Strike

Ники сидел на надувном матрасе, приглаживая рукой падающие на лоб кудри. По правде говоря, он был немного удивлён — удивлён неожиданным поворотом событий и тем, к чему привело небольшое собрание, которое он созвал этим же утром. Многие из них, конечно же, были поражены, когда в ходе него Ники неожиданно поднялся с места и заявил, что гонка должна быть отменена, потому что трасса слишком опасна в такую погоду. Он был почти уверен, что они собирались просто проигнорировать его слова, решив, что он обыкновенный трус или что-то вроде того, но тут с места поднялся Джеймс Хант. Пользуясь лишь улыбкой и призывами к поддержанию товарищеского духа, ему удалось убедить остальных прислушаться к Ники — и вот теперь все они здесь, устроили импровизированную забастовку в одном из номеров отеля, потому что ФИА не удовлетворила их просьбу. Поначалу идея казалась хорошей: все пилоты, вне зависимости от команд, объединили усилия во имя достижения общей цели. Безо всякого предупреждения они решили использовать номер Регаццони в качестве своеобразного бункера. Джоди, Эмерсон и Жаки занялись покупкой матрасов, в то время как Ронни и остальные поспешили запастись достаточным количеством еды; Джеймс же всеми силами старался зазвать кого-либо из прессы внутрь, чтобы привлечь к происходящему побольше внимания и таким образом заставить ФИА принять их требования. Пожалуй, единственным недостатком плана было то, что спустя пару часов два десятка людей, запертых в одной комнате, непременно станут маяться со скуки. Каким-то образом после полудня Йохену удалось пронести в номер алкоголь, пустив бутылки по кругу при посредничестве Джеймса. Как следует приложившись к водке, Ронни вдруг решил, что сейчас самое время надуть матрасы, и это превратилось в целое соревнование: пилоты пытались выяснить, кто из них сможет надуть хотя бы один собственными усилиями, но никто не смог, после чего Регаццони предложил воспользоваться воздушным насосом, и они с Франсуа не успокоились, пока не покрыли матрасами весь пол, в результате чего стало невозможно ходить. Впрочем, некоторые из них уже и так не смогли бы, даже если б захотели. К вечеру Ники обнаружил себя в окружении полуголых и пьяных пилотов Формулы-1. Даже Регаццони который поначалу гневно ругался и дулся на Йохена и Джеймса, а затем и на самого Ники, потому что те двое просто не стали его слушать, теперь радостно распевал что-то вместе с Джоди и Марио, сидя на одном и матрасов. Да и Ники не смог дольше удерживать себя подальше от алкоголя и вскоре тоже снял рубашку, потому что в комнате вдруг стало ужасно жарко; но, в конце концов, он хотя бы не довёл себя до того состояния, в котором находились все остальные. Завтрашнее утро даже без похмелья обещало быть адским. Стояла ночь, и в какой-то момент все разговоры постепенно начинали стихать, так что Карлос предложил всем лечь спать. Ники огляделся вокруг и решил, что место, где он сейчас и сидит, прекрасно подходит для сна: по правую сторону от него лежал раскрасневшийся Ронни, а слева было достаточно места, потому что матрас располагался в углу комнаты. Когда все улеглись по местам, кто-то выключил свет, и в помещении воцарилась тишина. Ники довольно вздохнул: тишина и темень всегда кстати после такого-то шума. Он поудобнее устроился на своём матрасе, отодвигаясь от Ронни настолько, насколько это возможно, вплоть до того, что прислонился голой спиной к прохладной стене, и закрыл глаза. И тут матрас по правую сторону прогнулся. Он открыл глаза, однако они ещё не успели привыкнуть к абсолютной темноте, окутавшей его, а поэтому он не смог различить ничего, кроме силуэтов теней. К счастью, это продлилось недолго, и спустя несколько минут он разглядел в темноте пару голубых глаз, в которых играли отблески тусклого уличного света. — Хант… — Шшш, все спят, — прошептал Джеймс, пытаясь сдержать улыбку, с каждым словом становившуюся всё шире. — Чего ты хочешь? — шепнул Ники в ответ. — Искал место для сна. Ники нахмурился в темноте. — А что не так с кроватью? — спросил он. К своему собственному ужасу, не было ни дня, чтобы Ники не знал о том, где находится на данный момент Джеймс Хант. Он всегда стремился к нему и уже непроизвольно искал его, будто его сознание и слух были настроены на голос Джеймса или звук его шагов; он всегда знал, в какой точке комнаты тот находится, и всё остальное отходило на второй план, исчезало в водовороте ощущений, вызванных его присутствием. Сегодняшний день не стал исключением, так что Ники был прекрасно осведомлён о том, что до того, как свет выключили, Джеймс и Джеки заняли единственную в номере кровать. — Короче говоря, Франсуа спихнул меня, чтоб спать на ней самому, — просто ответил Джеймс. — А я вспомнил, что ты где-то тут, и к тому же я не очень-то и устал. Матрас прогнулся снова, ещё ближе к Ники, и он внезапно ощутил поток прохладного воздуха и запах Джеймса совсем рядом. — Просто, — прошептал тот ему на ухо, кончиками пальцев ведя по его щеке и ниже, очерчивая изгиб шеи, — ужасно, — другой рукой дразняще касаясь его живота, а затем и спины, заставляя кожу покрываться мурашками, — скучно. Стон, сорвавшийся с губ Ники, застал врасплох его самого, когда Джеймс обхватил его полувозбуждённый член правой рукой, без предупреждения. Джеймс тихо рассмеялся ему в губы. — Прекрати! — зашипел Ники, не в силах скрыть дрожь в голосе за раздражением. — Шшш, — напомнил ему Джеймс о необходимости быть потише, и ещё одно быстрое движение рукой заставило Ники проглотить стон, грозящий вырываться снова. Джеймс всё ещё мучительно ласкал его, так что следующий стон и мычание Ники растворились в поцелуе. Так продолжалось ещё некоторое время; фигура Джеймса, почти нависшего над Ники, загораживала свет, погружая того в абсолютную, слепящую темноту. Однако это не помешало ему дотянуться до Джеймса, запустив одну руку в его волосы, другой рукой оглаживая мускулистую грудь, касаясь губами его шеи и прикусив чуть выше ключицы, когда Джеймс провёл большим пальцев по головке его члена. Впрочем, в этот раз он и сам был тем, кто нарушил тишину ночи приглушённым стоном. — Шшш, — на этот раз сказал Ники: тонкие шорты на Джеймсе едва ли явились преградой. Джеймс усмехнулся, фыркнув, и они оба безмолвно согласились удовлетворить друг друга, находя нужный ритм, подстраиваясь под него. Матрас под ними скрипел от каждого движения, ткань липла к телу; каждый укус, игра с волосами, движение пальцев — всё было сделано одним намеренно, чтобы вызвать громкие вздохи у другого. Что ж, тоже своего рода вызов. Ники зажмурился и прикусил губу, пытаясь хоть как-то сдержать звуки, готовые сорваться с языка, доводя при этом до исступления и Джеймса, и это казалось ему изнуряющим и волнующим одновременно. На самом деле, втайне Ники нравилось это чувство, когда от сводящих с ума ласк Джеймса адреналин растекается по телу, с головы и до кончиков пальцев, а потом вдруг наступает момент, когда от одного лишь грубого движения он выгибается, прижимаясь к холодной стене, и внезапно всё становится слишком невыносимым и недостаточным одновременно, и он кончает со сдавленным вскриком. Оргазм ощущается так, словно он спрыгнул с отвесной скалы прямо в бездну. Приглушённый вздох Джеймса возвращает к реальности, Ники делает ещё несколько движений вверх-вниз, прежде чем доводит его до пика, и он изливается белым между ними несколько мгновений спустя, кусая собственные губы, пытаясь сдержать стоны. Какое-то время они делят одно дыханье на двоих, а затем Джеймс ложится сбоку, отчего-то не способный унять приступы смеха, и Ники утыкается лицом в его плечо, переводя дыхание. Потом они просто смотрят друг на друга, и, пожалуй, нельзя винить Ники в том, что он целует насмешливо глядящие на него голубые глаза. — Зачем ты это сделал? — спрашивает он, устраиваясь поудобнее рядом с Джеймсом. — Я думал, всё и так ясно, — тихо ответил тот, всё ещё тяжело дыша. — Мне было скучно. — Да не это, придурок, — Ники пихает его в бок. — Зачем ты помог мне тогда, во время собрания? В конце концов, он должен был спросить об этом. Вопрос крутился в его голове весь день, ведь он прекрасно знал, что Джеймс с таким же успехом мог отказаться и провернуть всё в свою пользу просто назло ему, и это мысль не давала Ники покоя. Он скорее почувствовал, чем разглядел в темноте, как Джеймс пристально смотрит на него, словно в установившейся тишине он слышит мысли Ники, слышит всё, что тот оставил недосказанным, и ждёт, когда эти самые мысли затихнут, чтобы ответить. — Ну, в общем-то, ты был прав, если не считать слов о том, что ты самый быстрый на треке и прочий бред. Так что, наверное, я просто хотел помочь тебе, — Джеймс вздохнул и повернул лицо Ники к себе, чтобы тот посмотрел на него. — Ники, я знаю, я не эксперт в этом деле, но мы вместе уже несколько месяцев, и я удивлён, что ты не рассказал мне о задуманном. Я мог бы помочь тебе, если бы ты рассказал. Правда, я хочу помогать тебе. Просто позволь мне делать это. По правде говоря, в некоторых вопросах Джеймс всегда оставался для Ники чем-то вроде головоломки. С самой первой встречи он всегда превосходил ожидания, удивляя Ники, заставляя его менять о себе мнение ровно в тот момент, когда он уже думал, что раскусил Джеймса. Даже их отношения оказались следствием одной такой перемены, но и спустя месяцы Джеймс не переставал поражать Ники, открывая ему больше, чем Ники дерзнул бы предположить. — Ты каждый раз умудряешься удивить меня, Джеймс Хант, — сказал Ники наконец, не найдя более подходящих слов, верно отражающих всё, что творится у него в голове. — Это хорошо или плохо? — спросил Джеймс, пряча серьёзность за широкой улыбкой. — Я не знаю, — честно признался Ники. — Но не возражаю. Иначе всё это было бы ужасно скучным. — Да, — согласился с ним Джеймс, и его развязно-приподнятое настроение заставило Ники растаять. — Слава Богу, что мы всегда можем заняться сексом, чтобы избежать этого. — Эй, парни, — внезапно до их слуха донёсся и третий голос, шведский акцент в котором звучал более отчётливо под влиянием сна и алкоголя. — Не то чтобы я против признаний в любви, но, пожалуйста, заткнитесь!