Повесть о Ястребе.

Всё началось с очень странного сна. Интересно, что эта обычная история человеческой судьбы начинается с чего-то такого мифического и нереального. Да и продолжается она также… Не думайте, что я сумасшедшая. Никогда я не верила в линии на руках и не пыталась вечно найти всюду скрытый смысл и волшебное начало. Нет. И сны я никогда не видела. И вот это как раз, наверно, крайне странно. Впервые увидеть сон в двадцать четыре года. Сон – похож на разноцветную стеклянную вазу, которую ты разбила и теперь собираешь и склеиваешь по кусочкам. Последнее, что я помнила, когда проснулась, - маленькая комната без окон и с низкой железной дверью. Мерно покачивается тускло мигающая лампочка, она бросает свой свет на серые бетонные стены, по которым беспрестанно ползают черные тени. Посреди комнаты стоит крупный деревянный стол. На нём шкатулка и картонная коробка – больше ничего. Я смутно помню то, что было до этого. Будто ладонью провели по свеженаписанной картине, и все краски стерлись, перемешались. Лишь в одном я была уверена наверняка: какая-то из этих двух вещей точно хранит в себе что-то очень важное для меня, поисками которого я занималась на протяжении всего сна. Да, помню, это золотое кольцо с большим янтарём. Надо угадать, где оно. Я колебалась. У меня был только один шанс. Ошибка недопустима. Коробка была вся грязная, измятая и в некоторых местах даже порванная. Шкатулка же, напротив, так и манила своей искусной золотой отделкой и изящным рельефным изображением в стиле античной Греции. Непроизвольно я потянулась именно к ней, но, открыв, с отвращением бросила в сторону – внутри были паук. Я вскрикнула, открыла глаза, и в туже секунду раздался пронзительный звонок. Я стукнула по будильнику и снова упала на подушку, с головой кутаясь в одеяло. Мокрый дождливый февраль стучал за окном. Солнце, кажется, забыло, что надо подниматься по утрам. Я вздохнула и нехотя выползла из кровати. Жутко болела голова, всё кружилось перед глазами, ноги совсем не держали. Да, грипп – штука коварная. Конечно, надо было брать больничный ещё на той неделе. Хотя как его возьмешь? На работе вечный завал. Почему-то в момент, когда заболеваешь, появляется сразу огромное количество дел, людей, и у каждого свои проблемы, причем важные, срочные и почти неразрешимые. В детстве мы все мечтаем поскорее окончить школу и пойти на работу, будто в этом заключается наше спасение. А вот нет. Не прогулять, ни опоздать даже нельзя. Домашней работы приходится выполнять ничуть не меньше, но все дети уверены, что быть взрослыми легко. Обычно эта иллюзия рассеивается уже спустя год работы. А мне повезло: прошло полгода, а я уже готова просто бежать в школу, ну, или хотя бы в институт, и со слезами умолять: «Возьмите меня обратно». Но жизнь идёт только вперед. Теперь я живу одна на съёмной однокомнатной квартире в Москве, сама готовлю себе еду и сама пришиваю пуговицы к пальто. А теперь ещё и убегаю на работу с температурой 38, 5. Я ничего не съела, потому что жутко болело горло. Выпив пол стакана крепкого кофе, я, с ужасом взглянув на часы, быстро вылетела из квартиры. *** В автобусе одолела непреодолимая слабость. Меня шатало так, что я двумя руками вцепилась в поручень, чтобы сохранить хоть какое-то равновесие. Вдруг в окне автобуса мелькнул рекламный щит с надписью «А что значат ваши сны?» Я оторопело уставилась в окно, но реклама уже крылась за поворотом. В сознании ясно и четко всплыл утренний сон, о котором уже успела благополучно забыть. Но я так хорошо помнила конец сна, буквально до мелочей. Казалось, что эта комната с серыми стенами, тускло мигающая лапочка, паук в красивой шкатулке – все это было на самом деле. От этой мысли непроизвольно пробежал холодок по спине. Видимо, я сильно побледнела, потому как немолодой мужчина, сидевший на сидении рядом, внезапно вскочил и, потянув меня за рукав пальто, произнес: - Девушка, Вам плохо? Присядьте лучше, присядьте. Весь автобус обернулся на меня, но мне было всё равно. Сев на место, я одарила спасшего меня мужчину такой благодарной улыбкой, что тот весь покраснел и его круглые очки запотели. Я ехала ещё минут двадцать и всё думала о своём сне. Но не только странное сновидение волновало меня. Всё как-то сразу не заладилось самого утра. Сначала это кошмар, температура бешеная, а теперь ещё и на работу опаздываю, потому что водителю явно недолили кофе за завтраком. Медленнее нас, наверно, даже новичок, впервые севший за руль, не может ехать. Всё было как-то неправильно в это утро. Пока я вбегала в здание своей работы, меня молнией ослепила мысль, что я забыла свой телефон дома. Естественно, я начала рыться в сумке, пытаясь найти в этой бездне мой миленький телефончик, и с бешеной силой налетела на какого-то мужчину в дорогом строгом костюме и начищенных ботинках. Ничего другого я о нём не могла сказать, так как мой взор был больше обращён вниз, вглубь моей огромной сумки, нежели перед собой. Сумка с грохотом упала, и всё её содержимое вывалилось на пол: мои бесконечные блокнотики, записки, ручки, карандаши для глаз, помада, расческа, какие-то конфеты, скомканные фантики, кредитные и скидочные карты – все это рассеялось в разные стороны. Я аж зарычала от злости. С яростью и желанием убить кого-нибудь я стала забрасывать всё обратно. - Позвольте мне помочь Вам, - сказал низкий мужской голос. Когда я подняла голову, то замерла и изумленно уставилась на обладателя этого голоса. Вам когда-нибудь приходилось видеть абсолютно красивого человека. Да? А мне до это момента нет. Передо мной был парень лет двадцати семи, высокий, широкоплечий, с ярко-очерченными скулами, синими, как море, глазами и иссиня-черными волосами. Прямо как в глянцевых голливудских фильмах. Я только сидела на каменном полу холла и смотрела на то, как он собирает мои вещи в сумку. Мне на секунду показалось, что он как-то странно разглядывает мои глаза. Хотя для любого человека, который не страдает дальтонизмом, это вполне нормально, потому что они у меня разного цвета. Один - карий, другой - голубой. Я пролепетала что-то похожее на «спасибо», а парень улыбнулся, обнажив ряд ровных, белоснежных зубов, пожелал удачного дня и скрылся в дверях. Шатаясь, я встала, отряхнула юбку и увидела свою подругу, которая еле сдерживалась, чтобы не засмеяться. Я протиснулась мимо неё в кабинет и невесело заметила: - Это не смешно. Подруга закрыла дверь и стала содрогаться всем телом от безудержного смеха. - Олесь, не дури, - пригрозила я. Но она не могла остановиться. - Ой, Вась, ты бы видела своё лицо, - только проговорила она. Я почувствовала, что вся покраснела от этих слов. - Ну, я же просила тебя не называть меня так, - поморщилась я. – Лина, Василина. Ну, какой из меня Вася? И вообще… Я нахмурилась. Олеся начала икать от смеха, налила себе воды и залпом выпила всё содержимое. - Ещё какой Вася, - с уверенностью заявила она, всё продолжая икать. - И лицо у меня было нормальное, - вздохнула я. - Ага, конечно, - опять засмеялась Олеся. - Ну, какое? – улыбнулась я. Подруга изобразила, будто её глаза сейчас выпадут. - Это неправда, - стала отрицать я, а потом тихо, будто меня это совсем не волнует, спросила. – А ты не знаешь, случайно, кто это был? Олеся укоризненно посмотрела в мою сторону, сделав многозначительное лицо. - Работай лучше. *** Рабочий день тянулся бесконечно долго, казалось, что я уже несколько суток сижу в этих четырех светло-зеленых стенах перед раскаленным монитором компьютера, выслушивая жалобы, крики, порой даже слезы клиентов. Часам к пяти силы совсем покинули меня. Когда я, пребывая в каком-то туманном полусне, механически застегивала пуговицы на пальто, Олеся, нахмурившись, произнесла: - Ты какая-то белая, Вась. - Ничего страшного, болею немного, - ответила я и сильно закашлялась. - Это ты называешь немного? Может, тебе к доктору сходить? Пол покосился и поплыл куда-то вдаль, я схватилась рукой за шкаф, чтобы удержаться. - Нет, нет. Всё в порядке, - натянуто улыбнулась я, медленно приходя в себя и открывая дверь. – До завтра, Олесь. - Лучше бы ты больничный взяла, - крикнула она мне вслед. *** Снова душный автобус. Люди жмутся друг к другу, наступают на чьи-то ноги, утыкаются своими лицами в чужие спины, они трясутся, качаются и падают на других при встрече света фар автобуса с красными отблесками светофора. Я стою около квадратного, немытого окна, полностью прижатая к нему и пытаюсь не сверлить взглядом людей, уютно устроившихся на сидениях, некоторые из них даже занимают не одно, а два места. «Подвижнее надо быть», - зло проносится в моей голове. А автобус едет дальше. Нас трясет, при резких поворотах кидает в разные стороны. Но лица людей почему-то начинают расплываться, грудь что-то сжимает изнутри. Хочу вздохнуть – не получается. Меня охватывает паника, всё вокруг куда-то уплывает, растворяется. Я слышу чьи-то крики, голоса: «Посадите, посадите её…» Я падаю на сиденье, абсолютно ничего не видя перед собой. - Это припадок? У вас есть таблетки? – спрашивает какая-то женщина. - Нет, - отвечаю я и сама удивляюсь своему голосу. Он звучит так тихо, откуда-то издалека. Прихожу в себя, когда уже проехала несколько остановок. Люди рядом смотрят в мою сторону с брезгливостью и опаской, будто я больна какой-то жуткой заразной болезнью. Да уж, в XXI веке прямо-таки кризис сочувствия. Каждый боится лишь за себя… И это объяснимо. «Выйти, выйти отсюда», - пульсирует у меня в голове, и уже через минуту я сижу на лавочке какой-то остановки, закрыв лицо руками и не до конца понимая, что происходит. На улице темно; идёт дождь… Надо собраться с силами и пойти домой. Можно и пешком, тут всё равно осталось уже совсем немного. Меня оглушает резкий гудок. Возле меня останавливается черная длинная машина и мигает фарами. У меня кровь в жилах останавливается. В моих сапогах я далеко не убегу. Да и куда мне здесь собственно бежать? Водитель открывает дверь, а я медленно встаю, рассчитывая свои шансы спастись. Однако его лицо кажется мне знакомым. - Вам нравится дождь? – весело спрашивает он. - Вовсе нет. - Может быть, я могу помочь вам спастись от него? Он подходит ближе и стряхивает с моих плеч капли и мокрые снежинки. Мой внутренний голос что-то шепчет, совсем тихо, слабеет и вскоре замолкает. Теперь я точно узнаю этого человека. Это тот парень, которого я сегодня чуть не убила, когда влетала на работу. Он берет меня за руку и у меня почему-то непроизвольно начинает бешено колотиться сердце. Прям из груди вырывается. Он открывает дверь машины, и я сажусь внутрь. Затем он садится рядом, спрашивает мой адрес, и мы едем. Здесь смешиваются запахи дорогого мужского одеколона, новой машины и терпкого алкоголя. - Меня, кстати, Олег зовут, - говорит он. - Василина, - спешно отвечаю я. Опять молчим. Олег первый нарушает тишину. - Я ещё утром обратил на тебя внимание. - Да? – я поворачиваю к нему голову. Олег уверенно смотрит на дорогу, сжав одной рукой руль. Мы останавливаемся на перекрестке. - Меня удивили твои глаза, - он приближается ко мне. - Да, такое действительно не часто встретишь. - Они красивые, - его ладонь опускается мне на ногу. - Только глаза у меня точно не на коленке, - говорю я с закипающим внутри негодованием. - Это не важно, – его рука полезла мне под юбку, сделав резкое движение. Но только одно, потому что потом, я не помня себя от ярости что-то выкрикнула, схватила сумку и громко хлопнула дверью машины. Загорелся зелёный цвет. Машина рванулась с места, и моё новое пальто обдало многочисленными брызгами из лужи. Хорошо, что я успела отвернуться и спасла лицо. Дождь зарядил сильнее. Ну, что ещё должно произойти сегодня? Мне было пока что неизвестно, что самое главное ждало меня впереди. До моего дома оставалось несколько дворов. Навстречу мне двигался человек. Он шёл уверенно, быстро. Вскоре он заметил меня, почему то долго смотрел, будто обдумывал что-то, а потом, по крайней мере, мне так показалось, направился прямо ко мне. Я решила, что это какой-то знакомый, и уже приготовила дежурную улыбку, но… Свет фонаря упал на его лицо, и я остановилась. Это был не знакомый. Это было даже почти не лицо. Не человеческое. Оно было каким-то бордовым, изрезанным. От испуга я не могла вздохнуть. Его шаг становился только настойчивее. Бежать невозможно и без толку. Он совсем приблизился ко мне и что-то сказал. Но я не услышала. Последние силы оставили меня, и я без чувств упала прямо на руки чудовищу.