы или дотла выжжет гостиную в доме Франкенштейна. Безразличный взгляд осаживает эти вспышки, словно покрывает тлеющие угли ледяной коркой. Регис закусывает щеку изнутри, пытаясь сдержать слезы. Этот М-21 не проявляет к нему интереса. И Регис все реже вскидывает на него полный мольбы взгляд. Ведь если бы М-21 испытывал отголоски связывавших их чувств, он не вел себя так отстраненно. ~~~ Единственная возможность отделаться от навязчивых детей — молчание. Им быстро наскучивает виться вокруг него, и внимание переключается на Рейзела, которого они зовут «Рей». Как будто выбрасывают часть имени. Он не понимает, как можно отказаться от настоящего имени… А потом и вовсе перестает понимать происходящее. — М-24! — он произносит почти беззвучно, потому что видит что-то чужое в знакомом силуэте. Опасное. Тао придерживает за плечо. Из тени выходит смуглый блондин в очках и с вежливой улыбкой говорит: — Неудачные эксперименты чрезвычайно живучи. Я думал, ты убил его, Марк. Тот, кого он принял за товарища — скалится. От М-24 у него — только внешняя оболочка. Как и у него — от М-21, которого, по их словам, знали «напарники». Ночная встреча — яркий пример того, сколько ценной информации он потерял вместе с памятью. Кажется, в планы Юрия и Марка не входит стычка, скорее, проверка. — Они знают, что мы теперь сильнее, — поясняет Такео. Сильнее? Они участили тренировки. Но полная трансформация никак себя не проявляет, и он начинает сомневаться в словах Тао. Расшатывая карточный домик лжи, построенной вокруг него. Мальчишка, которого так настойчиво называют его напарником, ошибается в ударах, не контролирует силу, сбивается на простейших комбинациях. — Регис, что происходит? — в очередной раз спрашивает Тао. Регис не смотрит на координатора — смотрит на него. Сводит брови и говорит: — Наверное, я не смогу больше с вами тренироваться. — Почему? Из-за него? Мальчишка отворачивается, сжимает кулаки. — Регис?.. Регис уходит так быстро, что даже окрик не успевает его догнать. С несвойственной серьезностью Тао говорит: — М-21, мне кажется, вам с Регисом нужно поговорить. Поговорить? О чем? Он в одиночестве идет к дому Франкенштейна и размышляет о странностях происходящего. Враги стали друзьями. Друзья превратились во врагов. А кем был Регис? Он точно не встречал красноглазого мальчишку в Организации. В Союзе подростка-ноблесс наверняка упекли бы в самые засекреченные лаборатории, и держали в беспамятстве «ценный образец класса В». От мысли о хрупком теле в резервуаре когти вспарывают кожу. Союз не посмеет!.. Он не позволит! ТСЧ. Что он может противопоставить мощи Союза? Он же видит, как теряет оптимизм Тао, когда в очередной раз подтверждается, что он не может вызвать полную трансформацию. И с чего ему вздумалось защищать мальчишку-ноблесс, который гораздо сильнее его самого? Криво ухмыльнуться, стряхнуть с глаз челку. Чтобы увидеть перед собой две фигуры в белых накидках. — Вот тебя-то мы и искали. — Наконец-то мы уничтожим человеческую насмешку над нашим кланом! ~~~ Слезы жгут глаза, но позволить им скатиться, значит полностью подтвердить собственную беспомощность. Жалкая гримаса в витрине — Регис не понимает, куда его завело слепое бегство с полигона, и, кажется, он безнадежно заблудился в человеческом муравейнике. Ощущение присутствия враждебной силы привлекает внимание, отвлекает от горьких мыслей. Он меняет направление. Ситуация повторяется с точностью до слова, только улица не пуста, три фигуры обтекает толпа. — Ты пойдешь с нами! — С чего это? Он не может допустить, чтобы М-21 ушел с ними! Сила плещется во все стороны, разгоняя толпу ментальным приказом. Улица пустеет. Конечно, Сейра сделала бы это лучше. А Рейзел-ниму, наверняка, даже не пришлось использовать силу. Но Регис безуспешно пытается дозваться кого-то из них. Слишком далеко. — Никто никуда не пойдет! Он поднимает голову. Выше. Еще выше. Как при взгляде на Геджутель-нима. — Это еще кто? Опять Ландэгрэ? — Что может связывать Ландэгрэ и этого? От воспоминаний загорелись щеки. Хорошо, что неприятели не умеют читать мысли. Потому что он безнадежно пытается спрятать чувственные воспоминания. Противники переглядываются. — Наш клан не воюет с ноблесс. Тебе снова повезло! Мгновение — и они исчезли. М-21 молчит. Регис украдкой смотрит на него, не зная, что ожидать. Если бы… если бы он помнил. Он бы повернулся, посмотрел ободряюще и сказал: «Пойдем домой!». Но М-21 поворачивается и спрашивает, заставляя бессильно сжимать кулаки. — Кто это был? Он их не узнал. Регис кривит губы, и выдыхает: — Оборотни. М-21 кивает с коротким хмыканьем. ~~~ Вот, почему в горле застряло клокочущее рычание. «Оборотни...» Не похоже, что мальчишка врет. Кажется, он вообще не умеет врать. М-21 смотрит на сведенные брови, замечает, какие неожиданно-длинные ресницы у мальчишки. Черные на очень светлой коже. И, кажется, влажные. Слезы? — Пойдем… домой? — осторожно спрашивает Регис. Он кивает, соглашаясь. И с удивлением обнаруживает, что уже идет, выхватывая взглядом узкую спину из толпы людей. Мальчишка не оборачивается, словно знает, что он идет следом. Чувствует. Поводит плечами, стряхивая его настороженный взгляд. Способности ноблесс? Способности. — Регис?.. — неуверенно зовет он. Кажется, впервые обращаясь по имени. Регис вскидывается, слишком поспешно оборачивается. Красные глаза распахнуты, взгляд шарит по его лицу. — Я должен тебе что-то сказать. Мальчишка замирает, с отчаяньем смотрит на него. Боится разговора? — Тао сказал, что я должен с тобой поговорить. Но я не понимаю, о чем. Взгляд потухает. Словно ушла сила, и остался пустой сосуд. — Я в порядке, — голос лишен интонаций, даже обычной вежливой чопорности, с которой он разговаривает с Рейзелом. Мальчишка отворачивается и идет вперед, слепо натыкаясь на людей. Это злит до желания дернуть за плечо, повернуть к себе, встряхнуть… ТСЧ, что за странные мысли? — Эй, ты так и будешь убегать от вопросов? А как же воспитание? — Я же сказал, все в порядке! — мальчишка сжимает кулаки и, кажется, жмурится, чтобы не разреветься. Регис ожидал от него других слов? Наверняка надеялся, что он что-то вспомнил. Неужели у него в памяти — ценная информация, которая нужна им всем? Губа дергается в оскале. Вот это, как раз, правдоподобное объяснение происходящего. Они подходят к дому. — Я так рад, что вы вернулись вместе! — говорит Франкенштейн. Рейзел кивает поверх чашки. Вместе? Это что-то значит? — А где остальные? — Задерживаются. — Регис все-таки соврал. Значит, умеет. ~~~ «Регис…» От того, как М-21 произносит его имя, перехватывает дыхание, замирает пульс. Но он всего лишь хочет уточнить, почему Регис ушел с тренировки. Вездесущий Тао, кажется, слишком проницателен. Или они все же попались взгляду его камер? Шепот, торопливые касания, «Кто-нибудь увидит!»… В любой момент в коридор может зайти Сейра или напарники и придется снова делать вид, что они спорят — до закушенных губ, румянца на щеках, сжатых кулаков. И торопливо одергивать одежду, надеясь, что никто не заметит, в каком она беспорядке. Но это не важно, важны руки, ласки, возможность прижаться, наконец, к нему, подставить губы для поцелуя. Первого за слишком долгий день. М-21 целует жадно, вжимает в стену, как будто не может сделать несколько шагов до двери спальни. И он — не может, потому что подгибаются колени, плывет перед глазами, шумит в висках. М-21 отстраняется, смотрит, взгляд тянет, как магнит, завораживает. Регис делает шаг вперед. Смотрит поверх его плеча — прямо на красный огонек. М-21 оборачивается. «ТСЧ!» Тао ничего не сказал. Ни им, ни Франкенштейну. Возможно, просто не видел запись — в те дни в доме не происходило ничего, что требовало ее просмотра. И сейчас не сказал тоже. Регис вздыхает. Франкенштейн делает ободряющие прогнозы, но день идет за днем, и надежда тает — как и уверенность в голосе ученого. М-21 приспосабливается и, кажется, ведет себя так, как раньше — со всеми, кроме него. Даже острые, на грани приличий, пикировки прекратились. Как будто Регис ему не интересен. Поэтому он больше не может тренироваться. Без ободряющих фраз, говорящих взглядов — без взаимопонимания и доверия им не достичь слаженности, о которой говорит Тао. Какая они, в таком случае, команда? Только угроза и опасность друг для друга. Это решение еще больше отдаляет их. Теперь они видятся только в школе и за совместными приемами пищи. М-21 уходит с Такео и Тао, и, кажется, теперь им уделяется большая часть его внимания. Регису достаются только редкие, случайно перехваченные взгляды. Любые попытки зацепить разбиваются о недоумение. Это сводит с ума. Заставляет сомневаться в собственной вменяемости. Заставляет молчать даже тогда, когда они остаются наедине. — Регис? Он уже не реагирует так болезненно-остро на его обращение. Просто поворачивает голову. — Франкенштейн просил… И перестает слушать. Возможно, ему стоит вернуться в Лукидонию. Обмануть, в первую очередь, себя, представив, что ничего не было. От этой отчаянной мысли щиплет глаза, но она приходит все чаще и чаще. Сохранить в тайне попранную честь, обелить запятнанное отношениями с модифицированным мужчиной имя наследника Ландэгрэ? Что-то внутри шепчет, что это — самый правильный выход. Что никто не будет знать и никто, кроме него, не будет помнить об обжигающе-страстных соитиях, заставляющих испытывать оргазм всего от нескольких движений внутри. Регис кусает подушку, чтобы не взвыть от боли. ~~~ — Ты поговорил с Регисом? — спрашивает Тао. М-21 отмахивается и хмурится под челкой. Что он скажет мальчишке, который его даже не слышит? — Мне кажется, Регису не хватает ваших споров, — говорит Такео. — Мы спорили? — Еще как! Аж искры летели! — смеется Тао. — Дай только повод! — Да и без повода — тоже… Спорить без повода? Зачем? — Ты здорово натренировал его во владении «секретным оружием»! — Тао продолжает веселиться, не замечая, что он совершенно не понимает, о чем речь. — Нам бы пригодилось сейчас твое умение… Тао смотрит, долго, как будто просчитывает варианты. Потом решительно поворачивается к ноутбуку. — Хоть шеф и не одобрит, я тебе, пожалуй, покажу. Голос, — совершенно точно его собственный — но интонации в нем: — Думаешь, ей нужна твоя помощь? — язвительность, насмешка, желание раззадорить. — Кроме силы есть еще и манеры! Регис? Вот этот порывистый, эмоциональный мальчишка — Регис? Сжимает кулаки, подается вперед, надменно кривит губы, выдыхает слова… — Очень элегантно, ничего не скажешь! — он слышит свои фразы, словно через вату. — Оставить здесь весь этот мусор… Не только он изменился. Кажется, Регис стал тенью самого себя. Почему? — А есть… подобные записи? Тао качает головой. — Эта сохранилась, потому что после нее случилось ЧП. В остальном запись идет поверх имеющейся информации. Такео отводит глаза. ТСЧ, что происходит вокруг него? Размышления о записи мешают уснуть, задевают что-то в глубине души, что никак не удается вытащить наружу. А ночью снится совершенно сумасшедший сон, где Регис — искрящийся эмоциями, как на видеозаписи — в его руках. Обнаженный. Двигается, выгибается, подставляет губы под поцелуи. М-21 подрывается с кровати так резко, что сбрасывает подушку и одеяло. Сердце сбито с ритма, мышцы паха сводит от эрекции, и в такт пульсу подрагивает член. Он медленно поднимает постельное белье, откидывается на подушку и смотрит в потолок. — Элегантно, нечего сказать! — хмыкает он, когда Регис проливает чай, дернувшись от вопроса Франкенштейна. Звенящая тишина воцаряется в гостиной, и даже чашка в руках Рейзела замирает на полпути к столу. Как будто все ждут что-то важное. — Я… прошу прощения, — говорит мальчишка и уходит мыть руки. М-21, нахмурившись, смотрит на Франкенштейна. Ученый сплетает пальцы перед собой. — Я не понимаю, что происходит, — говорит Франкенштейн. Сейра вздыхает. Рейзел с тонким стуком ставит кружку на блюдце. Тао смущенно ерошит волосы на затылке. Такео смотрит в тарелку. Он опять что-то сделал не так? Почему, когда дело касается Региса, у него стойкое ощущение, что он все делает не так? Такого чувства нет, когда он общается с Такео и Тао, слушает указания Франкенштейна и даже когда вынужден находиться в компании детей. С Регисом — словно каждый шаг — по тонкому льду, под которым — бездна, а под ногами отчетливо слышится хруст, от которого сбивается пульс и тянет в паху. Сумасшедший сон! Сводящий с ума своей реалистичностью… ~~~ Сводящее с ума чувство безнадежности. Решение крепнет с каждым днем, высасывая все краски из окружающего мира. Теперь ему кажется, что все вокруг — безликое и утратившее цвет. Он бы подумал — серое. Но серый цвет для него значил слишком много. Серые глаза. В которых от возбуждения появляются серебряные искры. Серые волосы — неровный срез челки можно поймать губами, когда М-21 наклоняется. Серая шерсть — от осторожных прикосновений к которой иголочками колет пальцы. Тоска не может быть серой. Молочно-белый туман отчаяния затягивает сознание. И в нем — серебряными всплесками — его слова. Тот же голос, те же знакомые фразы. И пустота за ними. Никаких эмоций. Но ведь раньше… Кажется, он перестарался. Регису, как никогда, захотелось вернуть сказанные в запале слова. Но на это не хватает способностей ноблесс. Смотреть, как М-21 подходит, страшно, до дрожи в коленях, и волнительно, до спазма в горле. Регис замер, не решаясь оправдываться. От М-21 исходит ни с чем несравнимый букет эмоций. Ярость, сомнения… и возбуждение. Регис пятится. Упирается в стену. Выдыхает, как перед прыжком, и поднимает взгляд вверх — в серебряные глаза. — В следующий раз выбирай другой объект для насмешки! Челка качнулась, закрыла глаза — М-21 наклонился, впечатал ладонь в стену над его плечом. Регис смотрит на его губы, чуть побелевший от сдерживаемых эмоций шрам. — Лучше тебе вспомнить о манерах и не дразнить меня. Еще немного, и я приму твои подначки за попытку соблазнения. Тогда не ручаюсь за себя! — Но я не пытался… — Я знаю. Поэтому предупреждаю. — Ничего ты не знаешь… — растерянно сказал Регис в спину М-21. И после мучительного разговора с фамильной гордостью пришел к нему в комнату. Сам. И были сводящие с ума бесконечные поцелуи, когда язык царапался о клыки, а воздуха не хватало, чтобы отдышаться. И неловкий разговор о том, что честь клана и гордость — ничто по сравнению с чувствами. И жаркое, до огненных кругов перед глазами, желание. Не остывающее желание. Нужно набраться мужества и сообщить о своем решении Франкенштейну. Лучше в Лукидонии терпеть насмешки о неудавшейся миссии, чем неловко делать вид, что все идет хорошо. ~~~ — Твои способности восстанавливаются, и синхронизация идет хорошо, — говорит Франкенштейн, листая распечатки результатов очередного осмотра. — А что с памятью? Появились какие-то воспоминания? — Нет. Ничего. Ничего кроме повторяющихся, и обретающих все больше подробностей снов. В которых Регис — в его постели, прогибается перед ним, позволяет глубоко входить в себя, или касается губами его члена. От которых весь день держит напряжение и чертовски неловко смотреть на мальчишку. А Регис перехватывает взгляды, сводит брови — совсем как во сне, отворачивается, и хочется взять за подбородок, вздернуть вверх и выдохнуть в сжатые губы «Смотри на меня!», как будто он имеет право приказывать. ТСЧ. К Регису тянет, как магнитом. Уже не нужно указаний Тао, чтобы пытаться разговорить мальчишку. Но Регис избегает оставаться наедине, словно боится. Боится? Его? Впрочем, некоторых своих порывов он боится и сам. И непонятно, что останавливает — возможное недовольство хозяина дома или отчаяние в красных глазах. Если бы не этот взгляд, он, наверное, давно схватил мальчишку за плечи, встряхнул и задал простой вопрос — что между ними было? Неужели вот это? Слепящее, обжигающее, приходящее во снах? Или сны — это всего лишь выверты подсознания и неутоленное возбуждение, которое подпитывает запах Региса? — Ты потрясающе пахнешь! Мальчишка вскидывается, но ему некуда сбежать — Регис зажат между ним и раковиной, между его упершимися в столешницу руками. Наконец-то они наедине, наконец-то никого нет в гостиной. Он утыкается в серебряные волосы, трется носом о шею, вжимается в мальчишеское тело. — Что ты… делаешь? — паника, огромные глазища с расширенным зрачком, сдавленный возглас. — Ты же хочешь меня, я чувствую… Он действительно чувствует возбуждение Региса — как свое. Остро, невозможно. — Нет! Вспышка. Его отбрасывает на несколько шагов назад, под пятками собираются складки ковра. — Регис? Мальчишки нет в гостиной, и только легкий шлейф запаха заставляет раздувать ноздри, медленно соображая, что чуть не натворил. ~~~ Похоть. Жесткая, звериная. Кажется, если бы он помедлил — М-21 овладел им прямо там, на кухне. И Регис бы поддался — чувствуя под животом холодный край раковины, сгорая от стыда, от возбуждения и от ворованного счастья. Ворованного у того М-21, который, кажется, уже не вернется. Он смог оттолкнуть. И удрать. — Я хочу… вернуться в Лукидонию. Слова даются с трудом, тяжелее, чем вызвавшее их решение. Еще труднее выдержать недоумение Франкенштейна. Печаль Рейзел-нима. Удивление Такео и Тао. Сочувствие Сейры. А язвительное «Сбежать решил?» и вовсе заставляет сжать кулаки до глубоких лунок от ногтей на ладонях. — Не разобравшись? — Да. Они снова разговаривают — поверх слов, адресованных другим, пряча под общим разговором то, что происходит между ними. — Это окончательное решение? — спрашивает Франкенштейн. Регис кивает. — А как же манеры и достоинство? Именно их он и пытается спасти, осознавая, что еще несколько слов М-21 — и он распластается у его ног, умоляя, соглашаясь на что угодно, только не холод и боль одиночества. — Почему ты меня избегаешь? Вопрос застает врасплох посреди темного пустого коридора. Регис никого не ожидал встретить — никто не ходит тут ночью. Поэтому некого позвать на помощь. Да и не станет он… — Я... не избегаю. — Врешь. М-21 подходит, поднимает голову за подбородок. — Когда ты врешь, ты не смотришь в глаза. — Я не могу сказать... Он вырывается, пятится, по-прежнему отводит взгляд. — Я тебе настолько неприятен, что ты готов вернуться в Лукидонию? — Нет! Все запуталось, перекрутилось, смешалось в ужасающий ком отговорок, лжи и отчаяния. Как теперь объяснить, что он видит в нем другого человека? С его внешностью, его голосом, его руками. Как позволить этим рукам ласкать себя, если М-21 не помнит, что они… Но прикосновения, такие знакомые и одновременно пугающе-чужие сметают мысли, заставляют выгибаться, сдерживая стоны… — Я же говорил, что чувствую твое возбуждение. Щеки, уши, шея горят от откровенного утверждения. Заставляют отшатнуться и холодно сказать: — Это нелепое предположение противоречит всякому такту! Увидеть, как дергается губа, приподнимая шрам, почти оскал, почти — выброс силы. Если М-21 попробует удержать… Регис прячется за дверью спальни. Невыносимо сражаться с его напором и собственной слабостью одновременно. Он должен вернуться в Лукидонию! ~~~ Сдерживаться все труднее — нестерпимо хочется удержать мальчишку, сжать узкие плечи, вмять в стену, чтобы не смог вывернуться. Потребовать объяснений, заставить признаться, от чего он сбегает в Лукидонию? От него? Что-то случилось между ними, до потери памяти? Он… не справился с собой? Сжал в кулаке тонкие запястья, впечатал лицом в подушку, чтобы не слышны были стоны, надавил на талию, заставляя прогнуться и поднять узкие бедра, вбился на всю длину, рыча от наслаждения, граничащего с безумием… Против воли?! Пришлось тряхнуть головой, отгоняя догадку. Он же не мог так поступить? Или мог? Опьянев от свободы и вседозволенности, зная, что Регис не станет звать на помощь или использовать силу в доме? Тогда может и потеря памяти — дело рук мальчишки, а вовсе не последствия драки с оборотнями? ТСЧ. Невозможно проверить это, не поделившись сомнениями. А признаться, что он мог наброситься на мальчишку, невозможно даже себе. Но это предположение подтверждается поведением Региса. И ощущениями, что руки наизусть помнят его тело, а губы — вкус кожи, поцелуев, и, кажется, даже спермы. Он был в спальне Региса… неоднократно? Делал с мальчишкой то, что почти каждую ночь видит во сне? Видел его перед собой — на коленях, распластавшегося по кровати, перепачканного спермой? Чувствовал, как Региса бьет оргазм… Регис возбуждается от его близости — усиливается запах, расширяются зрачки, красноречиво выпирает ширинка. Но мальчишка пытался это спрятать, а теперь и вовсе захотел сбежать. Решил, что постыдные поступки канут в его беспамятстве? Тао рассказывал о знакомстве с каджу Ландэгрэ. Пожалуй, на месте его внука он бы всеми силами старался скрыть подобные отношения. Нужно поговорить с Регисом. Где-то, откуда он не сбежит и где не будет риска, что кто-то случайно прервет разговор. Например, в комнате Региса. Он стучит, прежде чем войти. Наверное, если бы Регис спросил «Кто там?», он не смог ответить. Но из-за двери звучит: — Да? И он давит на ручку. Регис вскидывается. Неужели, не почувствовал, кто за дверью? — Что ты… здесь? Он прислоняется спиной к двери, закрывая выход. — Я хочу знать, что между нами было. ~~~ М-21 все-таки задает этот вопрос. Регис кривит губы, отводит взгляд и пытается заставить замолчать тот голос, который умоляет признаться. Рассказать, всколыхнуть, заставить вспомнить. Но решение принято, и он произносит, роняя слоги: — Ни-че-го. — Посмотри на меня! «Когда ты врешь, ты не смотришь в глаза!» Регис вскидывает взгляд, смотрит, словно прикасается к каждой черте лица, мысленно вплетает пальцы в волосы. И повторяет глухо: — Ничего. Отворачивается. — Я тебя… принуждал? — Что?.. Что он хочет сказать? Неужели он что-то вспомнил? Кривой оскал, морщины на переносице — разговор тяжело дается и ему. — Я брал тебя… силой? Регис отшатывается от подобного предположения. Хватает ртом воздух, сжимает кулаки. — Нет! М-21 подходит ближе, заставляет пятиться, пока Регис не натыкается на спинку кровати. — Тогда почему?.. Осторожное прикосновение костяшками пальцев к щеке. Невыносимое желание перехватить ладонь М-21, развернуть, потереться об нее. Регис смотрит вверх. Взгляд настороженный, цепкий, как будто М-21 готов пресечь попытку к бегству. Но Регис не сопротивляется, и изогнутые губы растягивает победная ухмылка. Превосходство. М-21 никогда не смотрел на него так! Колени подогнулись, ноги разъехались, и Регис позорно шлепнулся на пол. — Ты — другой! Я не могу… Уперся рукой в пол между колен, но не смог подняться, только бессильно сгреб ворс ковра. М-21 опустился на корточки. — Другой?.. Настороженный, циничный. Не знакомый. Регис закрывает глаза, чтобы не видеть его губы так близко. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Регис чувствует, как под закрытыми веками собирается влага. — Уходи. Он не открывает глаз и только по шороху движения чувствует, что М-21 поднимается, сжимает его за плечи, тянет вверх. Регис присаживается на спинку кровати. И остается в одиночестве. Решительность тает. — Я должен закончить кое-какие дела, а после мы подумаем о твоем возвращении, — соглашается Франкенштейн. Регис сжимает кулаки, надеясь, что это случится как можно скорее. ~~~ Франкенштейн планирует вылазку в лабораторию Кромбеля. Чистой воды сумасшествие, но… — У него есть вещь, принадлежащая мне, — улыбается Франкенштейн, и от этой улыбки веет тьмой. — Я хочу получить ее назад. Тао сосредоточенно разрабатывает пути отхода, Такео проверяет оружие. — А… я? — он не уверен, что хочет снова оказаться в лаборатории, но не может оставаться в стороне. — Зачем тебе это сейчас? — спрашивает Франкенштейн. — Информация. Мне нужна информация об М-серии! — это он не забыл. Напарники кивают, и он чувствует поддержку — необычно, словно подставленное для опоры дружеское плечо. — Нет. Ноблесс не воюют с Союзом! — останавливает Франкенштейн двух благородных подростков, рвущихся с ними. О присутствии Рейзела никто не упоминает. Раскуроченная дыра в заборе с колючей проволокой поверху. Такео морщится, но добивает раненого охранника. Шерсть покрывает руки, плечи и даже шею — он рыщет по лаборатории в поисках Кромбеля. Тщетно. Кромбель давно покинул это место, оставив десяток трупов — самых ценных сотрудников он устранил сам, бросив для них два десятка солдат. Где-то в центре базы Тао потрошит компьютер. На крыше Франкенштейн подбирает слова, чтобы объяснить своему Мастеру, почему в резервуарах с подопытными отключена система жизнеобеспечения. Он вваливается в координационный центр. Тао не успевает свернуть окно. На мониторе — его фотография. — Ты нашел, да? Тао кивает. На лице — горечь. Встает, уступает место за компьютером. М-21 просматривает папки-досье и отстраненно думает, что лучше ему не видеть эти файлы. Тогда он мог бы похоронить своих товарищей безымянными, но со светлой памятью. Теперь каждое кодовое имя осколком взрывается в мозгу, выцарапывая кровавые ошметки воспоминаний. М-64. Шарк. Отказ дыхательной системы. Тело передано для проведения экспериментов доктору Айрис. Зачислен в ДА-5. М-51. Кранц. М-49. Хаммер. М-36. Родин. Остановка сердца. Тело передано в лабораторию Двенадцатого старейшины. В последующем зачислен в отряд Церберы. М-18. Кед. М-80. Лутай. М-75. Кальвин. Паралич конечностей, тело оставлено для дальнейших экспериментов. М-24. Двойное ранение в сердце. Поглощен мимикром под именем Марк. Перед глазами поплыли строчки. Он отшвырнул монитор, чувствуя, с каким упоением острые когти кромсают податливый пластик. Разворотить здесь все, не оставить камня на камне от корежащего не только тела, но и души места… уничтожить их все! Он оттолкнул сунувшегося с утешениями Такео. Замахнулся на заступившего дорогу Тао. Сквозь красную пелену увидел, как Такео оттаскивает от него напарника. Грохот обломков, выбросы силы. Перекрытия, лестничные пролеты, перегородки, словно картонные, мнутся под ударами. Кажется, его звал Франкенштейн. И где-то на задворках сознания — Рейзел. Похоже, они боятся подойти, чтобы не покалечить его. Смешная жалость! Звон стекла, выплескивающаяся из резервуаров зеленая муть — словно рвота или желчь, забивающая горло. И сквозь все это буйство разрушения — серебряный вихрь. Он остановился, словно когти налетели на преграду. Регис. Мальчишка — в шаге от него, тяжело дышит, закусывает губу. Держит подрагивающий силовой купол. Он занес лапу. Регис бросился вперед, поднырнул под удар, обхватил за талию. Уткнулся в грудь, обжигая слезами обнаженную кожу. — Прекрати, прекрати, пожалуйста! — пальцы цепляются за шерсть, плечи дрожат от рыданий. На щеке — царапина, оставленная когтями. Рубиновые капли смешиваются со слезами, впитываются в шерсть. Кожа горит. Он замер. Мальчишка не использовал ни силу, ни ментальный контроль, но от его прикосновений рассеивалась багряная пелена перед глазами, уходила ярость. М-21 посмотрел на серебряную макушку, почувствовал, как безумие покидает сознание. Осторожно провел когтистой ладонью по узкой спине. — Все… хорошо, — протолкнул он через сведенное спазмом горло. Язык зацепился за клыки. Регис всхлипнул. Сцепленные пальцы разжались, рука скользнула по спине, приглаживая вставшую дыбом шерсть. М-21 поймал ладонь Региса, сжал в кулаке, переплетая пальцы. Удивленные голоса на периферии сознания: — Регис, откуда ты здесь? — М-21, у тебя получилось! Полная трансформация! Регис отстранился, медленно разнимая руки. — Я… Мальчишка пятился, словно испугался своего поступка. — Я почувствовал… — Регис, ты так вовремя! Как тебе удается утихомирить М-21 в трансформе? Нас он даже не подпустил! — Как в тот раз, помнишь?.. Ничего он не помнит! Встряска сходящей трансформации. Руки, исцарапанная кожа, обрывки рубашки. Рейзел отвернулся, дав молчаливую команду уходить. За спинами грохнул взрыв. Регис больше не смотрел на него. ~~~ Необъяснимый порыв, нестерпимый зов — Регис нужен там, и не важны договоренности с Союзом, безразлично, что Сейра осуждающе смотрит вслед. Он не понимает, как добрался до этого места, не зная ни направления, ни ориентиров. На базе нет врагов, но напарники настороженно смотрят в пролом, а там… Там беснуется оборотень в полной трансформации, с грохотом крушит безжизненные руины, добавляя хаоса в происходящее. От оборотня во все стороны плещется боль. Регис ускользает от попытки Франкенштейна поймать его за руку, протискивается в пролом. Щеку щиплет, острые когти вспороли кожу, оборотень замер. Регис прижимается к груди, перебирает шерсть, шепчет: — Прекрати, прекрати, пожалуйста! Чувствует руку на своей спине — почти объятия, почти воспоминания. Слишком больно, чтобы не сорваться. Регис заглядывает в глаза, ждет ответного пожатия… Бесполезно. Он смог успокоить оборотня, но растревожил подернутую пеплом рану. Все, как раньше, кроме тепла во взгляде М-21. Все, как раньше, кроме ответной улыбки, молчаливой благодарности… — Регис, откуда ты здесь? Он не знает, как ответить на этот вопрос. Как ответить на этот вопрос Франкенштейну, который запретил ему вмешиваться. Регис пятится, пытаясь скрыться от общего внимания. — Я почувствовал… — Регис, ты так вовремя! Как тебе удается утихомирить М-21 в трансформе? Нас он даже не подпустил! Регис даже не хочет думать, что случилось, если бы М-21 не подпустил и его. Он отворачивается, замечает дымящиеся останки раскуроченной базы. Вой сирен, дым, всполохи. Ауру сильного противника… ~~~ — Традио! — сквозь зубы цедит Франкенштейн, и М-21 чувствует ауру силы, едва ли не превосходящую силу Ноблесс. — И прихвостней притащил! Аура Темного копья, гудение Пространства крови — ему некогда обращать внимание на это — помощники предателя намного сильнее предыдущих противников, их скорость и сила недоступны его способностям. А трансформация, кажется, себя исчерпала. Такео и Тао пытаются прикрыть их с Регисом, но вскоре им самим приходится защищаться, и поддержка пропадает. Он в очередной раз харкает кровью, поднимается с взрытого ударами асфальта. Впереди, пошатываясь, стоит Регис. Зажимает рукой окровавленный бок, второй пытается держать щит. Его противника прошивает насквозь осколок Темного копья. Схлопывается щит, Регис тяжело распрямляется и поворачивается к нему, не замечая, что сзади новый противник заносит руку для удара в незащищенную спину. Он бросается вперед, забывая о переломах и разорванных внутренностях. Успевает оттолкнуть мальчишку и получает в грудь удар, перемешивающий осколки костей с ошметками легких. Катится к ногам Региса. У мальчишки сияют глаза, и во все стороны плещется сила, как будто что-то пробуждается в нем. Выбросом энергии сшибает противника, и Регис падает на колени. Улыбка, наверняка, выглядит перекошенной, но М-21 улыбается. Отголоски боя стихают, хотя, возможно, это кровь стучит в висках, потеряв путь циркуляции. Регис что-то говорит, слезы текут по щекам, отчаяние плещется в глазах — наверное, хреново он выглядит, раз мальчишка так разволновался. Зато занемели мышцы лица, и уже не так трудно держать улыбку, только жалко, что губы не чувствуют осторожных прикосновений тонких пальцев. Но он уже помнит их — и первые, неловкие, и смелые, чувственные. Помнит, какие мягкие и сладкие губы у мальчишки, как легко заставить его потерять голову, всего лишь проведя по ним большим пальцем. Помнит, как часто дышит Регис, когда он стягивает с него брюки, как стонет, когда он трогает губами его член. Помнит, как всхлипывает и дрожит мальчишка, когда кончает. Какие-то другие воспоминания теснятся, норовят занять свои места в разорванном полотне памяти, но они не имеют смысла сейчас. Регис гладит его по лицу, просит держаться, но он чувствует, как замедляется ритм сердца. Три… два… Он уже видит силуэты товарищей, и знает, что не скажет ни слова об их именах. Но он еще не сказал самое важное Регису. — Я помню. Я тебя люблю. Кровавая пена кипит на губах, мальчишка стирает ее пальцем, наклоняется ниже, как будто не услышал. Один… Ослепительная вспышка, белое сияющее пространство, которое перечеркивает красный всполох. ~~~ У его крови — нестерпимо-соленый вкус. Регис не осознает, что кровь смешана с его слезами, от которых жжет глаза. Впрочем, потом он подумает, что это от едкого дыма. Он же знает, что контракт заключается совсем не так, но все равно снова и снова пытается дозваться, шепчет пустые ритуальные фразы. В памяти, или беспамятстве — только вернись! Глупые сомнения, колебания — все не в счет, потому что кровь не отзывается, сердце оборотня замирает, и тяжелеет тело на коленях. Почему он медлил? Почему позволил тратить последние силы, чтобы сказать, что вспомнил? Нужно было накрыть губы губами, заставить замолчать, поделиться дыханием до прихода помощи… Регис наклоняется, прижимается губами к разрыву шрама, трогает слипшиеся от крови волосы. — Пожалуйста, пробудись! В своей бесконечной вечности, в холодных оковах фамильной чести… — Я не смогу без тебя… Легкий намек на дыхание. Размеренный стук в развороченной грудной клетке. Судорожный вдох. Мир оживает, двигается, наполняется запахами и красками. Потому что в серых глазах появляются живые искры. Полоски шерсти пропадают со щек, и с хриплым выдохом спадает трансформация. Неровный срез серых волос качается, когда М-21 скатывается с его колен и отворачивается, скрывая попытки выкашлять из легких запекшуюся кровь. — Регис, что у вас произошло? — кричит Франкенштейн, привлеченный всплеском силы. — М-21? — вопит Тао откуда-то сверху. — Регис? Сейра? Откуда она здесь? Больше незачем сбегать и прятаться. Спальня — безразлично, его или М-21, — опять на двоих. — Я думал, что сойду с ума, — говорит Регис, трогая горячую кожу в распахнутом воротнике рубашки. — Я думал, что уже сошел... — М-21 наклоняется, утыкается в шею, шумно дышит. — Я почти сдался тебе… — признает Регис и ждет заслуженный упрек. М-21 трется о волосы, хрипло выдыхает: — Я бы добился тебя снова. Теперь ты… позволишь? Регис позволяет — захлебываясь близостью, растворяясь в его ласках.