they call you cry baby.

Море лечит. Море оставляет синяки и ссадины на твоих ногах, но оно хорошо умеет залечивать раны в твоем сердце. Даже когда ты внезапно узнаешь, что, приложив ракушку к уху, слышишь не море, а пульсацию своей собственной крови. Море всегда с тобой. В отполированном волнами камушке или матовом стеклышке от бутылки, в паре ракушек со сколотыми краями, в плетеных браслетах на загорелых руках и в соленых влажных волосах. Море даст тебе приют и успокоение. Курт приехал сюда именно за этим. Курту хотелось лечь на спину и позволить волнам нести его бездыханное, опустошенное тело, пропуская сквозь переплетения вен и сосудов умиротворение и покой. Курт шел, зачерпывая сандалиями раскаленный песок, буквально физически ощущая на своей шее тяжелый, обточенный волнами камень. Финн как-то сказал ему, что если ты совершил ошибку, нужно позволить морю смыть с тебя шлейф неудачника; это как источник с живой водой, из которого выходишь совершенно другим человеком. Курту очень хотелось это проверить. Чуть позади шла Рейчел, сжимая до невозможности холодную ладонь Курта. За всю поездку они не обмолвились ни словечком. Когда Курт, с изумрудно-синими глазами и слипшимися от слез ресницами, без стука вошел в ее комнату, она сразу поняла, куда надо ехать. - Я изменил ему, Рейчел, - Курт резко повернулся, и ветер, прежде дувший ему в спину, резким порывом растрепал и без того неуложенную челку. – Он стал отдаляться, а я чувствовал себя таким одиноким, понимаешь? Рейчел понимала. Тоненькая красная нить, туго обхватывавшая их запястья, говорила сама за себя. А дело все в том, что Курт задыхался в Нью-Йорке. И без того призрачная американская мечта рассыпалась миллионом розовых лепестков, запутавшихся в волосах и иногда выпадающих из карманов одежды. Курт задыхался среди огромных бетонных многоэтажек, чувствовал себя грязным под сотнями, тысячами взглядов, сканирующих каждый его шаг, раздевающих, обгладывающих, набрасывающихся, словно стая голодных собак на кость. Курт сейчас понимал Сэма, который бежал из Нью-Йорка, захватив только пару футболок, со словами, что этот город разрывает его изнутри. Курт бежал в Нью-Йорк за настоящей жизнью, чтобы осознать, что в этот самый момент настоящая жизнь бежала от него. И когда Блейн из идеального мужа превратился в человека, который вечно задерживается на работе, а после работы навзничь падает на кровать, Курт подарил поцелуй незнакомому блондину в баре за углом, а потом получил от него восхитительный минет в грязной, заплеванной туалетной кабинке. Только когда все закончилось, Курту захотелось пустить себе пулю в лоб. - Мне просто хотелось стать чьим-то лучшим воспоминанием, понимаешь? Всю свою жизнь Курт мечтал стать чьим-то лучшим воспоминанием. Он мечтал стать чьей-то татуировкой, навеки выжженной на запястье. Он мечтал стать чьей-то записью в дневнике, чьей-то смской, которую обычно отправляешь лучшему другу после того, как с тобой случилось что-то невероятное. Ему хотелось, чтобы кто-то вспоминал его, как лучший момент в своей скучной и никчемной жизни. Курт потратил всю свою жизнь на то, чтобы остаться в чьей-то памяти. Но он не сделал ничего для того, чтобы остаться в своей памяти. И сейчас Курт понимал, что море у каждого свое. Возможно, для Финна оно и было источником жизни. Но для Курта море стало холодным бирюзовым свинцом, бетоном, который отчаянно хочется превратить в собственный склеп. Курт понимал, что хоть его тело и продолжает функционировать, а сердце старательно перегоняет кровь, внутри он давно уже мертв. Он из тех ходячих мертвецов, от которых сбежал сюда, на край земли, пропуская соленый ветер сквозь волосы. Ему казалось, что, выйдя из той туалетной кабинки, он все же пустил пулю себе в лоб, просто тело почему-то этого не осознало. Курт ненавидел оставаться наедине с собой, потому что ему не нравилось то, что он видел в зеркале. Курт – Дориан Грей двадцать первого века: прекрасен снаружи, но гниет изнутри. Рейчел молча скинула с плеч фланелевую рубашку и шагнула в воду. У каждого человека есть демоны, которых мы хотим утопить, просто, возможно, сегодня неудачный день для твоей истории. - Когда-нибудь наступит день для твоей истории, Курт, - прошептала она, позволяя морю заполнить тело до краев. – И если этот день - сегодня, то я обещаю тебе счастливый конец. Курт шагнул следом. Красная шерстяная нить соскользнула с запястья, но Курт этого даже не заметил. Неважно, что будет завтра. Сегодня они позволяют морю пробраться внутрь, вышибая ударами волн пронизывающую боль, затаившуюся на кончиках пальцев. А Блейн простит. Потом. И для его истории когда-нибудь тоже наступит время.