испанская сахара.

      Теплыми осенними ночами он сидит в своей подземной коморке на самодельной кровати из старого шкафа, найденного в заброшенном доме, и чистого хлопкового постельного белья с мягкими подушками впридачу, и вдавливает тонкое дуло пистолета в опухшую синюю вену у виска. Мозг автоматически отключается, опуская внезапно потяжелевшие веки и погружая глаза в мрачную темноту, в которой нельзя найти выход обратно к свету или вернуть зрению былые возможности. Обездвиженные руки немеют. Час, два. И он все еще сидит. Думает, осмысливает, проклинает. Видит перед собой ясные картинки светлого будущего. Как он заканчивает колледж, влюбляется в первую красавицу города и уезжает с ней нахер из этого чертового места, показывая длинный средний палец всему ныне живущему здесь обществу, и плюет в баснословную тонну дерьма, что полностью покрывает его с головы до ног, без рвотного запаха и мерзкого вида, а с огромным застоем между ребер в виде комка несбывшихся желаний и мечт. И все бы ничего, но этот ноющий «запор» постепенно охватывает ту самую часть головного мозга, которая отвечает за адекватность действий и обдуманность мыслей, окрашивая ее в темный, воспалительный цвет. Приковывает намертво к полу, не давая освободиться, и ставит себе цель оживить в голове лучшие хуевые идеи из серии «самоубийство».       Саймон иногда даже не замечает, как срывается с места, лихорадочно запихивая в черный чемоданчик разорванный блокнот и синюю ручку, как на автомате разблокирует телефон, вроде проверить, нужен ли он, а потом тут же блокирует, отвергнув возможную надежду. И несется по одиноким улицам, заткнув уши Echo And The Bunnymen. С невозмутимым видом подпевает, вламываясь в общественный центр. Открывает свой серый шкафчик, накидывает оранжевый костюм, подняв вверх язычок замка, и садится на лавочку у стены, закидывая голову назад.       Только потом до него доходит, что он, сам того не хотя, притащил себя на общественные работы к кучке таких же потерявшихся в жизни малолетних преступников, с до жути неприятной речью и отвратительно накуренным видом. Им больше ничего не надо. Наркотики, секс, бухло. Им стоит вкусить опьяняющий аромат веселья, как они тут же теряются в этом застывшем море иллюзий. И, по сути, Беллами тоже бы стоило закинуть одну таблетку под язык, почувствовать выходящую злость и немного расслабиться с первой попавшейся девчонкой, но сейчас Саймон не просто закомплексованный мальчик, а…       - И ты прикинь че. — у входа послышался женский голос. — Я такая прихожу вся готовая, разодетая к нему, а на нем уже прыгает какая-то белобрысая телка.       - Нифига себе. А ты что? — тонкий вопрос.       - Ну, а что я? Я заделалась к ним третьей.       …настоящий мужчина.       И обе девушки с горластым смехом ворвались в раздевалку, попутно подпихивая друг друга в плечо.       Через мгновенные секунды до слуха донеслись еле слышные поскрипывания пола от легких, маленьких ступней, соприкасающихся с серой плиткой, приукрашивающей и до того промёрзлый старый ламинат. Показались тонкие руки в дверном проеме с темной копной вьющихся волос, собранных в растрепанный высокий хвост. Сердце перестало судорожно биться, снимая с лица ту каменную бледную маску и возвращая Саймону поддельный оттенок синего мрамора.       Она налету влетела в кабинку, успев ухватиться руками за ручку, и тут же покосилась в зеркало, поправляя выбившийся кудрявый локон за ухо. Мило улыбнулась своему отражению в зеркале. А потом, словно это должно было ее удивить или же привести в трагический ужас, заметила сидящего позади себя Беллами, который глазами уперся ей куда-то в лопатку, сжимая руки в побледневший кулак.       - Привет. — развернулась, скрестила руки на груди.       Он не понял. Посмотрел на ее красивые колени, на бедра, подол цветастого платья, красный ремень, желтые кружева и алые губы. А когда наконец добрался до самого главного, то сдвинул брови в одну прямую линию, громко сглотнув.       - Что? — тихий бас с утренним похрипыванием.       - Я сказала привет.       - Ах, да. Привет, Алиша.       Ой дебил. Что бы пялиться на девушку в открытую стоит хотя бы поздороваться с ней, спросить, как начался ее день и какое кофе она выпила сегодня на завтрак. А Беллами нагло и безрассудно открыл рот, облизывая языком нижнюю губу, в тот самый момент ее внезапно включившегося внимания.       И даже сейчас: стоит, смотрит. Своими большими карими глазами с жирно намазанными ресницами.       То ли это она пытается невнятно намекнуть на какую-то очевидную вещь, то ли это Саймон не догоняет.       - Чего ты пялишься? — выкидывает он. Жалеет, когда ее губы виновато сжимаются.       - Ты не мог бы выйти? А то мне не очень хочется сверкать своим телом перед тобой.       Он уже на девяносто девять процентов уверен, что оно у Алишы отменное. Иногда Беллами застревал в раздевалке допоздна, скручиваясь комком на полу, и видел, как Келли с Алишей оголяли ключицы, позвоночник. А дальше смотреть он себе не позволял. Закрывал глаза руками или же отворачивался вовсе, словно ему тринадцать лет. Радовался, что его способность в принципе существует именно у него и со спокойной душой уходил, оставаясь невидимым.       Его манеры зачастую изменяли принципам, насильно волоча в центр раньше обычного и усаживая на лавочку с хорошим обзором на бесплатную сценку с раздеванием двух девиц, в одно время мило беседующих о женских мелочах, а в другое громко хохочущих, да так заразительно, что Беллами прижимает кулак к губам и улыбается. Но какая-то часть его рассудка заставляет во время поднять глаза вверх.       Мужская потребность пытается направить его потерянный взгляд намного ниже, пробежать взглядом красивое девичье тело с кучерявой макушки до синего браслета на ноге, но Саймон во время подскакивает, проваливая нахер из этого искушающего места.       Но он готов признаться, что порой одолевающее его желание намного сильнее самоконтроля, что время от времени он замирает у самой двери, оборачиваясь назад и видит, как сползает грязная форма по молочно-шоколадной коже, падая на холодный пол. Как Алиша медленно достает темную майку, натягивает и пролезает в нее. Поправляется, протягивает на ноги черные лосины.       «Дурак, идиот, уйди»       Стоит, устремив свой пронзительный взгляд на стройные ноги.       - Ты уйдешь или нет? — громкий крик заставляет Саймона вздрогнуть, схватившись за ближайший угол.       Черт.       - Да, прости, я задумался.       Сейчас самое время. Скройся за третьим рядом шкафчиков и стань невидимым.       Но, все-таки что-то неистовое среди кишащих в голове мыслей медленно понесло его к выходу, не позволив даже обернуться.