Сохрани мое фото

- Гил. - Чего тебе? - Пообещай, что, если я умру, у тебя останется какая-нибудь вещь в память обо мне. - Не неси чепухи, Яна. Девушка вздохнула и снова закурила. Выпуская сигаретный дым изо рта, она снова подумала о том, что чертовски устала. Как будто за всю свою жизнь она сделала слишком много, чтобы жить дальше. В почти пустой полуосвещённой комнате, заполненной табачным дымом, Яна могла отдохнуть от проблем. Иногда к ней приходил Гилберт, тоже принося в кармане изношенных джинсов пачку сигарет. Они садились рядом или друг напротив друга и снова заполняли комнату серым дымом. Слишком много дыма. Слишком много. Настолько, что даже голова начинает кружиться. - Но всё-таки. - Дура. Яна по жизни всегда была нелюдимым отшельником. Предпочитая компании друзей плеер с наушниками или простенькую книжку, она выходила из каждого коллектива, в котором рано или поздно оказывалась. Её привлекал темный цвет и мрачные темы. После того, как её однокурсница вскрыла вены на вечеринке, на которую была приглашена и Яна, девушка окончательно замкнулась. На этой же вечеринке она познакомилась с Гилбертом, который, как и она, просто смотрел, как умирающую, истекающую кровью девушку увозит скорая. Они решили, что слишком похожи, и стали изредка видеться. - Я просто хочу услышать твой ответ. - Ты его не услышишь. Гилберт был тем ещё эгоистом. Не думал ни о ком, кроме себя. Он был единственным ребёнком в семье, да и то приёмным, и родители почти за ним не смотрели. Он научился «выживать» самостоятельно, даже закончил университет. Как и Яна. Они действительно были похожи. Не две половинки одного целого. Две одинаковые части разных сущностей. - Ладно, - девушка затушила сигарету и встала со стула. – Хотя бы фотографию, Гилберт, - она развернулась и молча вышла из комнаты. - Дура, - вместе с сигаретным дымом выдохнул парень. – Я напомню тебе об этом сегодня вечером. Старое пальто было единственным напоминанием о прошлой жизни. Грязно-бежевого цвета, кое-где в заплатках, а где-то и без них, длинное, с широкими рукавами. Иногда Яна надевала его и выходила в город. Всегда вечером, когда фонари ещё не включены, людям нет дела до остальных прохожих, а бродячие собаки лишь тихо тявкают вслед. Девушка бродила по полупустым улицам без какой-либо цели. Просто так. И, ни о чем не думая, она снова доставала сигарету, наполняя и без того грязный городской воздух ещё одной порцией сигаретного дыма. Яна всегда ходила одним и тем же маршрутом. Специально или нет, девушка не знала. Она просто шла туда, куда ведут её ноги, абсолютно ни о чем не задумываясь. По этой её привычке все чаще её начал находить Гилберт. Какое-то время они шли вместе, отпугивая прохожих мрачным видом, а потом парень всегда тихо говорил: «Пошли домой, чего ты ходишь все время по этой улице». И они поворачивали назад, все так же молча проходя оставшийся путь. Молча возвращались домой и, проходя на кухню, заваривали чай или доставали в редких случаях бутылку спиртного. Все так же молча уходили спать, гасив свет и не желая никогда друг другу спокойной ночи. Иногда перед сном Яна думала, что, хотя Гилберт та ещё сволочь, о своем решении пустить его в свою квартиру она не жалеет. Он был для неё своеобразными часами. Молча появлялся, когда ему было что-то нужно, так же молча уходил. Напоминал об ужине или приходил к Яне в комнату, когда она курила, и тоже закуривал вместе с ней. Они практически не разговаривали друг с другом, но им хватало и этого. Не две половинки одного целого. Две одинаковые части разных сущностей. «Прощальная записка», «Завещание», «Счета за квартиру». «Гилберт, я ушла к ж/д». - Яна, стой! Остановись, больная, что ты делаешь? - Ты пришел домой раньше, чем я думала, - сказала Яна, останавливаясь и поворачиваясь лицом к бегущему навстречу Гилберту. - Ты совсем с катушек слетела? Какое, нахрен, «Завещание»? - Завещание? Обычное. Оно лежало у меня несколько месяцев, я думала, ты мог его уже найти, раз ползаешь по моим шкафам. - Хватит нести всякую хрень! – непонятно, был ли парень слишком зол или постепенно впадал в неконтролируемую истерику. – Когда мы вернемся домой, я заставлю тебя разорвать к чертям эти тупые бумажонки, а потом сжечь их над зажигалкой! - Спокойнее, парень, - хотя внутри Яна тряслась от страха, и её до сих пор терзали смутные сомнения, голос и взгляд её оставались твердыми. – Я никуда не уйду. Вдалеке раздался долгожданный стук колес и гудок. На участке железной дороги, который выбрала Яна, не было ни автомобильных дорог, ни людей. Только высокая сухая трава и куча мусора. Девушка даже не думала, что Гилберт найдет её так быстро. - Быстро пошли домой! – Гилберт решительным шагом направился к Яне. - Стоять! – рявкнула девушка, делая несколько шагов назад, ещё ближе к путям. Гилберт остановился, со злостью глядя на неё. - Какого хрена ты сейчас вытворяешь? Стук колес становился все ближе. Времени оставалось совсем мало. - Гил, помнишь, я хотела услышать твой ответ? - Ты опять? Я же сказал, ты его не услышишь! Вот и поезд. Время есть лишь на одну фразу. - Хотя бы фотографию, Гилберт, - кричит девушка, стараясь перекрыть шум состава и, резко развернувшись, бросается на пути. Алкоголь совсем не помогал забыться. В недавно ещё новой пачке осталось четыре сигареты, а целая бутылка была почти пустой. Гилберт по сто раз перечитал всё, что написала ему Яна. Он не плакал, хотя какой-то частью сознания понимал, что надо. Мозг, отключенный алкоголем, не соображал нормально, и единственной мыслью в голове парня был последний её крик: «Хотя бы фотографию, Гилберт». Он нашел её фото в шкафу. В своем старом пальто, с сигаретой, она сидела на остановке, пустыми глазами глядя вперед. Наверное, в тот момент она снова ни о чём не думала. - Хотя бы фото… Ладно, вот тебе фото, раз ты так хотела. Он поставил его на маленькую книжную полку у кровати, которую сам когда-то туда повесил. Гилберт понимал, что не будет так сильно скучать, как хотелось бы, и часто вспоминать тоже не будет. Они были друг другу никем. Просто некая пародия на друзей. И Яна ничего не изменила в его жизни. Но он чувствовал, что долго не сможет забыть эту её фразу, сказанную сначала тихим голосом в маленькой полуосвещённой комнатке, а затем выкрикнутую у железной дороги, перекрывающую даже шум идущего поезда. Хотя бы фотографию, Гилберт.