Смерть героя

- Риддл, Гарольд! - Минерва дрогнула, произнося эту фамилию. Тем не менее, она постаралась ничем себя не выдать — не каждый знает фамилию Темного Лорда, которую он носил, будучи ребенком. Да и откуда у Темного Лорда может быть ребенок? Он же не знает, что такое любовь. Он презирает ее. Не считает чем-то существенным и нужным. Что уж говорить о детях — во время учебы в Хогвартсе, по мере взросления, он, судя по словам Дамблдора, со все большим презрением смотрел на младших. Слишком уж наивны они были для него. Слишком просты. Слишком доверчивы. Слишком глупы. Слепо верящие в то, что Свет может погасить любой Мрак. Профессор МакГонагалл, как истинная гриффиндорка, не находила в его размышлениях ничего заманчивого. Наверняка однофамилец. Мало ли, сколько в Англии этих Риддлов. Из кучки первогодок вперед вышел темноволосый мальчик в нелепых круглых очках и, чуть сжимая голову в плечи, направился к Распределяющей Шляпе. Гарольд постоянно смотрел по сторонам с распахнутыми от удивления глазами. Минерве никогда не надоедало смотреть на реакцию первокурсников на Большой Зал. Зачарованный потолок, летающие свечи, куча волшебников, иногда вспыхивающие среди толпы учеников искорки простеньких заклинаний (которые, конечно же, запрещалось использовать во время церемонии распределения, но директор, а следом за ним и все преподаватели, закрывали на это глаза. Два месяца запрета на использование магии — конечно непременно захочется как можно скорее вспомнить навыки владения магией, да и покрасоваться перед однокурсниками. Преподаватели тоже люди и понимали это)... Но Гарольд смотрел вовсе не на те самые «искорки заклинаний» или чистое звездное небо над головой. Он изумленно смотрел на учеников. Как они переговаривались, толкали друг друга в бок, улыбались друг другу... Как такое возможно? Наконец добравшись до Шляпы, он забрался на табурет и осторожно водрузил древний артефакт себе на голову, боясь его помять. - Со мной редко обращаются так... Аккуратно, - заметил голос в голове мальчика. - Так ты... Живая? - Гарольд раскрыл рот, но с его губ не вырвалось ни звука. Все происходило в его голове. Никто не мог подслушать или услышать. Все секретно. - А разве твой отец не объяснил тебе? - хмыкнула Шляпа. В сознании Гарольда возник образ отца, склонившимся над ним. Гарольд сжимал в пальцах письмо, написанное темное-зелеными чернилами и неловко улыбался. Отец, когда был в хорошем расположении духа, что случалось чрезвычайно редко, рассказывал о том, как учился в этой школе, Хогвартсе. А теперь ему пришло письмо оттуда. Он зачислен! Но по правде сказать, Гарольду не совсем хотелось туда. Туда, где случаются убийства, где по трубам ползает василиск, где студенты втихомолку издеваются друг над другом, пробуют лично придуманные заклинания и зелья над однокурсниками-тихонями... Тем не менее, мальчик готов был к этому. Пусть ему и придется через это пройти — лишь бы не злить отца. - Хогвартс? - губы отца скривились в злорадствующей усмешке. - Что же, теперь у меня будет свой личный шпион среди кругов армии Дамблдора. Ты же знаешь, сын, не всегда можно доверять своим сторонникам. Любой может предать, - он склонился ниже над мальчиком. Взгляд алых глаз, казалось, мог сжечь душу Гарольда изнутри. - Надеюсь, ты не предашь, сын мой? Ты единственный, кому я могу верить. Ведь я воспитал тебя. Мальчик покачал головой из стороны в сторону, отводя взгляд. Он не может предать его. Иначе будет очень и очень плохо. Отец ведь для него старается. Мужчина внимательно посмотрел на него и ухмыльнулся. Отец никогда не улыбался. До этого дня Гарольд вообще не видел, чтобы люди по-доброму улыбались. Когда воспоминание улетучилось, а перед взором Гарольда вновь возникла темнота Шляпы, освещаемая лишь тонким лучиком света, исходящим снизу, мальчик уткнулся взглядом в пол. Как он всегда делал при отце. - Мда, - послышался голос Шляпы. - Не слишком хорошие отношения у тебя с отцом. - А бывают лучше? - неожиданно для самого себя спросил Гарольд. - Конечно. По крайней мере, я так думаю. Жаль, я не могу показать тебе. Я имею доступ только к твоим воспоминаниям и мыслям. Конечно, в моем сознании за множество веков сохранились некоторые образы, «штампы», дабы быстрее определять факультет для ученика. Собственно, именно поэтому иногда я могу сказать факультет, лишь затронув голову ребенка. Но не об этом речь. В общем, я вполне уверена, хотя и не способна привести аргументы, что бывают отношения и лучше. Гарольд вздохнул. Ему не впервой чувствовать разочарование от того, что некоторые тайны остаются для него недоступными. Дома такое часто случалось, да и он, честно сказать, был абсолютно не против, что некоторые тайны отца остаются недоступными для него. Но сейчас было действительно как-то обидно. Мальчик чувствовал, что перед ним может развернуться действительно некий новый мир. Мир без пыток и жестокости, который он часто видел дома. И он хотел взглянуть на этот мир хотя бы одним глазком. Из размышлений его вывело весьма вежливое покашливание Шляпы. - Прошу прощения, - сразу же отозвался Гарольд. - Ребенок, перестань ты так смущаться! Если будешь таким затворником — в Хогвартсе навряд ли выживешь. Хотя смотря куда попадешь, конечно же. Итак, давай приступим к твоему распределению, а то на нас уже начинают немного косо смотреть некоторые лица. Мальчик не мог видеть взглядов в его сторону, поэтому просто уставился на носки своих туфель — единственное, что ему было видно кроме покрытия пола и темноты ткани Шляпы. - Я... Я лучше тут подольше посижу. Тут уютно. И есть с кем поговорить... - Ага. Я тоже не против. К тому же, я понимаю тебя — там, за... кгхм... мной, куча людей, непонятно почему улыбающихся. И они не поклоняются друг другу и не сыплют друг в дружку Круцио. Такой вот разрыв шаблона у тебя, дитя. Но, поверь, ты не сможешь вечно сидеть, надев себе на голову шляпу, или спрятавшись в чулане под лестницей. Так уж вышло, что тебе суждено стать заметной фигурой в истории (признаюсь, я немного провидица и часто летаю по времени во время учебного года. Скучно же). Ты должен показать миру, что ты такой, какой есть. Нельзя пресмыкаться перед отцом, только потому, что он силен. Нет, прошу, не надо вызывать воспоминания — я знаю, о чем говорю. Если ты будешь постоянно делать только то, что тебе велят, не имея собственного мнения, то ты будешь никем. Куклой. Игрушкой. Очередным последователем твоего отца, над которым можно измываться и экспериментировать новые виды пыточных заклятий. Ты же не хочешь этого, да? Вижу, что не хочешь. - Я не хочу жить в таком мире, Шляпа... - мальчик шмыгнул носом. - Я не хочу, чтобы над людьми издевались. Я не хочу, чтобы люди кому-то служили... Это жестоко, это неправильно... - Знаешь, а ты вообще молодец, раз умудряешься скрывать от отца такие мысли. Я говорю не о легилименции — ты ведь прекрасно знаешь, что он не может прочесть твои мысли, сколько бы не пытался. Но то, что ты ни разу ни с кем об этом не обмолвился... - Не с кем просто. А говорить самим с собой вслух — чистой воды самоубийство. У стен в нашем доме есть уши. - Знаю, знаю, - Гарольду показалось, что в голосе Шляпы прозвучали сочувствующие нотки. - Итак, Гарольд. В Слизерин, как бы того не ожидали Пожиратели Смерти, тебе вход заказан — ты там просто не выживешь. Определенной цели в жизни у тебя нет. А если таковая и появится — все равно нынешнее поколение слизеринцев тебя съест, как мышку. Гриффиндор воспитал бы в тебе мужество, которого тебе так не хватает, но, боюсь, тогда тебя съест отец, а не однокурсники. Ты пока еще не готов ему дать достойный отпор (да и вижу я, что ты этого пока не хочешь). Да еще с недавнего времени весьма обострившаяся ситуация с враждой Гриффиндора и Слизерина... Жалко на это смотреть. - Но почему я должен давать ему отпор?.. Шляпа проигнорировала его вопрос, продолжая свои рассуждения: - Пуффендуй хорош, особенно для тебя — ты там найдешь опору и поддержку. И дружбу. Искренность. То, что тебе нужно, - Гарольд воодушевился, услышав необычные для его уха, но теплые слова, но Шляпа не спешила выкрикнуть название факультета. - Но! Но попадись ты слизеринцам или граффиндорцам, думающим, что они являются центрами Вселенной, то берегись — насмешек не избежать, плевать они хотели, что надвигается война и надо друг друга поддерживать. Да и невыгодно тебе быть пуффендуйцем. - Подожди-подожди, а разве тебе не следует учитывать мнение ученика? И то, в чем он нуждается? - возмутился Гарольд и сам себе удивился. Откуда такой напор?.. Шляпа хохотнула. - О, гриффидорская кровь в тебе заиграла! Ты вообще в курсе, что ты не родной?.. Ладно, забудь, - мальчик чуть опешил, но продолжил слушать размышления Шляпы. В конце концов, это походило на выслушивание нотаций магических портретов в доме. Мало ли, что вековой Шляпе придет в голову. Может, перепутала. Правда, в отличие от тех нотаций, которые Гарольд зачастую слушал из вежливости и скуки, сейчас решалась его судьба. - Когтевран остается. И мне нравится такой вариант. Слизерин весьма лоялен к этому факультету, да и вообще все факультеты уважают Когтевран, что нам на руку... - Почему ты плетешь интриги? Почему я в их центре? Почему бы просто не отправить меня в Пуффендуй или Гриффидор, где меня тепло примут?.. - перебил ее первокурсник. - Ты ведь даже не знаешь, что такое «тепло», дорогой. Но это слово приятно звучит, не так ли? - промурлыкала Шляпа, ничуть не обидевшись. - Не бойся, даже Слизерин бывает теплым гнездышком, если тебя примут. Но в Когтевране тебя научат принимать себя таким, каков ты есть. Это не будет слепое принятие, как в Пуффендуе, из-за чего ты можешь слиться с толпой. Да, ты будешь «теплым и добрым», но тебе нельзя таким быть. Как это не прискорбно, ты не можешь выбирать свою судьбу. По крайней мере сейчас. В Гриффиндоре ты научишься быть лидером. Ну, или прислужником лидера. Скорее даже второе, но если ты не впишешься в общую компанию — один за всех и все за одного, если не будешь безрассуден, то, боюсь, есть шанс стать изгоем. Никому ненужным. Я не хочу такой судьбы для тебя. - Позволь. Мне. Решать. Самому. Пожалуйста... Хотя бы сейчас... - Ты так прельстился добрыми словами? Улыбками? Тем, как обнимали родители своих детей на платформе перед поездом, в то время как ты был один? Тем, как дети смеялись и радовались приезду в школу, в то время как ты трясся, как осиновый лист, боясь увидеть ужасы, царящие за этими дверями? Ты хочешь испытать радость, как и эти дети. Я понимаю. Но Пуффендуй или Гриффиндор — не единственный выход. Дай мне закончить, прошу. Когтевран — хорошее место. Тебя примут со всеми странностями, что у тебя есть. Каким бы ты ни был. Хоть носи на голове чучело вороны — тебе ничего не скажут. Для когтевранца главное — любопытство. В тебе его, как только ты зашел на платформу, хоть отбавляй. Найти друзей можно на любом факультете. В конце концов, ты же можешь дружить с учениками с других факультетов. Пойми, я стараюсь для тебя. Представь, что сделает отец, узнай он, что ты на Гриффидоре или Пуффендуе. Это ты сейчас такой смелый, потому что его рядом нет. И Нагайны с Пожирателями. Но представь... Гарольд содрогнулся при осознании собственной глупости. Действительно, отец на нем и живого места не оставит. Он же уже делал так, давным давно, когда Гарольд закричал, прося пощадить какого-то Пожирателя, освободить его от пыток. Мальчику тогда несладко пришлось — чуть ли не хуже самого того Пожирателя, который в конце концов погиб. Отец не хочет, чтобы точка зрения сына была неправильной. Отец не хочет, чтобы Гарольд был на стороне Дамблдора. - Прости. Ты хочешь как лучше. - Ничего, - мягко ответила Шляпа. - Надеюсь, ты все понял. Да я и вижу, что ты понял... Поэтому... - КОГТЕВРАН! - наконец прокричала Шляпа. Зал с облегчением вздохнул от долгого ожидания. Один из столов разразился аплодисментами, приветствуя нового ученика. Минерва МакГонагалл произнесла следующую фамилию. Гарольд посмотрел на его собратьев по факультету. Улыбки. Кругом улыбки. Искренние. Радостные. Он приподнял уголки своих губ. Кажется, именно так делается правильно, да?.. *** В письме, которое Гарольд получил в ответ от отца на известие о факультете, не было никакой злости, что удивительно. Видимо, отец на то и рассчитывал. Да и Гарольд сам начал подозревать о том, что все шло по плану отца. Он замечал, что гриффидорцы на пару с пуффендуйцами чуть ли не боготворили Дамблдора, во всем ему потакая, смотря прямо в рот во время его речи. Такая слепая преданность... И никаких пыток, чтобы удержать своих последователей около себя. Прямо удивительно. «Отцу следовало бы поучиться у директора», - думал про себя Гарольд. Ведь это даже не требует никаких магических затрат... По крайней мере, видимых. В то время слизеринцев те же пуффендуйцы и гриффидорцы откровенно недолюбливали. Как и учителя. И можно было заметить искру разочарования в глазах директора, когда тот смотрел на слизеринский стол. Слизеринцы были сами по себе. Сами себе короли. Устраивали межфакультетские войны, доказывая, что они лучше всех. Им не нужна была поддержка. У них была некому неведомая цель, и они упорно к ней шли. К когтевранцам у всех было лояльное отношение. Странные — ну с кем не бывает? Не участвуют в школьных потасовках — учатся, сидят в библиотеке, покрываясь пылью. Хоть и легкая мишень, особенно когда идут с кипой книг, что выше их головы, но Мерлин их знает, что они в своих книжках читают? Уж лучше не лезть — могут таким древним заклинанием шарахнуть, откопанном в каком-то фолианте, что никакая мадам Помфри не поможет. К тому же, если когтевранец знает эти заклинания, то он может быть хорошим союзником. В общем, Гарольд ни к кому не лез, и к нему не лезли. Это его устраивало, хотя ему и больно было видеть, как старшекурсники, например, Гриффиндора в переменах иногда задирают первогодок Слизерина. Что бы Шляпа не говорила про «гриффидорскую кровь», но Гарольд не хотел вмешиваться. Лучше не вылезать — сохранней будет. Ведь это может не понравится отцу. Гарольд не переставал удивляться обычным, с точки зрения остальных учеников, вещам. Говорить «доброе утро» и «спокойной ночи». Улыбаться при встрече искренней улыбкой. Помочь поддержать «Левиосой» стопку опасно накренившихся книг. Помощь старшекурсников с домашним заданием. И смех. Не безумный, больной, как у Беллатрисы или отца, нет. А... радостный? Будто бы идущий из глубин души. Ученики, особенно однокурсники, поначалу косо смотрели на него: чего этот Риддл шарахается и смотрит на все, будто из пещеры вышел? Но постепенно, день за днем, неделя за неделей, они свыклись с его чудачеством, он же когтевранец. Да и Гарольд свыкся с такой необычной радушностью и открытостью по отношению к нему. Его начали замечать. Гарольд был готов назвать всех окружающих его людей друзьями, приятелями. Если бы знал значение этого слова. Ведь, по сути, дома он даже ни разу и не слышал его. Лишь «последователи» и «слуги»... Но так продлилось не долго. *** На Рождество он поехал домой, к отцу. Как бы он не хотел остаться в школе, отец требовал его к себе. А требования отца надо выполнять. От него не скроют даже щиты Хогвартса. Прибыв домой, отец не встретил его. Он не видел его ни на Рождество, ни последующие дни. Он был один, сидел целыми днями в библиотеке, как всегда. Читал историю, учил потихоньку основы древних рун и нумерологии - со скрипом, но все же. Это его отвлекало от того, что он снова оказался никому не нужен. В один из последних дней отец все же зашел к нему в библиотеку. Гарольд как раз кропотал над рунами — пытался написать простое предложение по памяти, не заглядывая в книгу, чтобы сверить правописание. Увидев сына за этим занятием, Темный Лорд усмехнулся. - Когтевранец, - прошипел он. - Тянущиеся к знаниям, знающие всегда больше, чем кто либо, но только в рамках наук. Трусы, боящиеся совершить ошибку, - он пренебрежительно посмотрел на весь исчерканный листок с рунами — Гарольд несколько раз переписывал фразу, прежде чем заглянуть в учебник. Именно потому, что хотел сделать все правильно сразу. - Жаль, что ты вырос таким... слабым. Но это лучше, чем если бы ты среди этих львов или барсуков, - последние слова он чуть ли не выплюнул. - По крайней мере, ты верен мне, а не Дамблдору, - он приподнял подбородок сына, чтобы тот посмотрел ему прямо в глаза. - Ты же меня не предашь, сын? - его глаза недобро сверкнули. - Нет, не предам, отец, - выдохнул мальчик, сжимаясь в клубок страха. - Прекрасно, - прошелестел Волан-де-Морт. - Знаешь ли, сын, почему не следует доверять Дамблдору? Почему он — никто? - Потому что победа все равно будет за тобой? - он был прекрасно осведомлен в приближающейся войне. Все об этом знали. - И это тоже, - криво усмехнулся тот. - Но ты посмотри сюда, - отец протянул ему свежий номер «Ежедневного пророка». Гарольд чуть поморщился. Он не любил эту газету — от нее так и веяло ложью. Да и мальчик знал, что Люциус Малфой — один из последователей отца, контролировал это издание. Хоть он и был мал, но Гарольд прекрасно понимал, что правды из этой газеты не узнаешь. А какой смысл тогда ее читать?.. Огромный заголовок на первой странице протянутой ему номера буквально кричал: «Пожиратели проникли в Хогвартс: куда смотрит Дамблдор?! Так ли безопасна школа, как о ней говорят?». С колдографии к статье на Гарольда хмуро глядел Дамблдор под светом многочисленных вспышек. Тот видимо пытался до этого всего объяснить что-то журналистам, но отчаялся и теперь просто неодобрительно смотрел по сторонам. - Он не может обеспечить безопасность тех, за кого ответственен. Он не может уберечь своих дражайших сторонников. Он не заботится о сохранности своего штаба, дома и ценностей. Можно ли такому человеку довериться, а? - Нет, - ответил тот. «Но что тогда заставляет людей идти за ним, несмотря ни на что?» - подумал он про себя. - Именно. К слову, чтобы ты не волновался: никто с твоего факультета не пострадал во время операции, - отец ощетинился, явно издеваясь над сыном, задевая его за живое. - Пока что не пострадал. Гарольд прекрасно понимал, что отец ни за что не расскажет ему о том, зачем они ходили на вылазку в Хогвартс. В конце концов, раз это «оплот света и штаб-квартира врага всего и вся Альбуса Дамблдора», то почему они не захватили его?.. Почему оставили? Но он мог спросить кое-что другое... Пока Темный Лорд был в относительно хорошем расположении духа. - Почему никто не знает, что я твой сын, кроме Лестрейндж, домовиков и еще парочки Пожирателей вроде Крауча? Тебе я безразличен? Или тебе стыдно?.. - О, нет, что ты, дорогой, - Гарольда при этой фразе передернуло. Отец никогда не называл его «дорогим»... - Просто ты — мое секретное оружие. Тот, кто не сможет предать. Самый верный союзник. Не хочу, чтобы о нем прознали и использовали во вред, - объяснил он и вышел из библиотеки. Гарольд вздохнул и покосился на листок с рунами. Он заметил, что вновь совершил ошибку. Чертыхнувшись, он вновь зачеркнул строку и принялся заново писать одно и то же предложение. *** К слову, Гарольд так и не узнал, зачем сторонники отца тогда ворвались в Хогвартс. Мальчик предположил, что они что-то украли — в конце концов, а зачем еще надо было сюда лазать, да потом сматываться? Но остальные ученики, да и учителя, то ли делали вид, что не понимают этой выходки Пожирателей и глубоко шокированы, либо они действительно не хотели думать. Хотя оно и понятно, ведь в скором времени произошло новое нападение, но теперь уже на Гринготтс. Как заявили гоблины, ничего украдено не было, Пожиратели ушли ни с чем. Читая эту статью в «Пророке», который ходил по ученикам за завтраком, Гарольд недовольно ежился. Ему не нравилось само слово «Пожиратели». Смерть нельзя съесть. Ею нельзя упиваться. Вообще смерть — это не еда. Это просто конечная станция на пути твоей жизни, куда бы и как быстро ты не бегал по вагону времени. Мальчик это давно понял, смотря за пытками, что проводил его отец. Как бы его жертва не цеплялась за жизнь, каким бы крепким и сильным не был ее дух, конец всегда был один. Странно, что этого не понимали многие. Даже его отец, кучу раз убивая людей. Ведь если бы он понимал, то зачем ему в библиотеке нужно было бы такое огромное количество книг по ритуалам воскрешения и крестражам? Зачем ему нужны были бы десятки фолиантов с историями про Философский Камень? Во время летних каникул между первым и вторым курсами отец вел себя очень странно — он начал проводить время с Гарольдом. И мальчику это не особо нравилось, ведь это означало, что что-то приближалось. И это «что-то» ему совсем не нравилось. Не сказать, что отец учил мальчика игре в квиддич или шутил с ним, ходил на пикники и рассказывал смешные истории, в отличие от всех пап, про которых рассказывали ученики в Хогвартсе. Все было совсем не так. Он начал обучать его. И это было в сотни, тысячи раз хуже для Гарольда, чем его пренебрежение. Он заставлял его участвовать в пытках. Когда жертва, после Круцио, безвольно лежит, не зная, жива она или нет, учится заново дышать, отец заставлял Гарольда направлять на нее палочку и простыми заклинаниями вызова огня поджигать на нем одежду, волосы, кожу... Он заставлял «Левиосой» держать жертву под потолком во время пытки (что мальчику давалось с огромным трудом — жертва ведь всегда была большего веса, чем одиннадцатилетний ребенок, да и пытки длились не минуту-две), а затем, когда жертва цеплялась за жизнь из последних сил, а Гарольд изнывал от истощения магических сил, от боли в протянутой руке и носу, из которого текла кровь, выхватывал палочку из пальцев сына, прекращая пытки обоим. И жертва, и Гарольд, падали на пол. Друг от друга они отличались лишь способностью к дыханию. Однажды отец заставил его применить Круцио. Гарольд второй раз за все годы сказал отцу «нет». Тот недоуменно посмотрел на него и лично выстрелил из своей палочки заклинанием пытки. Мальчик заверещал от неземной боли, в его глазах потемнело. Ему казалось, что он сейчас умрет. И это не показалось ему плохой мыслью. Боль по его меркам длилась часами. Но вот отец отвел палочку, и Гарольд смог вдохнуть. Легкие ныли. Но за этот глоток воздуха Гарольд готов был исполнить все, что угодно. - Неплохо для первого раза — полминуты, - хмыкнул отец. - Вытри слезы. Еще раз скажешь «нет» - боль продлится больше, сын. Он никогда не называл его по имени. - Сын, - молвил отец тридцать первого августа, когда тот собирал чемодан в Хогвартс. Гарольд дрогнул от звука его голоса — он не ожидал его услышать, - надеюсь, ты и впредь будешь слушаться моих приказов. - Да, отец. - Ты же знаешь, что я так поступаю ради общего блага? - Да, отец. Только ты можешь установить мир и порядок во всем мире, - пролепетал мальчик. - Правильно, - удовлетворенно прошипел отец и потрепал его по голове. Гарольд напрягся. Но ничего не произошло. *** - Здравствуй, - раздался чей-то звонкий голос прямо над Гарольдом. Тот аж подскочил, хотя и сидел на стуле. На него глядела большими синими глазами, что казалось так и выпадут из орбит, когтевранка-первогодка. Светлые, чуть ли не белые спутанные волосы обрамляли ее бледное лицо, словно ореол. Она застенчиво опустила глаза. - Прости, кажется, я тебя напугала... Просто ты кажешься таким грустным — я и решила подойти тебя, развеселить... Вдруг, это проделки мозгошмыгов? - Кого?.. Хотя, неважно, - отмахнулся тот. - Ты меня не напугала. Спасибо за заботу, - он чуть улыбнулся и вновь сел за стол. - Меня зовут Луна Лавгуд, - представилась девочка, намереваясь продолжить разговор. - Гарольд. Гарольд Риддл. - Приятно познакомиться, - Луна села напротив него и уставилась своими большими глазами. - Можно, я буду звать тебя Гарри? Гарри... Будто нечто знакомое... *** Впоследствии Гарольд и Луна стали друзьями. Именно друзьями. Мальчик не знал как и почему так случилось, но к нему внезапно пришло понимание, что он может твердо, без какой-либо натяжки, сказать: «Луна — мой друг». Хотя она и была со странностями — часто витала в облаках, рассказывала какие-то небылицы, искренно верила в то, что писали в «Придире», так как отец был владельцем этого издания, но ее Гарольд искренно полюбил. Такая наивность, открытость и честность поразили его еще при первом разговоре. Остальные когтевранцы менее тепло приняли Луну, но не издевались над ней. «Когтевран — одно большое гнездо, одна семья», - таково было первое негласное правило факультета. Надвигались беды, многие дети уже успели потерять родных. Все старались сделать так, чтобы хотя бы здесь, среди однокурсников, дети чувствовали себя в относительной безопасности. В тепле. На Когтевране не было месту издевательствам и косым взглядам. - Гарри, - как-то спросила Луна, - а расскажи мне о своих родителях, пожалуйста. - Я не хочу об этом говорить, - ответил тот, сразу же съежившись и втянув голову в плечи. - Знаешь, - подумав, ответила она, - а ты можешь приехать погостить к нам домой на лето. На месяц, если тебя отпустят. Папа не будет против, я уверена. - Спасибо, - улыбнулся он в ответ. - Но, думаю, вряд ли мне разрешат. Тем не менее, набравшись храбрости, пару дней спустя он послал сову отцу с этим предложением. Сказать по правде, он с отцом не часто переписывался. Точнее — совсем не переписывался. За все два года обучения в Хогвартсе Гарольд лишь однажды послал ему письмо — с извещением, что он поступил на Когтевран. Отец за это время прислал чуть больше писем: три. С ответом на письмо сына, а также с просьбами приехать на время рождественских и пасхальных каникул. Ответ на просьбу провести лето у Лавгудов Гарольду пришла записка: «А я и не знал, что у тебя есть друзья. Нет, тебе нельзя поехать к ним летом». Гарольд, хоть и знал, что получит такой ответ, сник. Все же слабая надежда на чудо в нем была. *** Примерно через две недели Гарольд уже стоял на коленях перед бездыханным телом Луны. Девочка смотрела остекленевшим взглядом в потолок Тайной Комнаты — места, куда отец принудил его прийти, предварительно отперев почти все замки. Ведь Темному Лорду, как и всем остальным, было прекрасно известно о том, что ее может открыть лишь наследник Слизерина — при помощи змеиного языка. А Гарольд явно им не владел. Когда мальчик вошел в комнату, первым, что он увидел была спина отца. Тот повернулся и сладко прошипел: - А я тебя как раз дожидаюсь... Чуть подальше от отца была Нагайна, его ручная змея, которая часто снилась Гарольду в кошмарах. Она обвилась вокруг тела Луны и злобно на нее шипела, с каждой секундой все сильнее и сильнее сжимая ее в своих «объятиях». Отец что-то прошипел своей змее и та прекратила медленную пытку, отползла от девочки, предоставляя ее своему повелителю. Темный Лорд, пока Луна тяжело дышала, пытаясь прийти в себя, вновь обернулся к сыну: - Если я увижу, что ты убегаешь, отвернулся, закрыл глаза, в общем, не смотришь на то, как я лишаю твою подругу жизни — ее пытки покажутся тебе лишь щекоткой, в отличие от тех, что я наложу на тебя. Луна не кричала. Она не хрипела. У нее не было сил на это. Темный Лорд отнимал у нее жизнь капля за каплей. На глазах у ее друга. Гарольд видел мольбу в ее глазах, он хотел помочь. Он думал над тем, чтобы послать смертельное заклятье отцу в спину, ведь он видел много раз его применение, но как только он поднял палочку, Нагайна угрожающе на него зашипела, поднимая в мальчике воспоминания о всех его кошмарах. Когда Темному Лорду надоела его игрушка, он со скучающим видом бросил в нее Авадой Кедаврой. Луна не успела даже пискнуть. - И запомни, сын. У тебя есть только один близкий человек — я, - сказал на то Волан-де-Морт, смотря на то, как Гарольд подбегает к телу когтевранки. - А чтобы знать, что ты верен мне, за тобой будет приглядывать мой давний друг, - его голос звучал слаще, чем яд медленной смерти. Гарольд позволил себе поднять взгляд от Луны и обомлел: прямо на него уставилось огромное чудовище с желтыми глазами. - Это василиск, хранитель этой комнаты. Чудовище Слизерина, - промурлыкал отец, поглаживая свою зверюшку. - Я приказал ему не трогать тебя. Но если он увидит, что ты становишься с кем-то близок... Гарольд кивнул и отвернулся. Он не хотел слышать этого слова из уст отца. Нет. Никто не должен умереть из-за него или из-за прихотей его отца. А сам отец достоин лишь вечных мук, но никак не смерти. Смерть, от которой он так бежит, должна показаться ему манной небесной. Так думал Гарольд Риддл. Прекрасно осознавая при этом, что он никогда не сможет поднять палочку на Темного Лорда. *** Отец силой выволок Гарольда из Тайной Комнаты. - Веди себя как ни в чем не бывало, - прошипел напоследок Темный Лорд, вновь скрываясь в проходе, ведущем в Тайную Комнату — у него были какие-то дела с василиском. - Твою дражайшую подругу скоро обнаружат. Мальчик кивнул. Как только плита с раковиной за ним закрылась, откуда-то со стороны кабинок послышались хлюпающие звуки. Он обернулся и позвал — никто не откликнулся. Гарольд только теперь позволил себе расплакаться. Никого не было, в этот туалет никто не заходил, да ему теперь на это было совершенно все равно. Главное — отца не было рядом. А Луна была мертва. Сколько это может продолжаться? Весь этот гнет, страх, сковывающий изнутри? Гарольд не хотел больше так жить. Гарольд не хотел, чтобы кто-нибудь вновь умер из-за него. Он заметил какое-то движение воздуха, серебристое сияние рядом. Мальчик поднял голову и вздрогнул: перед ним парило привидение маленькой девочки с заплаканным лицом. - Не бойся, - хлюпнуло привидение. - Здесь ты можешь плакать, я никому не скажу, - девочка ободряюще положила свою бестелесную руку на плечо. Гарольд отстраненно кивнул и вновь накрыл лицо ладонями. Плакса Миртл слишком часто плакала сама, чтобы понимать — сейчас не лучший момент приставать с расспросами. *** Тело Луны обнаружилось на следующий день — девочка лежала в коридоре на одном из этажей Хогвартса, а на стене рядом была кровавая надпись: «Тайная Комната вновь открыта! Трепещите враги Наследника!» Гарольд не видел этого кошмарного зрелища. Как только тело обнаружил какой-то четверокурсник, позвали Дамблдора. Директор перекрыл коридор, перенес тело в свой кабинет, послал сообщение о гибели дочери мистеру Лавгуду, позвал Гарольда, как близкого Луне человека. Гарольд еще вчера в туалете Плаксы Миртл, а потом и ночью в своей кровати, выплакал все свои слезы. Он с тяжестью на сердце смотрел на склонившегося над Луной мистера Лавгуда, тело мужчины тряслось от непрекращающихся рыданий. Он шептал какие-то слова, поглаживая дочь по спутанным волосам. Его маленькая Луна покинула его, он остался совсем один. Совсем как ее друг. - Мистер Лавгуд, примите мои глубочайшие соболезнования, - склонил голову профессор Дамблдор, подходя к безутешному мужчине. - Луна была прекрасной девочкой. Нам всем будет ее не хватать, - директор немного помолчал. - Думаю, вам лучше забрать Луну с собой... Ученикам необязательно видеть ее мертвой, чтобы сказать «прощай» на церемонии... Мистер Лавгуд медленно кивнул. Дрожащими руками он осторожно взял девочку на руки, словно она была из фарфора, и телепортировался из кабинета директора через каминную сеть. Гарольд с сожалением посмотрел им вслед. Ему тоже хотелось уйти с ним, вместе с Луной. Подальше от этой проклятой школы, от отца. Ото всех. Но он прекрасно осознавал, что это невозможно. - Гарольд, - тихо позвал его Дамблдор. Тот отвел взгляд от камина. Директор уже сидел на своем кресле-троне за столом, жестом приглашая мальчика сесть напротив него. Гарольд, косясь на огненную птицу-феникса, сидящую на жердочке рядом, повиновался и присел на стул. - Сочувствую твоей утрате. Он не смог проглотить комок в горле и лишь кивнул в ответ. - Она ведь была твоим единственным другом, насколько я понимаю? - снова кивок. - Мне жаль. Искренне жаль, - голос директора дрогнул. Гарольд наконец смог поднять взгляд и увидел, что в глазах у Альбуса Дамблдора стояли слезы. Директор не притворялся. Ему действительно было жаль маленькую невинную девочку. А может... И тут феникс начал петь. Грустную-грустную, полную боли и отчаяния песню. Но эта песня еще была полна... надежды? Гарольд не стал утирать вновь внезапно потекшие из глаз слезы. Может, ему удастся вырваться из этого ужасного мира, полного насилия и жестокости? Сбежать из мира его отца? Когда отца нет рядом Гарольд часто об этом задумывался. Но сейчас, как никогда прежде, пусть и на мгновение, ему показалось, что это чудо может осуществиться. *** На праздничном ужине в честь начала нового учебного года, третьего для Гарольда, директор, прежде чем начать распределение, объявил минуту молчания по погибшим ученикам и родителям. Этим летом отец побил все рекорды набегов — пострадала чуть ли не каждая семья, поддерживающая Альбуса Дамблдора. У кого-то умерли дети, у кого-то — родственники или друзья. Хогвартс лишился десяти студентов — одним из них была и студентка с Когтеврана. Еще трое студентов с факультета Гарольда лишились одного или обоих родителей. И это еще с факультета, который предпочитал не лезть в политические игры. На других факультетах потери были куда серьезнее. Темный Лорд решил усилить страх перед собой. Решил показать свою мощь и бесполезность покровительства директора Хогвартса. Но не все шло гладко у отца: иногда случались и неудачные набеги, случалось и так, что они никого не убивали, лишь успевали разгромить дома. Или убивали не того — отец желал для начала психологически «опустошить» противника, показать, что любовь и привязанность — это слабость. Он ударял по самым уязвленным, больным местам. Отбирал детей, родителей, друзей, любимого человека у сторонников Дамблдора. Если у Пожирателей Смерти случались промахи, то отец отыгрывался на пленниках. Или на Гарольде. Гарольду пришлось этим летом несладко: если вылазка была неудачной (без разницы, участвовал ли в ней Темный Лорд), то мальчика мучили, он становился козлом отпущения. Отец говорил, что учит его стойкости. Чтобы никакие методы авроров на него не действовали. Если вылазка была удачной — то тут заставляли мучить Гарольда, как и прошлым летом. Мальчик с распахнутыми от страха глазами смотрел на свою жертву и дрожащим голосом произносил «Круцио», который расходовал практически все силы, под строгим надзором отца. Потому что он знал: не произнеси он этого, Темный Лорд непременно применит пыточное на своем сыне. - Почему ты заставляешь меня мучить их? Я не хочу этого! - как-то в отчаянии крикнул Гарольд, страшась своего голоса. Отец исподлобья посмотрел на него своими красными, как раскаленные угли, глазами. - Потому что я хочу, чтобы ты научился защищаться, сын, - ответил он. - Мир жесток. Не питай детских иллюзий и не думай, что те же авроры или шайка Дамблдора не используют эти заклятия. Они только притворяются хорошими, посланниками Света. На деле же они такие же грешники, как и мы. Просто мы не притворяемся, в отличие от них, - он приблизился к Гарольду, наклонился так, что мальчик мог чувствовать его дыхание. - Все кругом лгут и предают. Служат игрушками в руках друг друга. Это простая истина. И когда кто-то говорит, что поступает совсем не так, что он поступает честно — беги от него. - То есть я для тебя — игрушка? - осмелел Гарольд. - Даже если и так, - отец склонил голову чуть набок, - то в любом случае, ты единственный, кому я могу доверять. Потому что я сам вырастил тебя. Ты именно такой, каким я тебя и хотел видеть, - он как-то ядовито ухмыльнулся. Гарольд вздрогнул. Он провожал каждого первокурсника печальным взглядом, когда тот шел к Шляпе, а потом к своим новым собратьями по факультету. Надвигается беда, а они еще слишком малы для сражений. Хотя и сам Гарольд не был большим. Но он уже привык ко всем этим ужасам, но эти дети... Которые искренне радуются, что шагнули во взрослую жизнь — стали студентами Хогвартса... Которые при нападении даже не смогут ничем защититься, только если не произойдет внезапно выброс спонтанной магии, как у пятилетних... Они обречены. Причем отец наверняка ждет от Гарольда, что тот встанет на его сторону. И наверняка тот не сможет отказаться, мальчик это понимал. Он понимал, что он трус. Запуганный малолетний трус, которому проще спрятаться за книжкой по истории и вскоре забыть о произошедшем, чем дать отпор. Или покончить с собой. От этих мыслей у Гарольда сжалось сердце. - Поттер, Сириус! - позвала МакГонагалл. Из толпы вышел мальчик с взъерошенными рыжими волосами, торчащими во все стороны, очками с линзами квадратной формы. Он хмуро глядел на всех присутствующих и быстрым, стремительным шагом направился к табурету. - Чего это он такой хмурый? - спросил кто-то справа. - Он отца потерял этим летом, - ответили ему. - Его отец, Джеймс Поттер, одним из самых яростных сторонников Дамблдора был. Гарольд слушал их разговор вполуха. Он шокировано смотрел на юного студента Хогвартса, который был как две капли воды похож на него самого два года тому назад, за исключением цвета волос. *** Несколько недель спустя от отца пришла сова с сообщением. Вообще Гарольда постоянно удивляла способность отца присылать ему письма. Да, в его письмах сыну не было ничего, что могло бы выдать его: почту учеников регулярно просматривал небольшой отряд авроров, что охраняли школу. Но они проверили ведь не только текст, но и адреса. Видно, отец либо как-то менял память совы (чтобы, при проверке, сова выдавала ложный адрес), либо он действительно где-то имел адрес, на который приходили все письма, а потом их оттуда забирал. Но зачем?.. Если отец так ловко мог пробраться в Хогвартс, украсть какую-то вещь, убить ученицу, то почему они еще находятся в состоянии войны? Почему бы ему просто не убить Дамблдора, обретя тем самым победу? - Зачем? - удивился отец, когда Гарольд спросил его об этом на каникулах. - Я же тебе уже говорил: надо уничтожить их прежде психологически. Сделать так, что даже если они и победят, то это победа не будет стоить для них решительно ничего: все дорогие им люди будут покалечены или мертвы. Особенно это касается Дамблдора: у него не осталось родных, насколько мне известно. Для него важны лишь школа, его последователи и ученики. Я хочу, чтобы он страдал. - Что же он такого сделал для тебя? - ужаснулся мальчик. - Дамблдор ведь сделал меня таким, - ухмыльнулся отец. - А также все эти «сторонники Света». Оставили меня гнить в том детском доме, совсем одного. Даже во время моей учебы в Хогвартсе они предпочитали закрывать глаза на то, как надо мной издевались однокурсники из-за того, что я полукровка. Мол, малы еще, ничего серьезного не сделают, да и энергию куда-то надо выплеснуть... Гарольд промолчал, хотя и задумался: ведь отец, по сути, поступает с ним точно также, как и те ребята с ним в детстве. Единственное отличие: ему не требовалось предлога, чтобы издеваться над ним. В письме отец обратился с внезапной просьбой: поговорить с глазу на глаз с Дамблдором. Ну, или хотя бы привлечь его внимание. Гарольд принял это предложение как прекрасный предлог к тому, что он намеревался сделать уже многие дни, но ему все никак не хватало храбрости. В один из дней, проходя мимо кучки первогодок-гриффиндорцев, мечущихся в поисках нужного коридора, чтобы пройти в класс трансфигурации, третьекурсник заметил рыжую непослушную шевелюру. Можно было бы предположить, что это очередной Уизли, знаменитые огненным цветом своих волос, но нет, это был Поттер в квадратных очках. Сказав про себя «Сейчас или никогда!», Гарольд попытался придать себе внушительный вид и подошел к первогодке. - Ты Сириус, Сириус Поттер, я прав? - спросил он. - Да, что тебе нужно? - гриффиндорец с вызовом посмотрел на него. Гарольд собрался с мыслями и выпалил: - Прошу, расскажи о своей семье, пожалуйста. Сириус удивленно отвел взгляд. Что когтевранцу понадобилось от его семьи? Зачем ему это? Ха, вздор какой-то. Родители, когда рассказывали про Хогвартс, всегда говорили, что когтевранцы немного с приветом и тянутся за любыми знаниями, порой даже ненужными. Так что это вполне может быть знаменитое когтевранское любопытство. Сириус не знал, что столкнется с ним. Так скоро и в таком необычном... воплощении. - Только ты тогда отведешь нас к кабинету трансфигурации, идет? - подмигнул Сириус, подавая тому руку. - Не думал, что гриффидорцы тоже пользуются «услугой за услугу», - усмехнулся Гарольд, пожимая руку первокурсника в ответ. - Что же, за мной тогда, Гриффидор! - он махнул рукой и направился в левое ответвление главного коридора. - А, чушь, - отмахнулся Сириус, шагая рядом с Гарольдом. - Даже во всяких сказках и историях герои совершают подвиги не просто так. Либо под принуждением, либо, что более часто встречается, из-за желания заполучить какую-нибудь награду. Горы золота, слава, прекрасная принцесса, убийство злейшего врага — выбирай, что душе угодно. Всегда есть награда за услугу, то есть за геройство. - Хочешь сказать, геройствуя, ты совершаешь кому-то услугу? - Ну да, - совершенно серьезно ответил Сириус. - Вот освобождаешь ты какой-нибудь народец от гнета злобного дракона или коварного правителя, да? Ты совершаешь перед ними услугу, правильно? Правильно. И народец этот, чтобы тебя отблагодарить, пока ты не стал писать трактаты насчет того «о, не надо благодарить меня, не стоит! Я же так ничтожен! Всего лишь потерял правую ногу и левое ухо...», пытаясь получить кусок побольше, всучивает в твои руки прекрасную дочь мельника или говорит, что за той горой и пятью речками есть пещера, полная золота. Правда, ее охраняет дракон, но Мерлин знает, жив ли он. Народцу главное, чтоб ты свалил со своей наградой. И ты доволен, что труд твой не пропал даром, и народец рад, что потешил героя, да избавился от назойливой дочери мельника, которая обольстила чуть ли не все поселение. Гарольд искренно рассмеялся. Так он не смеялся с прошлого года. С момента потери Луны. - Теперь понятно, из каких побуждений поступают гриффидорцы! Прости за вопрос, но чем же вы тогда отличаетесь от слизеринцев? Сириус поморщился. Потом он оглянулся на своих сокурсников, шедших позади, и заговорщически прошептал: - Ты только никому не говори, что это я сказал, ладно? Если будешь распространяться на эту тему, то скажи, что сам додумался. Ты когтевранец, тебе сойдет с рук, - Гарольд, сделав серьезный вид, кивнул. - Так вот. Чуть ли не единственное отличие гриффидорца от слизеринца, по-моему мнению, состоит в том, что каждый, имея цель, поступает по-своему. Гриффидорец будет всеми правдами и неправдами, расшибая лоб и получая шишки, идти к ней напролом. Чаще всего, выступая в рамках закона, так как искать всякие лазейки — слишком утомительно для жаждущего. Гриффидорец предпочитает чаще всего делать все сам, так как он нетерпелив, желает получить все и сразу. Ну, или если не получается «сразу», то хотя бы видеть и руководить процессом лично. Слизеринцу же не лень копаться в законах, он предпочитает действовать обходными путями. Достигать своих целей при наименьших потерях и затратах сил. Он зачастую не хочет, чтобы видели, как он достигает своих целей и что именно за цели он преследует. В общем, один в гору пойдет, а другой ее обойдет. И, к слову, неизвестно кто окажется прав. Так как никто не знает, окажется ли гора более высокой, чем широкой или наоборот. И где в этой горе обитают драконы. - Интересно, - промычал Гарольд, размышляя над полученной информацией. - А что же отличает пуффендуйца от когтевранца? - Э, а потом ты спросишь, что отличает слизеринца от когтевранца и так далее. Давай я тебе обозначу сразу на простом примере: что отличает их всех друг от друга. Как ты уже понял, все пытаются добиться целей. По-разному. Вот скажем, какой-то волшебник хочет получить повышение по службе. Но при этом надо показать начальству, что ты стоишь этого. Гриффиндорец будет красоваться перед публикой, кричать лозунги, в общем, вести активную деятельность, которая будет видна всем и вся (надеюсь, ты понимаешь, что я говорю весьма утрировано, да?). Пуффендуец будет работать. Работать и работать, желая показать объемом и качеством выполненной работы, что он достойный кандидат, что он и дальше будет также хорошо исполнять свои обязанности. Когтевранец будет же эдакой «выскочкой». Он будет показывать с высоты своего полета, какой он умный и славный, что только его блестящий ум и способности могут себя достойно проявить на новом рабочем месте. Он будет предоставлять кучу сертификатов с разнообразных курсов, выносить мозг интересными, но не всегда относящихся к делу, фактами. - А слизеринец? - Скорее всего, даст взятку начальству, - зевнул Поттер. - А если не прокатит или денег недостаточно, то подговорит коллег хорошо отзываться о нем начальству. Или отравит остальных кандидатов. Или, если он предпочитает честные приемы, попытается «выехать» на своей природной смекалке и обаянии. Вовремя услужит, вовремя подскажет время и прочее. В общем, слизеринец не пропадет. - Кто же тебя этому научил? - Альбус Дамблдор, - не без гордости сказал Сириус, широко улыбнувшись. - Он часто в детстве у нас дома гостил, иногда давал вот такие уроки мудрости. - Кстати, об этом. Мы пришли, но ты так и не рассказал о своей семье... - начал было Гарольд. - Эй, ворона! - какой-то язвительный голос окликнул его сзади. Гарольд обернулся. Старосты факультета каждый год объясняли новоприбывшим, да и напоминали остальным, что часто учеников факультета Когтевран могут обзывать «воронами», что не есть правильно, ведь их символ — парящий орел, фамилия основательницы лишь вводит всех в заблуждение. А раз они позволили ввести себя в заблуждение, не потрудившись даже посмотреть на герб не только их факультета, то они просто-напросто глупы и невежественны, на таких бесполезно обращать внимание. «Ну, или просто отнеситесь к этому факту спокойнее, узнайте, что этому невежде нужно от вас, а потом тихо валите и более не связывайтесь с идиотами», - добавлял второй староста, прежде чем отправить всех по кроватям. Перед ним стояли слизеринцы с его потока: Гарольд не слишком обращал внимание на Слизерин, чтобы знать студентов этого факультета поименно. Но бледного юношу со свтелыми прилизанными волосами и гордой осанкой нельзя было не признать: перед ним был Драко Малфой. За ним стояли еще два каких-то парня весьма крепкого телосложения. - Ворона, - вновь обратился к Гарольду Драко, поймав его взгляд. - Чего это ты с грифами возишься? Неужто тоже в падальщики решил податься? К слову, не только студенты с Когтеврана оказывались предметом каверканий названияи символов своего факультета. Слизеринцы часто обзывали гриффиндорцев грифами, или как сейчас, падальщиками, те не оставались в долгу и называли слизеринцев слизнями, зачастую забывая, что в Хогвартсе был так называемый «Клуб Слизней» под предводительством декана змеиного факультета, куда стремился попасть каждый студент — гриффиндорцы ничуть не брезговали тем, что декан вечного факультета-соперника брал их под свое крыло. Пуффендуйцев в такой «словесной перепалке» обычно не трогали, если только студент с этого факультета не окажется толстоватым по меркам других. Ну не назовешь же ты надежду всея школы Седрика Диггори «Пуффом»? - А что, завидуешь, змеюка? - подал голос какой-то мальчишка с Гриффиндора, сверкнув глазами. - Тоже хотел к нам попасть, но не смог? Гарольд прикрыл глаза. Конечно, все развивалось именно так, как он хотел, но он все никак не мог подивиться гриффиндорской безрассудности. Хотя, вспоминая слова Сириуса, Гарольд нашел такое поведение мальчишки весьма логичным: первокурсник, если победит в схватке слизеринцев-третьекурсников, получит кучу проблем от декана, но, в качестве бонуса, уважение среди всех гриффиндорцев. Только вот победить первогодке трех здоровенных третьекурсников нереально. Неужто он надеется на него, студента с Когтеврана? Будто бы он, прочтя в книгах заклинания, да имея в качестве декана преподавателя по чарам вдруг станет сильнее всех вокруг и убережет малышей? Если этот гриффиндорец действительно думал так, то он истинный сын своего факультета. И жизни еще предстоит дать ему немало уроков. Слизеринцы омерзительно заржали. - Ты слышал, Гойл? - поинтересовался у своего приятеля Малфой. - Чтобы я хотел попасть в Гриффиндор? - он снова оглушительно захохотал. - Малыш, я принимаю это как личное оскорбление! Драко направил палочку на первокурсника и выкрикнул какое-то заклятие. Гарольд, собравшись с мыслями и наконец взяв себя в руки, закрыл того щитом. Малфой, удивленно посмотрев на когтевранца, ухмыльнулся и направил уже на Гарольда очередное проклятие. В этот раз он увернулся, заклятие попало в стену. На шум сбежались ученики, находящиеся неподалеку. Кто-то начал делать ставки: сколько продержится этот Риддл. Гарольду мгновенно стало плохо. Они не пытались оттащить их, прекратить драку, нет. Они не пытались позвать преподавателей. Все смотрели на них, спорили, как долго продержится Гарольд (а не «как быстро закончится сила у Малфоя» - все почему-то были уверены в его победе). Причем ставки принимал кто-то из гриффиндорцев. Гриффиндорцев! За чьих первогодок он вступился, преступив чувства страха и самосохранения! Получается, и эти «оплоты Света» были не против жестокости... Просто они предпочитали его не замечать или делать из этого игру. Гарольд стал игрушкой. Снова. В руках тех, к кому он стремился. Он думал, что среди рассказов о теплых семейных вечерах, смехе, рождественских подарков нет места жестокости. Но она была. Просто не в таком виде, к которому он привык. Это была некая цивилизованная жестокость. Причесанная и приглаженная. От этого осознания Гарольду стало тошно. Единственным отличием тех, кто сейчас наблюдал за тем, как слизеринец проклинает Гарольда целым потоком заклятий, от Пожирателей Смерти было то, что если последние и поступали бесчеловечно и жестоко, то они и говорили об этом открыто, ничего не скрывая, не прячась. А по мнению Риддла окружающие его дети поступали именно бессердечно и никак иначе: ведь Малфой вполне мог и убить его или оставить калекой. Чего стоило то второе заклятие, попавшее в стену: из камней начали нарастать черные маслянистые пузыри, из которых вылуплялись слизни. Гарольд даже не хотел знать, откуда Драко знал такое темное проклятие. Мнение же того большинства, что окружало двух бившихся мальчишек, гласило: «Сам напросился, так почему бы не полюбоваться зрелищем? Да, да, давай, бей его, слизень! Ого, какой это ворон живучий!» Остальные, кто так не думал, кому было жаль Гарольда, просто-напросто трусили, им было страшно. Ведь если они заступятся за когтевранца, то дальше подойдет и помощь слизерницу (чего только эти два верзилы позади Малфоя стоят! Брр), начнется настоящая бойня... Да и им не устоять против таких проклятий... Да еще потом шутить начнут: «заступник глупых ворон!». К преподавателю побежать — засмеют однокурсники... Весь этот кошмар остановил крик профессора МакГонагалл, усиленный заклинанием: - Что здесь, ради Мерлина, происходит? Вон отсюда! Толпа мигом рассосалась по коридору, кое-кто подошел к тому гриффиндорцу, что приннимал ставки, и начали спорить, кому же отдавать выигрыш. Преподавательница трансфигурации подошла к Драко и Гарольду — они, ужасно обрадованные тем, что все это закончилось, опустили палочки. Только если Гарольд сразу же покачнулся и прислонился к стене (при этом предусмотрительно отодвинувшись от лопающихся черных пузырей), мучаясь от истощения магических сил, то Малфой пытался не подать виду, встал прямо и с вызовом посмотрел на МакГонагалл, правда, его с головой выдавал пот, застилавший лицо и тяжелое дыхание, но слизеринца это мало интересовало. - Мистер Малфой, очередная драка, - будничным голосом сказала профессор, оглядывая третьекурсника — ее уже не удивляло участие Драко во всех потасовках. Взгляд Минервы обратился к Гарольду. - Но вы, мистер Риддл! Не ожидала такого от студента Когтеврана! - Он защищал нашу честь, профессор! - подал голос Сириус, стоявший рядом. Декан смерила его изучающим взглядом, но Поттер не отводил глаз. - Расскажете об этом директору, - сухо ответила на это МакГонагалл. - Мистер Малфой, мистер Риддл — за мной. И, да, мистер Поттер, вы тоже, пожалуй. В качестве свидетеля. Я так, понимаю, видели все это безобразие от начала и до конца. Странно, что вы не позвали преподавателя, чтобы разнять этих мальцов. Кстати, по пятьдесят очков со Слизерина и Когтеврана за драку. И, да, что это вы замерли? - она холодно посмотрела на зевак, еще не успевших уйти и внимательно следивших за отчитыванием дуэлянтов. - Живо по кабинетам! Профессор повернулась на каблуках и зашагала к кабинету директора. Три студента пошли за ней. По дороге Сириус чуть ли не прыгал от восторга и благодарил Гарольда за то, что он вступился за его сокурсника. Драко на это лишь презрительно фыркал, а сам «спаситель» кивал, причем часто невпопад, но гриффиндорец на это не обращал ровно никакого внимания. Минерва, отдав мальчишек на суд Дамблдору, при этом кратко описав события, удалилась на урок. Директор, выслушав теперь уже версии произошедшего от студентов, лишь вздохнул, мол, ничего не поделаешь, и пообещал оповестить о произошедшем родителей учеников по почте, на что Драко лишь уже в который раз ухмыльнулся. Гарольда посетила невеселая мысль, что этот мальчик и вовсе не умеет улыбаться. Как и его отец. Зная, что поучительная беседа никак не повлияет на своевольного слизеринца, Дамблдор отпустил Малфоя, тот гордо вскинул голову вверх и вышел из кабинета, правда, при этом шатаясь, так что эффект должным образом не получился. Директор не удержался и повторно громко выдохнул. - И что делать с этим слизеринцем?.. - риторически поинтересовался он. - Ну, ладно, с ним и гриффиндорцами все понятно: бессмысленная вражда между факультетами. Мне, конечно, приятно, что ты, Гарольд, вступился за первокурсников, но скажи, почему ты поступил так? Тот чуть притупился. Он не совсем этого ожидал от «поучительной беседы» в исполнении директора Хогвартса. - Когтевранцы не трусы, они не прячутся за книгами, - неожиданно для самого себя ответил Гарольд. Он сам полностью не верил в свои слова, хотя мальчику очень бы хотелось, чтобы сказанное оказалось правдой. - Если будет нужно, они поступят по-справедливости, заступятся за младших... Сириус при этих словах засиял, как маленькое солнышко. - Хороший ответ, - удовлетворенно кивнул Дамблдор, внимательно приглядываясь к мальчишкам. Даже как-то слишком внимательно. Директор нахмурился и внезапно взмахнул палочкой, направляя заклинание на Гарольда. Тот почувствовал легкий ветерок на своем лице, а потом он ощутил, будто бы линяет. Гарольд не знал, что чувствуют змеи, когда они сменяют кожу, но сейчас он был абсолютно уверен, что, ускорь волшебник этот процесс, змея бы именно это и почувствовала. После того, как действие заклинания закончилось, Дамблдор посмотрел вновь сначала на Сириуса, потом на Гарольда и ахнул. Потом он поспешно подошел к гриффиндорцу, потрепал того по рыжей шевелюре и сказал, что Минерва наверняка заждалась его на уроке — надо скорее бежать к ней на занятие. Сириус отрешенно кивнул, не ожидая такого небольшого предательства от директора, ведь трансфигурация ему менее всего давалась, кивнул и вышел из кабинета. Как только дверь за ним затворилась, директор обернулся к ничего непонимающему Гарольду, все еще смотря на него так, будто бы у третьекурсника на голове свили гнездо мозгошмыги. - Тебе же никуда не надо, правда? - Нет, у меня окно. - Хм, хорошо. Гарольд... Можно твой волос? - попросил он. Мальчик, пожав плечами, выдернул из головы волос и отдал его все еще дрожащими руками Дамблдору. Тот кивнул, выражая благодарность, и направился к одному из многочисленных тикающих серебристых устройств с какой-то булькающей жидкостью внутри, коими был полон кабинет главы Хогвартса. Директор опустил волос Гарольда в одну из трубочек, в другую — ярко-рыжий волос, очевидно взятый с головы Сириуса. Волосы мягко скользнули по трубочкам в основную полость устройства, туда, где находилась жидкость. Как только оба волоса коснулись поверхности жидкости, та окрасилась в красный цвет. Дамблдор снова ахнул и посмотрел на Гарольда. - Гарри... Ты жив... - промолвил Альбус и в его глазах зажегся какой-то странный огонек. *** Когда Темный Лорд получил сову с известием о драке своего приемного сына и отпрыска Малфоя, он был очень доволен. Дамблдор непременно заметит заклинание на мальчишке (которое, к слову, Волан-де-Морт изобрел лично), что не позволяет сравнивать его внешность с внешностью других людей, а, значит, узнает, что его мессия жив и живет под крылом у его злейшего врага. Причем этот мессия весьма трусоват, запуган и не желает участвовать в каких-либо военных действиях, не говоря уже о том, чтобы поднять руку на своего приемного отца. Волан-де-Морт знал, что детские страхи не так уж легко вывести. И не так уж легко будет перевоспитать его сына, специально названного Гарольдом — напоминание Темному Лорду, что это не просто игрушка, а игрушка, которая, согласно пророчеству Трелони, может его победить. Но если эта игрушка боится даже нос высунуть из библиотеки, то куда уж до спасение магического мира! Этот мессия стала его пешкой. Он не посмеет сказать слово поперек, хотя он уже пытался как-то раз, за что и поплатился, всегда станет на его сторону — из-за страха. Страх — великолепное оружие. Темный Лорд прекрасно осознавал, что убить мальчонку он не может, пусть он даже и лежал в ту ночь на Хэллоуин в колыбельке, даже не зная слова «магия», но спонтанную магию никто не отменял — она вполне могла уберечь дитя. К тому же, в пророчестве ясно давали понять, что убить они друг друга, по крайней мере своими силами с помощью палочек и заклятий смерти, не смогут.* Поэтому куда проще взрастить эдакого труса, второго Хвоста, который побоится поднять бунт, но всегда будет беспрекословно выполнять любой приказ. Его и убьют в числе первых на поле боя какие-нибудь авроры. Пушечное мясо никогда не бывает лишним. Особенно если над этим «мясом» можно немного поиздеваться. Внушая страх и зная, что это тот самый малец, на рождение которого чуть ли не молился Альбус Дамблдор. Хотя в последнее время Волан-де-Морт все чаще задумывался, чтобы представить своего приемного сына не как одного из солдатов своей армии, а как животное, которое преподносят богам во время жертвоприношений. Темный Лорд не верил в богов, но это выглядело бы символично. Ведь таких животных чаще всего именно взращивают отдельно от других, под тщательным присмотром. Только отличие состоит в том, что таких животных обычно холят и лелеют, а с Гарольдом выходит наоборот. Но какая, к Моргане, разница? Все равно жертва умрет во славу богу. Богу победы. К тому же, такая «казнь» отлично вписывается в его новый план захвата власти. Все ожидают от него войны. Кровопролитной и жестокой. Волан-де-Морт мог заверить, что крови и жестокости будет много, но война... Это скорее путь гриффиндорцев, которые привыкли к пышности и громким словам. У Темного Лорда был другой план. Менее затратный по ресурсам, но такой же ошеломляющий. И, да, «жертвоприношение» было обязательным пунктом. Тем не менее, надо было обеспечить, чтобы Гарольд был полностью затравлен и не посмел даже мыслить о переходе на светлую сторону. Ну, или хотя бы чтобы он не попытался «отвертеться». По сути, именно за тем Темный Лорд и послал мальчишку в Хогвартс, чтобы он убедился, что даже в эдакой штаб-квартире Света есть разлад и жестокость. Что там не так все гладко и... светло. Собственно, именно сейчас он за этим и попросил сына заглянуть к Дамблдору. Волан-де-Морт знал характер старика, и наверняка тот начнет сначала жалеть мальчика, а затем вешать лапшу на уши, что только он им может помочь, что все в его руках. И еще скажет какую-нибудь чушь в качестве ободрения. Наверняка эта чушь будет о том, какими замечательными были его биологические родители и как же храбр и благороден был уже погибший Джеймс Поттер. И это — главная ошибка Дамблдора. «Ложь во благо». «Ложь никогда не бывает во благо», - так думал Темный Лорд. - Надо бы попросить Северуса как-нибудь показать ему свои воспоминания. Или подстроить это... - вслух подумал Волан-де-Морт. В принципе, это можно устроить. Темный Лорд помнил, как как раз на третьем курсе они варили зелье, схожее по свойствам с той жидкостью, что находится в Омутах Памяти. Это вроде бы было в конце курса, но для Северуса изменить программу и подменить склянки с воспоминаниями не было особой проблемой. Он, конечно, поломается насчет того, чтобы давать отпрыску Джеймса не совсем трогательные воспоминания школьных лет, но все же Снейп не был дураком и выполнит приказ. Северус был весьма полезным и преданным слугой. Единственным препятствием в осуществлении плана по взращиванию «героя магического мира» стала та девчонка, Луна Лавгуд. Но и с ней Темный Лорд быстро справился, да и навестил заодно своего давнего слугу василиска, отдав ему приказ. Убивать чистокровную не очень хотелось, но на что не пойдешь ради желаемой цели? Зато теперь у Гарольда и не может быть никакой другой поддержки и опоры кроме отца. Хотя то, что Темный Лорд — поддержка и опора для своего сына, звучало парадоксально. Он был всего лишь очередной игрушкой, марионеткой. Полностью подчиняющаяся его воле. Воле Волан-де-Морта. Все было так, как он задумал. Как и всегда. *** Альбус действительно рассказал Гарольду о его родителях, о его настоящем имени, о пророчестве. О том, что он считался мертвым. О том, что только он может победить Темного Лорда, хотя каким образом — неизвестно. На это заявление Гарольд лишь покачал головой и грустно улыбнулся, сообщив, что провидица очевидно ошиблась. Так как он никогда не сможет даже стать равным своему отцу. Отец — гроза всего магического мира, великий темный волшебник. А он всего лишь запуганный трус, который не может спать в темноте, из-за чего окна в спальне вечно открыты или же на тумбочке стоит свечка. Альбус предложил ему занятия по боевой магии, чтобы хоть как-то быть готовым к бою — всем было известно, что разрешение конфликта между Дамблдором и Волан-де-Мортом произойдет в ближайшее время: именно поэтому некоторые волшебники не стали отправлять своих детей в этом году в Хогвартс, предпочитая перейти на домашнее обучение. Но Гарольд вежливо отказался. Он знал, что скорее всего эти самые заклинания полетят в совершенно противоположную сторону от сторонников его отца. Если вообще полетят. Гарольд отказался и от встречи с матерью, сказав, что наверняка та уже давно смирилась с потерей сына, что ею наверняка движет именно месть из-за его гибели, так что зачем лишать ее мотива? Гарольд знал, что это весьма жестоко, но еще более жестоким, как он думал, будет то, что безутешной матери внезапно предоставят давно утерянного сына, но этот утерянный сын будет запуганным мальчиком, шарахающимся от каждой тени. Это будет слишком больно для нее. Дамблдор на это кивнул. И, поразмыслив над составом заклинания, под которым был все это время третьекурсник, вновь наложил его и отпустил мальчика с болью в сердце. Ведь директор знал, что только этот мальчонка сможет победить великого Темного Лорда. Так сказано в пророчестве, а пророчества никогда не врут. Но этот мальчик слишком запуган, он слишком боится. У него нет друзей, поддержки, он отказался от его, Альбуса, помощи. Он совсем одинок. И наверняка его убьют в числе первых. Нет, он не герой. Он не побежит сломя голову к вожделенной цели — дивному новому миру без зла. Он напуган. И, может быть, напуган больше даже не отцом, а всем миром. Директор не раз замечал замешательство, с которым этот зеленоглазый мальчик смотрел на окружающих. Поначалу это было удивление и восторг. Затем, особенно это обострилось после смерти его подруги, Луны Лавгуд, эти эмоции сменились шоком, непониманием, разочарованием и ужасом. Теперь Дамблдор это ясно понял, видя как мальчик, шатаясь, покидал кабинет, чуть вжав голову в плечи. Он вмиг перестал быть Гарри Поттером, надеждой магического мира. Он стал Гарольдом Риддлом, запуганным когтевранцем с третьего курса. *** Пару недель спустя Гарольда в библиотеке поймал Сириус. Мальчик заявил, что не выполнил свою часть «тогдашней сделки, когда ты показал тому слизню, где фестралы зимуют!». Третьекурсник начал уж было отнекиваться, мол, уже не нужно и ему стало неинтересно (к тому же, именно два дня назад на зельеварении они варили зелье, с помощью которого можно просматривать воспоминания без использования Омута Памяти, и Гарольду почему-то достались не очень приятные воспоминания Снейпа (неизвестно как там оказавшиеся), касающиеся его биологического отца, о котором так лестно отзывался директор, школьных издевательств и профессора зельеварения), но гриффиндорец его не слушал, затащив Гарольда за один из столов в отделе астрономии. Там Сириус удобно устроился напротив замученного третьекурсника и начал свой рассказ. Он говорил о маме, о папе: какими они были замечательными. О дяде Сириусе, в честь которого его и назвали, погибшем четыре года назад. О своем крестном Ремусе Люпине, который, несмотря на то, что был оборотнем (Сириус на этом моменте попросил с Гарольда чуть ли не Нерушимый Обет, дабы тот никому не рассказывал об этой тайне), был добрейшей души человек. О том, что несмотря на все школьные проделки, папа и его друзья раскаялись в содеянном и, хотя любили рассказывать о своих похождениях и «подвигах», всегда грозили юному Сириусу, что если они узнают, будто сын занимается чем-то подобным, то у них будет серьезный разговор. Сириус рассказывал о визитах Альбуса Дамблдора: когда он только входил в дом, он был ужасно серьезен и нахмурен, сразу же уходил обсуждать какие-то дела с папой, но когда возвращался всегда брал мальчишку на руки, кружил и давал полезные советы, рассказывал истории и шутки. О том, как они ходили на квиддичные матчи с папой, как мама в тайне от мужа, дабы не разгневать его, учила мальчика основам зельеварения. О том, как они все вместе: он, мама, папа, дяди Сириус и Ремус праздновали Рождество и Пасху. Как папа однажды нарядился в костюм Санты и попытался залезть в гостиную через камин, чтобы удивить собравшихся, но мама так некстати решила растопить огонь, чтобы стало уютнее. Сириус также рассказал о своем погибшем брате: в ночь на Хэллоуин Темный Лорд ворвался в их дом и убил малыша Гарри, которому тогда был год. Но семья Поттеров не хочет его забывать: каждый год, тридцать первого июля, в день рождения Гарри, они пытаются веселится. Ведь какой смысл грустить? Гарри было бы гораздо приятнее, если мы бы радовались в этот день, а не плакали. Мама печет торт, но никто не задувает свечи. В этот день всем немного неловко, но никто не сомневается в правильности своих действий. - Так и со смертью папы, - сказал затем Сириус. - Я пытаюсь не грустить и не плакать, хотя это и ужасно трудно. Но я знаю, что папа бы не хотел, чтобы над ним плакали. Он бы хотел, чтобы при упоминании о нем все вспоминали как он жил: радовался, шалил, любил; а не то, как он погиб. Из почтения к нему и к моему погибшему брату, к их памяти, мы, Поттеры, стараемся не плакать по ним. А радоваться, что такие люди были в нашей жизни. После недолгого молчания гриффиндорец продолжил: - Знаешь, мне кажется, что когда обрывается чья-то жизнь, человек не уходит навсегда. Да, мы больше его не увидим, не услышим голос, мы больше не сможем вновь с ним поговорить. Но у нас ведь остаются воспоминания, так ведь? И снова и снова, вспоминая, мы можем переживать те моменты, которые происходили с нами и теми людьми, - он вздохнул. - Конечно, это не заменит настоящего человека, но хоть что-то. Знаешь, хотя я и смирился с потерей папы и брата, но я все равно хочу отомстить за них Темному Лорду. Знаю, они не хотели бы, чтобы я лез на рожон, но я хочу этого. Хоть у меня и остались воспоминания о папе, но у меня больше никогда не будет новых... А брата я и вовсе никогда не видел... Гарольд обомлел. Насколько же этот одиннадцатилетний мальчик был мудр... Альбус не зря проводил так много времени с ним. - Как же я хотел бы, чтобы ты был моим братом, - искренно ответил Гарольд. Сириус улыбнулся. - Кстати, прости за такой вопрос, но утоли мое когтевранское любопытство: почему же ты так часто хмуришься? Поттер мгновенно стал серьезным и посмотрел куда-то в глубину библиотеки: - Понимаешь, из-за всех этих рассказов профессора Дамблдора о Хогвартсе я думал, что это волшебный замок, где все друг другу братья, где каждый помогает друг другу. Я думал, что дружба между факультетами — это круто и здорово и мечтал со всеми перезнакомится. Но на деле... - он лишь вздохнул. Гарольд понимающе кивнул. Ему было жаль разочаровывать Сириуса, когда тот предложил в следующий раз прогуляться. И отказывать ему в помощи с домашним заданием по трансфигурации. Гарольд чувствовал, что Сириус постепенно разочаровывается в нем, но тот ничего не мог поделать. Ибо он помнил, что случилось с Луной и что василиск не спит и следит за ним. *** Перед Рождеством Гарольд получил от отца послание с тем, чтобы он не приезжал на каникулы домой. Мальчик весьма обрадовался этому известию, хотя и насторожился. И не зря. Потому что в рождественские каникулы, когда большинство учеников покинуло замок, Пожиратели Смерти напали на Хогвартс. Сделали они именно в каникулы по нескольким причинам. Первая: «чтобы не пролить моря волшебной чистой крови». Вторая: чтобы как раз юные носители этой «волшебной чистой крови» не путались под ногами. И третья: в отличие от летних каникул, на время рождественских большинство профессоров Хогвартса, а значит и сторонников Дамблдора (и сам Альбус с ними), оставалось в замке, то есть не надо бегать и искать их по всей магической Британии, чтобы убить. Ну, а причиной, почему они предпочли рождественские пасхальным была проще простого: снегопад и ужасные метели, состоящие из магического проклятого Пожирателями снега, заглушали любой сигнал бедствия, исходящий из замка. Нападение началось во время ужина: это время тоже не было выбрано случайно. На завтрак все плетутся как попало, кто-то приходит в начале, кто-то в конце. Обед кто-то и вовсе пропускает, предпочитая взять с завтрака пару сэндвичей и съесть их вместо обеда на берегу озера. А вот ужин навряд ли кто-то пропустит: все бегут на него к началу, это помнил каждый из Пожирателей с момента окончания школы. Итак, все были собраны в одно время и в одном месте. Сбежать им было особо некуда: Пожиратели, только преступив порог Большого Зала, наложили чары на окна, стены, потолок, пол, двери... Только обладатели метки Пожирателей Смерти и сам Темный Лорд могли выйти из Зала... живыми. Началась паника и давка. Преподаватели первым делом попытались защитить детей, накрыв тех щитами. Но кто-то из детей от страха начал бежать, пробовал выпрыгнуть из окна, спрятаться — их было невозможно накрыть чарами. Те, кто хотя бы касались стен, мгновенно вспыхивали, словно свечи на потолке Зала, и сгорали. Другие попадали под нескончаемый поток проклятий и погибали. Гарольд, сжавшись в один комок, сидел под щитом, созданным профессором Синистрой для него и еще пары учеников — одного шестикурсника-пуффендуйца, который все порывался вступить в бой, но никак не мог найти свою палочку в складках мантии, второкурсника с Когтеврана и двоих гриффиндорцев, учившихся на одном курсе с Гарольдом: Невилла Лонгботтома и Рональда Уизли. От грохота бившейся посуды, разбитых песочных часов, отсчитывающих баллы, заработанные каждым из факультетов, валившихся на пол в неимоверных количествах сапфиров, рубинов, изумрудов, выкрикиваемых заклинаний, Гарольду казалось, что он оглох. Он закрыл уши ладонями и нараспев, словно какое-то заклинание, повторял: «Лу-уна, Лу-уна...», пытаясь забыться. Нет, этого не может быть, он не хочет этого, он не может этого видеть... Он не может видеть обгоревшие тела первогодок, которые от страха попытались спрятаться в ниши, он не может видеть падающего от попавшего в нее смертельного заклятия профессора Стебль. Его кошмар не мог стать явью. Их загнали, словно овец в загон, а теперь медленно, по одиночке, убивают... - Мой Лорд! - крикнул профессор Снейп из-за щита, которым защищал вторую группку учеников. «Мой Лорд? - со страхом подумал Гарольд. - Нет, нет...» - Позвольте вывести студентов из Зала!.. - Ни в коем случае, Северус! - прошипел Волан-де-Морт. Его шипение звучало громче какого-либо заклятия. - Здесь остались только дети предателей крови и грязнокровки, что не улетели к своим родителям-магглам. Нам ни к чему такие. Услышав это, Невилл и Рон переглянулись, в их глазах закипала ярость и решимость — они вдвоем выпрыгнули из-за щита и понеслись за останки табло, на котором были установлены песочные часы с очками факультетов. Профессор Синистра было крикнула им: «Куда, идиоты?..», но ее крик потух в общем шуме. Гриффиндорцы, используя табло как новый щит, начали отстреливаться заклинаниями, которые знали: не слишком действенно, но Пожирателей это отвлекает. Ученики, укрываемые Северусом, лишь услышав то, что они находятся под защитой приспешника Волан-де-Морта, бросились врассыпную. Кто-то забежал за щит профессора Синистры, кто-то — под защиту Седрика Диггори. Другие же, в отчаянии, бросились на окна Зала, мгновенно сгорев. Кого-то убила Беллатриса Лестрейндж. Снейп чертыхнулся. Увидев все это, Темный Лорд повернулся к двум третьекурсникам-гриффиндорцам и расхохотался: - Уизли! После смерти своей сестренки и двух старших братьев все никак не успокоишься? Подумай о родителях! Хотя, наверное, твоей потери они даже не заметят... А ты, как я погляжу, Лонгботтом... Хочешь отомстить за своих родителей и ненаглядную бабулю? - он вновь разразился новым приступом смеха. Вдруг смех Темного Лорда оборвался: в Большой Зал влетела огненная молния. И эта молния несла с собой Распределяющую Шляпу, которую обронила недалеко от табло с очками факультетов. Все замерли — битва на мгновение взяла паузу. Лишь Невилл и Рон не растерялись: им было абсолютно плевать на всякие огненные вспышки. Они хотели отомстить Темному Лорду за смерть своих близких — ничто не могло остановить или отвлечь их. Они готовы были отдать свои жизни, все свои магические силы, им плевать было на последствия. Мальчишки были гриффиндорцами, они шли напролом к своей цели. Кипящие в них злость и ярость не дали иссякнуть, а даже подкрепили их магическую силу, поэтому выпускаемая ими Авада Кедавра по направлению к худой фигуре, одетой в черную мантию, не выпила все их силы. Две зеленые вспышки достигли своей цели и... растаяли. Волан-де-Морт оглянулся на гриффиндорцев, отрывая взгляд от огненной вспышки, коей являлся ручной феникс Дамблдора Фоукс, и вновь рассмеялся: - Глупые, глупые мальчишки! Обладателя Философского Камня нельзя убить! - рука волшебника непроизвольно потянулась к шее. Очевидно, он носил камень на цепочке. - Что же, мои последователи тоже не зря теряли время, пока все смотрели на курицу Дамблдора, - он презрительно сморщился и послал в направлении той самой «курицы» смертельное проклятие. Птица замертво упала прямо перед директором. Пожиратели Смерти направили свои палочки буквально на каждого: и на держателей щитов вокруг учеников, и на преподавателей, ранее атаковавших последователей Темного Лорда. На Флитвика и МакГонагалл было направлено даже по две палочки, на Дамблдора — три, в числе которых была и палочка Северуса Снейпа. - Думаю, легко понять, на чьей стороне сегодня оказалась Фортуна, - Волан-де-Морт оскалился. - Но прежде чем я покончу со всем этим я хочу показать вам, дамы и господа, падение вашего мессии, смерть героя всея магического мира: Гарри Поттера! - громогласно объявил он, произнося какое-то заклинание по направлению к одному из учеников. Пожиратели Смерти загоготали. Ученики и преподаватели недоуменно переглянулись. Альбус Дамблдор поник. - Гарольд, - голос отца звучал также сладко, как и яд. - Иди сюда. Мальчик не отзывался. Он сидел под щитом профессора Синистры, сжавшись в комок, и, прижав ладони к ушам, повторял имя своей погибшей подруги, словно молитву: - Лу-уна... Лу-уна... - ГАРОЛЬД! - гаркнул Темный Лорд. Мальчик осторожно отнял ладони от ушей. Он знал, что должен подчиниться. Он знал, что все кончено. Он никакой не герой, чтобы там не говорил Альбус Дамблдор. Он просто игрушка. Зверь, которого растили ради того, чтобы принести в жертву. Он ничего не значит. Да и он не хотел, чтобы он хоть что-то значил. Только не в мире, подобном этому. Где жестокость отличается от другой жестокости лишь тем, что одна загнана в рамки, отчего становится еще ужаснее, а другая нет. Гарольд устал. Ему все надоело. Он хотел вновь увидеть Луну, поговорить с ней, единственным лучиком света в этом царстве тьмы. Он хотел послушать Сириуса, услышать его истории, но никакое из его желаний не сбудется. Мальчик встал и подошел к Темному Лорду, встав рядом с ним. Его шаги в наступившей тишине звучали жутко. - Да, отец? - его тихий вопрос услышал каждый. - Подтверждаешь ли ты, мой приемный сын, Гарольд Риддл, что твоими биологическими родителями являются Лили и Джеймс Поттеры, а твое имя при рождении — Гарри Джеймс Поттер? - Да, отец, - послушно кивнул он. Он омерзительно расхохотался. - Да свершится смерть героя, падение надежды неверных! - пафосно сказал на это Темный Лорд и направил на своего сына палочку. Гарольд думал, что его смерть придет быстро, но отец решил иначе. Он использовал на третьекурснике заклинание, которого тот боялся больше, чем чего либо на свете. - Круцио! Мальчик оглушительно закричал от боли. Скрючившись, упав на пол, он продолжал кричать, пока все наблюдали за его казнью. За казнью невинного, ничего не сделавшего мальчика. Никто не произнес ни звука — Пожиратели от напряжения и чувства внутреннего превосходства, защитники Хогвартса от сковавшего их страха и шока. В это время Невилл и Рональд, поняв, что это их единственный и, наверное, последний шанс, переглянулись. Невилл схватил, пытаясь не произвести шума, возникший в Распределяющей Шляпе меч Годрика Гриффиндора, Рон попытался сосредоточиться и собрать все свои оставшиеся магические силы. - Прикрой меня, - прошептал Невилл. - Обязательно. Гриффиндорцы, без какого-либо клича, выскочили из своего укрытия, пока за них никто не схватился. Рон обернулся и послал на бегу пару оглушительных в тех, кто, должен был следить за ними. Вслед за мальчишкам неслись проклятия, но они бежали слишком быстро, ибо у них была цель. Невилл наконец добежал до Волан-де-Морта, который не отрывался от своего занятия, внимательно следя за муками своего воспитанника, рассчитывая на защиту своих последователей. Да и что, в самом деле, могут ему сделать эти двое мальчишек? В одно мгновение Невилл неуклюже замахнулся мечом на фигуру Темного Лорда, целясь в район шеи, в Рональда попало заклятие, посланное одним из Пожирателей, а вокруг тела Гарольда начала отделяться какое-то фиолетовое сияние. А затем Большой Зал утонул в фиолетовой вспышке, эпицентром которой были Гарольд и Волан-де-Морт. *** Одной из самых главных проблем людей, магического сообщества в частности, Альбус Дамблдор считал создание кумиров. Точнее: потребность в них. Причем кумиры эти непременно должны быть всемогущими и невероятными. Вот взять, например, знаменитейших четырех основателей: Годрика Гриффиндора, Пенелопу Пуффендуй, Кандиду Когтевран и Салазара Слизерина. Нынешнего директора школы Хогвартс всегда удивляла слепая вера волшебников в то, что эти четыре человека в одиночку смогли возвести такой громадный замок, со всеми его тайнами, переходами и магией. Почему все настолько наивны? Дамблдор, в чьем распоряжении были портреты всех директоров Хогвартса, потолковал с ними и убедился, что да, основатели действительно были не одни. Хогвартс воздвигала огромная толпа волшебников, да и не только их. В строительстве сооружения участвовали и великаны, и эльфы с гномами, и многие-многие другие народцы. Многие при строительстве погибли (великаны и в то время были не очень-то осмотрительны и не часто глядели себе под ноги) — за неимением другого места тела бедолаг были замурованы в стены школы. Но никто не помнит ни погибших, ни, так скажем, выживших после строительства. Все помнят лишь четырех основателей. Так как людям хочется верить в чудо. Хочется верить, что есть (или был) кто-то великий, кому можно поклоняться. Всем хочется иметь пример для подражания, восхищения. Лидера. Наставника. Причем Наставник этот обязательно должен быть всемогущ и непобедим. А какой иначе смысл в этом герое? Альбус познал это еще после победы над Грин-де-Вальдом. Никто не вспоминал ни его преподавателей, обучивших его и давших знания, с помощью которых он одержал победу. Никто не помнил его школьных приятелей, которые подбадривали его. Никто не помнил и остальных «мелких» людей, внесших свой вклад в общую победу. Хотя Альбус всего лишь поставил точку. Но почему-то помнят только его. Дамблдору ужасно обидно и неловко, но с этим ничего нельзя поделать. Проще верить в кого-то одного, ну, или в нескольких человек (которых никак не может быть больше десяти, ибо тогда начинается настоящая толпа). Никто не хочет верить, что победа достигается общими усилиями, или кому-то просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время, так как это считается... нереальным? От этого становится и смешно, и тошно. Потому что это правда. Но как народу сложно поверить в то, что победа зачастую достигается общими усилиями, также ей сложно представить, что герой, после того как совершил подвиг, сошел с ума или погиб. Какой же он тогда герой, если не выжил, правда? Дамблдор, думая обо всем этом, с болью в сердце смотрел на заголовок «Ежедневного пророка», на котором красовалась колдография, запечатлевшая его и Невилла, сжимающего меч Годрика Гриффиндора. Заголовок кричал: «Новый герой магического мира! Невилл Лонгботтом победил страшного Темного Лорда!» В статье говорилось о битве в Большом Зале со слов очевидцев. Точнее, кого журналисты успели поймать: не каждый хотел рассказывать об увиденном. Но в статье ни слова не говорилось ни о Рональде Уизли, погибшем, прикрывая собой спину нового героя, ни о Гарри... точнее, Гарольде, который, из-за мощного всплеска спонтанной магии и примененного на нем Круцио, сошел с ума. Невилл разрубил Философский Камень пополам с помощью меча Годрика Гриффиндора, лишив Волан-де-Морта защиты. Спонтанная магия Гарольда же погубила темного волшебника. Дамблдор знал о крестражах Темного Лорда, поэтому сразу же после того, как все оправились от битвы он послал отряды на их поиски. Как только отряд находил крестраж — Дамблдор немедленно появлялся на месте и лично разрушал его, применяя меч Гриффиндора. Так, меньше чем за год, они избавились от всех семи «хранителей», включая ручную змею Нагайну. Невилл нисколько не стал высокомерным и горделивым от новоявленной славы, как того опасался Альбус. Мальчик отмахивался от всех пристающих с расспросами о битве и о том, каково это — убивать Темных Лордов, и грустно смотрел на всегда пустующее кресло в гостиной, да кровать в спальне в башне Гриффиндора: он потерял своего друга. Гарольда же поместили в больницу Святого Мунго. Медсестры знали, что этот мальчик был в злосчастном Большом Зале во время нападения, но даже и не подозревали, что этот самый мальчик сыграл в битве решающую роль, что этот самый мальчик — Гарри Поттер. Но, собственно, никому не было до этого дела, ведь всем объявили нового героя дня: Невилла Лонгботтома. К сумасшедшему мальчику, который вечно лежал, сжавшись в комок и поющем нараспев имя своей погибшей подруги, заходили навестить немногие: лишь Альбус, его младший брат Сириус, Лили Поттер и Ремус Люпин. Иногда заходил и Невилл, но лишь когда находил в себе силы после посещения родителей. Да и мальчики не особо общались между собой. Тем не менее, гриффиндорец посещал Гарольда. Потому что не хотел забывать. Когда Альбус рассказал Лили о Гарри, что тот жив, радости матери не было предела. Но лишь увидев своего сына, которому уже никогда не суждено поправиться, Лили потеряла дар речи, упала перед его кроватью на колени и горько заплакала, держа того за руку. А тот лишь пел, словно призывая неведомого спасителя на помощь: - Лу-уна, Лу-уна... Из такого оцепенения его мог вывести лишь Сириус, садясь на кровать рядом с братом. Взяв его за руку, он слабо сжимал ее и начинал рассказывать истории, пытаясь не расплакаться. Во время таких посещений Гарольд переставал звать мертвую Луну, смотрел на своего брата, внимательно слушая, и улыбался. Немного безумной, но бесспорно самой счастливой на земле, улыбкой.