Не задерживайся допоздна.

Сегодня погода, на удивление, солнечная. Юлик приехал. Ларин невольно улыбнулся. «Я приехал, на К улице». Критик быстро надел обувь и вышел из квартиры, заказав машину. Он ехал в такси и думал о том, сколько всего изменилось с их последней встречи. Дмитрий не знал, что чувствует Онешко, но понимал, что не должен выставлять свои чувства напоказ. Солнце приятно грело. Мужчина вышел из такси, расплатился и набрал Юлика. Тот в ответ лишь велел подождать. Через пять минут критик увидел знакомый силуэт. Он согнал улыбку со своего лица, стараясь быть таким, каким был на экране, пусть и не был уверен, что скетчер поведется на это. — Привет, — Юлик улыбался, что приносило некоторые неудобства Диме, — поедем к тебе, или сначала прогуляемся? — Гулять лучше ночью, — сухо произнес критик в ответ, но голос все же предательски дрогнул. Оставалось лишь надеяться, что парень ничего не заметил. Идя домой, Онешко старался завести разговор, начиная с самых банальных тем, по типу погоды и завтрака. Ларин отвечал максимально коротко, идя чуть впереди скетчера, чтобы тот не видел его смущенного лица. Совсем скоро они были в квартире Ларина. Юлик немного задержался в прихожей, рассматривая интерьер и светло улыбаясь. Тем временем Дмитрий уже стоял на кухне. — Кофе будешь? — для приличия спрашивает хозяин квартиры. — Нет, спасибо, — отвечает гость, заходя в уютную маленькую кухню, — я позавтракал в кафе. Ларин ставит чайник. С появлением Юлия на кухне становится ещё более уютно. Парень садится на стул, уже не улыбается. — Ты все ещё сидишь на… — он останавливается, сглатывая. Ларин понимает, о чем пойдет речь. Он все ещё сидит на антидепрессантах. Только вот он не пил их уже три дня, поэтому моментально становится раздражительным, стоит лишь заговорить об этом. Но сейчас он сдерживает себя. — Какое тебе дело? — не дождавшись, пока Онешко полностью задаст вопрос, говорит Дима, облокотившись о плиту. Юлий приходит в ярость от спокойного тона критика. — Ты знаешь, какое мне дело, — вскочив со стула, выпаливает парень, — ты осознанно убиваешь себя и даже не думаешь о том, что все ещё можно исправить! — Глаза Юлика темнеют от ярости. Ларин все с тем же спокойствием смотрит на разъяренного Онешко. — Я в состоянии сам разобраться, не трать свои нервы впустую, — монотонно произносит Ларин. Он с невозмутимым взглядом смотрит на Юлика. Кажется забавным то, как отчаянно скетчер пытается влиять на критика. Это стало для парня последней каплей. — Знаешь, мне не стоило приезжать, раз ты сам в состоянии, — Юлий почти вылетает из кухни. Ларин не выдерживает и бросается за ним. Он не пил антидепрессанты несколько дней, и сейчас это дает о себе знать. Он резко хватает Юлика за руку и вдавливает в стену. — Прекрати вести себя, как обиженная баба. — Критик не контролирует свои действия. — Я три дня ничего не принимал. Видишь, — он срывается на крик, — видишь, что со мной происходит? — Ларин резко отпускает Онешко, но не сводит с него взгляда. Юлик молчит. Страх сковал тело. Даже после того, как Ларин отпустил его, он не может отойти от стены. — Дима.. — голос срывается на хриплые нотки. — Если хочешь остаться, — успокоившись, начинает Ларин, — тебе придется принять то, чем я живу. Не можешь — уходи. Не мучай себя. И… — он замолкает, сглатывая, — меня не мучай. Ком застревает в горле. Юлик и предположить не мог, что Ларин может быть таким откровенным. И скорее всего, Онешко — первый, кому раскрылся критик. Маска мрази, вегетарианца, женоненавистника и даже чайлд-фри летит к чертям. Ларин не считает нужным больше скрывать свою тягу к препаратам. Он такой, каким был всегда. Был где-то внутри, наедине с собой. В утробном крике. Теперь Юлий понимает это, отчего боится ещё больше. — Я… останусь, — наконец произносит он после долгой паузы. Ларин наблюдает за Юликом. Он видит сомнение в его взгляде. И что-то ещё. Слова ударяют в голову. Он незаметно выдыхает и уходит на кухню, не говоря ни слова. Мужчина хотел бы поблагодарить, сказать много ненужных слов. Но вместо этого уходит. Он слишком много показал сегодня себя. Открываться невероятно сложно. Зайдя на кухню, он тянется к бутыльку с таблетками. Ларин стоит у окна и вертит в руках маленькую баночку. Слышно, как внутри перекатываются таблетки. Юлик какое-то время ещё стоит в прихожей. Он не заходит на кухню, а остается в проходе, сам того не замечая, разглядывает критика и не может отвести взгляд. Слишком Дима красив. Слишком выделяются его лопатки, спина и локти. Своеобразный питерский памятник. Мемориальные черты. Особенный. Выделяющийся из всех. Ларин слышит, как заходит Юлик. Не оборачиваясь на него, он открывает баночку, достает две таблетки, кладет их в рот, запивает водой. Эффект наступит через три минуты пятнадцать секунд. За шесть лет он выучил. Десять секунд. Он расправляет плечи, лопатки двигаются под футболкой. Все это время Онешко неподвижно стоит. Он бы хотел кинуться к Ларину, выбить таблетки из рук, обнять, наплевав на недоумение Димы. Но вместо этого он лишь наблюдает за движениями рук критика, за лопатками. — Я так понимаю, сегодня мы никуда не пойдем? — тихо спрашивает скетчер, садясь на стул. Ларин поворачивается к Юлику, смотрит ему прямо в глаза. Несмотря на то, что парень плечистей и чуть выше его, в Диминых глазах он ребенок. Тем более, когда таблетки подействовали. — Можешь идти один, я не держу. Он отходит от окна и ставит стакан на стол. В этот раз Юлик не выдерживает этого спокойного тона, который давит на нервы, заставляя его думать, что Ларину совсем плевать на его мнение, да и на него вообще. Парень подходит к критику со спины, обнимает его. Руки дрожат. Ларин чувствует теплое дыхание Онешко, его руки, мелкую дрожь. Все это затмевает действие таблеток. Критик начинает осознавать, что больше нет сил прятать чувства, понимает, что он кому-то нужен, что в нем кто-то нуждается так же сильно, как и он в ком-то. В ответ Дима лишь накрывает ладонь Юлика своей. — Если соберешься идти — не задерживайся допоздна.