Ни поспать, ни...

Я нетерпеливо вытряхивал Аркашку из его шмоток, но постоянно натыкался на его руки — он пытался помочь, но толку с той помощи было чуть. Мешал только. — Стой смирно! Аркашка растерялся и замер, а я воспользовался случаем, толкнул на кровать и снял плотно сидящие джинсы вместе с трусами. — Соскучился, — пробормотал я, падая рядом. Когда успел избавиться от треников? Загадка… — Костик, — Аркашка тут же подкатился мне под бок и прижался всем телом, — не тяни. Сил нет. За ручку двери подергали. Я приподнялся на локте и закинул ногу на Аркашкино бедро — слишком долго у нас не было секса, чтобы обращать внимание на всякую ерунду. Времени и так было в обрез. Дверь теперь уже сильно дергали и даже пнули для верности пару раз. Я наклонился, чтобы поцеловать призывно приоткрытые губы Аркашки… — Константин! Мы замерли, с ужасом воззрившись на дверь. — Мама, — выдавил из себя я и прислонил пылающий лоб к Аркашкиному плечу. Мама свалилась на мою голову месяц назад. Приехала в общагу, поселилась в комнате и убираться восвояси не желала. Намеков она упорно не понимала и постоянно жаловалась на — сердце — печень — легкие, но пошатнувшееся здоровье не мешало ей резво спускаться с седьмого этажа на прогулку, а после так же бодро возвращаться назад. Лифты в нашей общаге работали не слишком охотно. — Да что же такое, — голос мамы отчетливо доносился из-за тонкой двери, — ушел, что ли, куда? — Не знаю, — открестился сосед, высунувший нос на шум. — Я телик смотрел. Может, Катька из семьсот двадцать восьмой видела? Она с малым аккурат в это время гуляет. По коридору простучали шаги и раздался отдаленный стук — делегация пошла к Ермаковым. Я снова потянулся к Аркашке, погладил по животу, спустился ниже и легонько сжал его яйца. Помассировал и почувствовал долгожданный отклик. Член Аркашки немного напрягся, а сам он вздохнул с чуть заметным облегчением. — Валентина Георгиевна, говорю же вам — не видела! Сердитый Катькин голос раздался невовремя и как-то слишком близко. — Слышь, Ермакова, у тебя же ключ запасной есть, — влез сосед. — Ну Витька, ну зараза, — прошипел я, — дам я тебе в другой раз на опохмел, жди! Бедный Аркашка окаменел. Вытаращил глаза и забыл, что нужно дышать. — Не откроют, — выдохнул я ему в ухо, памятуя о картонных стенах, — мы же ключ в замке оставили. Аркашка чуть не прослезился от радости, но на попытки продолжить реагировал вяло, все порывался вытянуть шею и повернуть ухо к двери. В замочной скважине заскрежетало. Мы снова напряглись, тревожно всматриваясь в пока еще закрытую дверь. — Екатерина, это явно не тот ключ! — Ну как не тот, он же отдельно висит! — Дай сюда! В коридоре на пол что-то со звоном упало. — Экая ты безрукая, — припечатала мама, и в замке снова заскрежетало. — Я же говорила, — злорадно сказала Катька. — Это был ключ от моей комнаты, и он застрял. — Надо слесаря, — обрадовался Витек, — он на третьем живет. В триста пятнадцатом. Бежать, что ли? — Беги, — разрешила мама. — Валентина Георгиевна, нужно наперед узнать, дома Костик или нет, — в Катьке проснулись остатки здравого смысла. — Ох, в гроб он меня загонит своими выходками. Что-то мне нехорошо. Каблуки вразнобой застучали прочь — сердобольная Катька наверняка повела мать к себе. — М-м? — потянулся я к Аркашке. — Кажется, у нас все-таки все получится. Чтобы его расслабить мне пришлось приложить усилия, но я старался. Аркашка раздвинул ноги и легонько поддавал бедрами, когда я увлеченно делал ему минет. И дернул же меня черт посмотреть в окно… — Что?! — взвился Аркашка, когда я нечаянно немного сжал зубы. — Э-э, не бойся, — фальшиво бодро сказал я, — они нас не видят. Аркашка отполз от меня, завернулся в одеяло и сел. В соседнем окне, которое было почти напротив из-за чудо-архитекторов, спроектировавших общагу в виде креста, была хорошо видна чья-то смутно знакомая рожа с биноклем. За спиной наблюдателя маячили еще несколько человек. — С-суки, — жалобно сказал Аркашка и снова лег. Я был с ним совершенно согласен — народ у нас подобрался жуть какой любопытный и охочий до сплетен, скандалов и чужой личной жизни. Про нас с Аркашкой все и так все знали. Внезапный каминг-аут случился у нас еще года три назад, когда я только приватизировал свою комнату. Мы немного увлеклись, принимая душ, а душевых на этаже было пусть и несколько, но все же не при каждом блоке, и нас застукал Витек. Сначала он брал небольшую мзду за молчание, а потом по пьяни все равно проболтался. Нас некоторое время пообсуждали, но потом Семенов с пятого этажа бегал с ножом за Камилем с четвертого, и все переключились на более злободневную тему: ревность или белая горячка? Оказалось, горячка, и Семенов после больнички долго извинялся перед Камилем, разумеется, с бутылкой. Я попытался было отобрать одеяло у Аркашки, но не тут-то было. — Не шевелись, — угрюмо сказал он, — Петрович запросто определит движение в комнате. Он же снайпером был. Я вздохнул и обнял колени. Голяком было холодно, одеялом делиться со мной никто не собирался, а Петрович мог стоять с биноклем часами. — Вот, — раздался за дверью голос мамы, — ключ застрял. Нужно ломать дверь. — Пятьсот рублей, — объявил слесарь. Я снова вздохнул. Вообще-то для того, чтобы вскрыть дверь, нужно хотя бы спросить паспорт с пропиской… Но у нас же все про всех знают! И знают, что Валентина Георгиевна приехала к Костику. Какой паспорт! Какая прописка! Дверь жалобно затрещала под напором слесарных инструментов. Я молча сдернул с Аркашки одеяло, лег и укрылся. Аркашка, подумав, лег рядом. Дверь распахнулась. — Вы что это заперлись? — сурово спросила мама и подбоченилась. — Пятьсот рублей давайте, — встрял слесарь. — Вот он пускай дает, — мама ткнула пальцем в меня. — Устроил тут… — Не дам. — Заплатите, а потом выясняйте отношения. — Не дам! — Нет, кого я вырастила?! Как тебе не стыдно? Мать, как последняя побирушка, под дверью домой попасть не может. Люди добрые… Скопившийся народ в коридоре навострил уши — как же, шоу! — Мама… — Деньги давай! — Да вот прям сейчас встану и побегу, — рявкнул я, представив как без трусов рассекаю перед публикой в поисках кошелька. Аркашка лежал вытянувшись и не шевелясь, накрывшись одеялом с головой. Так что он теперь хотя бы не видел этого балагана. И я ему завидовал. — Родную мать чуть не уморил, ирод, — надрывалась мама, — у меня здесь все лекарства! А они здесь спят! Она прошла к холодильнику и достала колбасу. — Оплачивать кто будет? Ну?! — Что за жизнь, — загробным голосом произнес Аркашка из-под одеяла, — ни поспать, ни поебаться… Слесарь хрюкнул, махнул рукой и ушел, поняв, что толку от нас не добиться. Хихикающие соседи вслед за ним потянулись восвояси. Я лег рядом с Аркашкой и тоже накрылся с головой — запах колбасы витал в воздухе и вызывал голодные спазмы, кажется, мы забыли позавтракать. — Семьсот четырнадцатую продают, знаешь? — по-прежнему загробным тоном сказал Аркашка. — Давай кредит возьмем. — Давай, — вздохнул я. — Только холодильник поставьте в мою комнату, — сказала мама, — а телевизор я буду смотреть у вас. И мы поняли, что мама от нас никогда не съедет. А что делать? Родителей-то не выбирают.