absolutely nothing

- Итак, мисс Баннет,- монотонно произнес мужчина лет пятидесяти, натягивая свои очки обратно на нос и снова записывая что-то в блокнот.- Как прошел ваш день? Русая девушка, сидевшая напротив, закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. Весь ее вид показывал, что она не собирается отвечать. А если и собирается, то не правду. Девушка больше склонялась к последнему варианту. - Я в полнейшем порядке, доктор Грин. Вам не о чем беспокоиться,- девушка старалась говорить так, чтобы ее интонация не была пропитана сарказмом слишком сильно. Доктор поднял на нее свой тяжелый взгляд, который заставлял девушку съежиться на маленьком неудобном кресле. Его маленькие глазки рассматривали ее лицо. - Я очень рад, что у вас все в порядке. Думаю, что должен сообщить вам, что в скором времени, я уеду отсюда и поэтому у вас будет новый психолог, который поможет справится с вашими проблемами,- он говорил ровно, будто повторял эту речь каждому второму школьнику. Он не отводил глаз с ее лица и всматривался в каждую деталь. Девушка делала все, что угодно, лишь бы этому старому хрычу не показалось, что ей неуютно.- Я, конечно, сомневаюсь, что у вас с ним сложатся такие же доверительные отношения, как у нас с вами,- она еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. - Конечно, мы ведь так долго работали вместе, мистер Грин. Мне будет безумно жаль с вами расставаться, но, позвольте мне идти домой, потому что уже довольно поздно, а я устала после тяжелого трудового дня,- не дожидаясь ответа, она взяла свои вещи и вышла из кабинета, пропахшего дешёвым лавандовым маслом и отвратительным запахом такого же дешевого одеколона. *** Элизабет прогуливалась в парке недалеко от своего дома, наедине с собой. Ураган мыслей приносил головную боль, но уносил ее далеко-далеко, туда, где она сидит на балконе, в кресло-качалке, укутавшись в плед, читает свою любимую книгу и пьет теплый чай, который не обжигает, а дарит приятное тепло всему телу, не позволяя замерзнуть, туда, где ее никто не трогает, никто не достает расспросами, не ругает за прическу и не дает пощечины за неправильно произнесенное слово. Она знала, что будет одна, хотя бы потому, что у нее отвратительный, отталкивающий характер; потому, что слишком пессимистична в своих желаниях и взглядах на жизнь; потому, что ненавидит то, что с ней происходит, ненавидит себя, ненавидит свое отражение в зеркале, ненавидит то, что является абсолютно бесполезной для всего дерьма. Как-то раз она подошла к своей матери и спросила: «Мам, у тебя когда-нибудь было так, что ты не чувствуешь ничего внутри? Ну, словно то, что когда-то до безумия радовало тебя, больше не приносит такой радости или же тогда, когда нужно было бы плакать или страдать, ты не можешь выдавить из себя ничего, кроме слов сожаления. Ты никогда не чувствовала абсолютную, всепоглощающую пустоту?» Ее мать долго рассматривала ее лицо, пару раз убирала пальцами прядку ее волос за ухо, а после тяжелого и долгого молчания, приблизилась к ее щеке и прошептала: «Не строй проблем на ровном месте. Все с тобой в порядке, ты просто слишком разбалованная.» А после посадила ее под домашний арест, лишая компьютера и телевизора. Честно говоря, это было немного неожиданно, но после - стало нормой. Она и сейчас должна быть дома, но уж лучше побродить по городу, чем оказываться лицом к лицу с этой старой крысой. Ясное дело, с матерью она не ладит. Нет, не думайте, что это только из-за той ситуации. Было много конфликтных ситуаций, бывали истерики, скандалы, несколько раз доходило до принятия специально прописанных (почему-то только для дочки) сильнейших успокоительных, после которого тебе ничего не хочется, кроме того, чтобы завалиться спать. Но самое худшее - сильнейшее привыкание из-за неконтролируемого применения. Собственно говоря, так Элизабет, в свои семнадцать, попала на спец.учет в наркологическую клинику, из-за того, что слишком сильно зависила от препаратов. Было безумно весело. Когда-то дело доходило и до серьезных драм, с сбором вещей и уходом из дома, но самое «веселое» в этой ситуации - драки. Они несколько раз дрались. Точнее, это даже дракой назвать сложно, просто мать ее била, а она отвечала на это тем же. В итоге, отец выходил из своего кабинета и разнимал их. После этого мать, обычно, запиралась у себя в комнате и громко кричала о том, какая отвратительная дочь у нее растет и как ей стыдно за такое поведение Элизабет. Девушка медленно передвигалась в темноте, смотря под ноги и нашептывая слова песни, потому что наушники она забыла дома. Элизабет, оглянулась по сторонам и ее взгляд остановился на лавочке, где сидел парень(?) и из его рта шла тонкая струйка сигаретного дыма. Не очень-то заботясь о безопасности, девушка подошла к лавочке. - Я могу присесть?- спросила она, касаясь своими холодными пальцами его плеча. Он вздрогнул и чуть не выронил сигарету из пальцев. Парень тихо ругнулся, а потом повернулся к ней лицом. Иисусе. Перед ней сидел ангел, одетый в черную кожаную куртку, волосы были в беспорядке, а на лице была двух/трехдневная щетина, которая выгодно подчеркивала, во-первых, его невероятные скулы, которые в таком свете казались более чем неестественными, а во-вторых, его невероятные розовые пухлые губы, которые аккуратно обхватывали краешек сигареты. Он, кстати, курил какие-то не очень дорогие сигареты, которые она, никогда бы в жизни не купила. - Конечно,- хрипло произнес он, снова развернувшись своим красивым лицом и уставился куда-то в глубь парка. Элизабет тихо села рядом с ним и продолжила воспроизводить в своей голове события этого дня: Вот она просыпается; завтракает; ссорится с мамой; перед тем как выйти из дома, заходит в ванную, открывает свою коробочку с принадлежностями, достает оттуда лезвие и, вложив его в свою ладонь, быстрым шагом выходит из дома. Мать кричит ей что-то в спину, это было что-то невероятно обидное. Что-то, похожее на то, что «отвратительная мерзавка, можешь не приходить сюда больше». Элизабет все слышит, поэтому сжимает лезвие в своей руке, настолько сильно, что когда она приходит в школу, то первым делом идет в туалет, чтобы смыть всю кровь с ладони и с темных джинс. Она не суицидная девчонка - нет, это просто ее способ отделаться от проблем. То, что заставляет ее чувствовать хотя бы что-то, чтобы окончательно не потерять себя во всем дерьме, которое происходит вокруг нее. Вот она уже в школе, заматывает руку куском ткани оторванным от своей рубашки. Когда ее друзья спрашивают: «Что с твоей рубашкой, Лиззи?» - она в шутку пожимает плечами и говорит, что зацепилась за что-то, когда падала. Благодаря ее ямочкам и дурашливым выражениям лица, ей не приходится особенно прилагать усилий, чтобы все поверили в то, что у нее все в полнейшем порядке. Самое странное в ее прошлом психологе, это то, что он не просил ее показывать запястья. Никогда. Девушке казалось, что это первое, что должны делать психологи, но он не делал этого. А если быть честной на 100%, то он абсолютно ничего не делал. Просто каждый сеанс задавал один и тот же вопрос «Вы в порядке, мисс Баннет?» Она всегда врала, когда отвечала на этот вопрос, но кого это волнует? Девушка каждый раз перед сном повторяла «я в порядке, я в полном порядке. Честно. Лучше чем мое внутреннее состояние - ничего не может быть.» А после принимала три таблетки снотворного, мечтая не проснуться следующим утром. Из раздумий ее вывел легкий толчок в плечо. Обеспокоенные глаза, цвета горячего чёрного чая, внимательно осматривали ее лицо. - Хэй, с тобой все в порядке?- спросил парень, ободряюще улыбаясь. - Я в полнейшем порядке, мистер,- она улыбнулась в ответ. Элизабет не сразу заметила, что их колени немного соприкасаются, а их плечи находятся в двух сантиметрах друг от друга. - Я - Зейн,- уже с более широкой улыбкой ответил брюнет, от чего вокруг его пленяющих глаз появились морщинки, а белоснежные зубы показались из под мягких(наверное) губ. - Элизабет Баннет,- сказала она, стараясь отвести взгляд от этого парня. - Вау, прям, как в "Гордость и предубеждение",- девушка кивнула, а он продолжал смотреть на нее. - Моя бабушка очень любила эту книгу, а после моя мама, а вот я - не очень ее люблю,- произнесла она, переводя взгляд серо-зеленых глаз на фонарный столб, а рот сам открылся и она добавила - Наверное, все из-за отвращения к матери,- она поджала губы. «Блять». Парень вскинул бровь и начал рассматривать ее профиль, который в ночном освещении казался просто невероятным. - С чего такое отношение? Я думал, что все девушки любят своих матерей. - Как видишь, не все. - Поделишься? - она в удивлении вскинула брови и, повернувшись, спросила: - С чего бы это?- он усмехнулся ее реакции, она была волшебной красоты. Русые пряди выбивались из неаккуратного пучка, из-за чего она - постоянно их поправляла, а он - боролся с желанием, чтобы заправить ей их за ухо. - Незнакомым людям всегда легче открыться. Да и тем более, мы, скорее всего, больше и не встретимся.- она нахмурилась, задумавшись, а после - кивнула. - Но сначала, ты,- она посмотрела на Зейна,- Как ты оказался в этом парке, в половине третьего ночи?- он поморщился, словно ему сказали доставать внутренности человека. - Я поскандалил с моей девушкой. Не думаю, что она меня простит. - Что же ты такого сделал, что она не смогла бы простить такого красавца, как ты?- на слове "красавец", он немного улыбнулся. - Я пригласил своих друзей к нам в квартиру, на еженедельный турнир игры в FIFA. Она, видите ли, не знала, что мы, вот уже пять лет, собираемся, чтобы порубиться в приставку. - Ну дура же,- довольно громко произнесла девушка, да еще и драматично взмахнула руками, заставив Зейна снова улыбнуться. Он поднял рукава своей кожанки и скрестил руки на груди, показывая свои татуировки (он делал это, конечно же, не специально, КОНЕЧНО ЖЕ). Девушка обратила на это внимание. Она всегда обращала внимание на татуировки любого вида. - А у тебя что?- спросил парень, оставшись довольным, произведенным эффектом. - Ну, моя жизнь немного рушится из-за психованной мамаши и трусливого отца, который, блять, даже носа своего из кабинета не высунет,- парень посерьезнел и ,кивнув, попросил продолжить,- С мамой у меня стычки вот уже года три, я думаю, что это все, что нужно знать незнакомцу, чтобы дать ему повод встретиться еще раз,- улыбаясь во все тридцать два, произнесла она, молясь, чтобы в темноте, не было видно ее краснеющих щек. Парень улыбнулся, поднялся со скамейки и протянул ей свою ладонь. Она с недоверием посмотрела сначала на его бесконечно красивое лицо, а после на протянутую ладонь. Ее взгляд скользнул выше и она увидела шрам (?), но спрашивать ничего не стала, а просто вложила туда свою ладонь. - Расскажи о себе, мисс Элизабет Баннет,- произнес Зейн, подставляя девушке локоть, она взяла его под руку и спрятала другую в карман, чтобы спрятать повязку на ладони. - Ну, что именно тебя интересует? - Хорошо, ты девственница?- она хотела ударить этого парня. - Нет, а ты? - Девственница ли я? Нет, я тоже не девственница. Вот видишь, теперь мы - две подружки-не-девственницы. А теперь пошли заплетать друг другу косички и дарить цветочки,- с сарказмом произнес он, а она закатила глаза и улыбнулась. *** Это, определенно, был самый прекрасный вечер за последнее время. Они гуляли по пустому мосту, любовались пустыми улочками, смеялись, а позже, когда парень купил две бутылки вина ( самого дешевого, что только был в круглосуточном магазине), то стало просто восхитительно. Зейн, все-таки заметил повязку на ее руке и спросил откуда она, а Элизабет лишь пожала плечами и сказала, что упала и расчесала ладонь до крови. Парень все порывался посмотреть, но, благо, она придумала много аргументов для таких случаев. Они смеялись, веселились, пили вино и разговаривали до самого утра. Позже, брюнет вызвался ее проводить, а она не отказалась. На прощание он поцеловал ее в щеку, а она обняла его настолько крепко, что парень не знал куда себя деть. Он ненавидел объятья, но эти, почему -то ему понравились. И все было бы просто потрясающе, если бы Элизабет чувствовала что-то кроме пустоты, которую никак не могла заполнить. И даже такой милый любитель татуировок и больших собак, как Зейн, не смог ничего сделать с этим. Да и тем более, они, скорее всего, больше не увидятся.