***
А когда Роберт случайно для себя подмечает в раздевалке, что неестественная худоба Марко делает его весьма привлекательным, ему впервые становится страшно. Он нервно сглатывает, отводит взгляд и старается закончить с переодеванием пораньше, спешит почем зря. «Перетренировался», — успокаивает Левандовски себя. Единожды так можно отговариваться, на остальное фантазии, как назло, не хватает. Когда перед глазами всплывает образ Марко (чаще всего раздетого и манящего), Роберт лишь крепче прижимает к себе Анну. Это работает. Если Анны нет рядом, он ей звонит. Это не панацея, но хороший седативный препарат. Роберт ещё не в курсе, что он вызывает привыкание. Эта беготня от самого себя грозит продлиться вечность, но миру угодно пустить ход событий по другому сценарию. Вселенные могут рушиться не только благодаря атомным бомбардировкам или миллионным армиям. Вселенные в двадцать первом веке рушатся одним росчерком ручки. Распишись в нужном месте — и тебя в ту же секунду с легкостью возненавидят массы. «Юный глупый Марио», — думает Роберт, видя, с какими последствиями приходится сталкиваться Гётце после того, как в прессу просачивается информация о его уходе в стан прямого конкурента. А Ройс остаётся кем-то вроде вдовы при живом муже, хоть и всем своим видом старается этого не показывать. Не проходит недели, как падает и другая, меньшая по размеру, но крайне неприступная вселенная. Падает сам Роберт Левандовски. Эйфория стирает все границы, отключая контроль над разумом, не каждый день тёмным лошадкам удается выстоять против королей всея футбола мадридского «Реала». Поляк не может сказать, от чего ему лучше — от того, что он пару минут назад оказался в финале главного турнира в своей футбольной карьере, или же от того, что Марко лежит сейчас на нём, затуманенным взглядом изучает его лицо, а их губы находятся в сантиметрах друг от друга. Победителям можно всё, подумаешь, — обнимать друг друга на глазах у десятков тысяч людей, им это не в новинку. Роберту очень хочется поцеловать Марко — прямо здесь и сейчас, при всех, — и будь в их распоряжении еще хотя бы секунда — он это непременно сделал бы. Но секунды им не дают, мимо проходят празднующие члены команды, и всё так и остается на своих местах. «Твою мать, кажется, я…» — мысль прерывается на самом важном. Крыша возвращается из кратковременного отпуска. — I just can't get you out of my head, girl, your love is all I think about, — приглушенно звучит мотив песни из динамиков, уставших, но счастливых игроков везет до отеля клубный автобус. Половина спит, кто-то принимает поздравления с выходом в финал от всех родственников/друзей/знакомых (нужное подчеркнуть), кто-то растворяется в музыке. Роберт тихонько подпевает композиции, поглядывая на спящего Марко, вспоминает приключившееся на Сантьяго Бернабеу, а в голове его творится форменный хаос. Трек кажется бесконечным, и Левандовски не вслушивается в текст, но к концу песни до него доходит смысл слов. Не могу выкинуть тебя из головы. Как сегодня весело шутит космос, однако. «Вероятно, это расплата за триумф». — Знаешь, Леви, ещё немного и мы бы… — начинает Марко, улыбаясь, когда они остаются вдвоём посреди коридора в то время, как остальные одноклубники разбрелись по номерам. — Ещё немного и мы бы перешли черту дозволенного. Этот легкий мотив не выходит из головы Роберта, так же как Марко Ройс. Музыка играет в голове у Роберта, когда он, заглянув в глаза немца, вспоминает о своём недавнем желании, а тело не посылает в бортовой компьютер сигнала SOS. Музыка играет в голове у Роберта, когда он, коснувшись губ Марко, углубляет поцелуй, касаясь руками его плеч, прижимая парня к стене и понимая — никакого сопротивления Ройс не оказывает и не собирается этого делать. Музыка играет в голове у Роберта, когда он вдыхает запах парня, и у него в буквальном смысле сносит крышу. Музыка играет в голове у Роберта, когда он, осознав все свои действия и очнувшись, резко отрывается от Марко и поспешно удаляется в сторону своего номера. Счастье, что их поселили отдельно. — Блять, какой же я идиот… — Левандовски вытирает губы тыльной стороной ладони и думает о последствиях. Мыслями он мучает себя всю ночь напролёт. А по возвращении в Дортмунд Роберт решает активно заняться очищением собственной совести. — Анна, выходи за меня. В комнате на мгновение устанавливается тишина, девушка воспринимает полученную информацию, до конца не веря в происходящее. А далее уже следуют радостные возгласы, утверждения вроде «Ну конечно же, дорогой!» или же «Если бы ты этого не сделал, я сама бы предложила». Когда он объявляет о новости в команде, Роберту кажется, что он успокоился, что он перестал тревожиться и всё, наконец, стало на свои места. Подумаешь, с одноклубником поцеловался. Подумаешь, влю… кхм. Только фраза «С кем не бывает» в качестве отговорки рядом уже не смотрится. Все ниточки, связывавшие Марко и Роберта до этого злополучного дня, рвутся. Пустоту заполняет напряжение, страшное по своей мощи. От него не избавиться ни по своей воле, ни насильно. Увеличиваться ему, кажется, некуда, пробить потолок невозможно, но судьба умеет делать неожиданные подарки. — Марко, прекрати! Ты же не собираешься подойти к нему и сказать: «Здравствуй, Роберт! Я люблю тебя и хочу под тебя лечь!», хотя тебе и очень хочется, для начала можно лишь просто начать проводить с ним больше времени… — Марио слишком громко разговаривает по телефону, даже не подозревая, что в раздевалке кроме него есть кто-то ещё. «Захотел прийти пораньше на тренировку и отработать лишнее время — получай бонусы». Роберт не решается войти, он стоит у двери, как вкопанный, обрабатывая информацию. — Знаешь, он может просто-напросто бояться. Что у этих поляков в голове творится… Выбрал себе тихий омут, вот теперь и разгребай чертей. Услышав последнюю фразу, Роберт чувствует, как в него попадает воображаемая молния, его начинает трясти. Пазл сложился, но всё усложнилось настолько, насколько только могло усложниться. А отступать некуда, позади Дортмунд. Целью номер один становится дожить до межсезонья, благо остается всего месяц. Кажется, задача нетрудная. Кажется, посильная. Кажется… Снова приходится креститься.***
Незадолго до финала Лиги Чемпионов Роберту приходит смс-ка. «Ты случайно не терял сегодня айпод? Я в сумке нашел чей-то, похож на твой». На связи Марко Ройс. Не раздумывая ни секунды, Левандовски отправляет в ответ: «Кажется, ты мой спаситель)». А уже через минуту следом идёт: «Я могу за ним заехать? Одному всё равно дома делать нечего». «Умирать, так с музыкой», — решает Роберт, заводя машину после утвердительного ответа одноклубника. Он прекрасно знает, что едет не столько за плеером, сколько… Завершений данного утверждения в голове несколько. Марко почти сразу же открывает дверь. Видно, он не ждал поляка так быстро, на бедрах парня лишь мокрое после ванны полотенце. Левандовски приказывает себе не смотреть вниз, ведь одно неловкое движение, кусок белоснежной махровой ткани спадет, и он больше не сможет остановиться. А нужно ли останавливаться? Они смотрят друг другу в глаза и синхронно чувствуют себя идиотами. Наконец, не выдержав убийственного молчания, Ройс выпаливает на духу: — Я быстро, ты проходи, сейчас плеер принесу. Минуты хватает на то, чтобы найти чудо техники за неловкой и короткой беседой: — Так Анна-то где? — Анна возится с организацией свадьбы в Варшаве, — роняет Роберт. — А надолго она там застряла? — ненавязчиво вытягивает информацию немец. — Обещала вернуться дней через десять. Левандовски не добавляет осторожное «А что?», начиная догадываться, в какую сторону клонит Марко. В какую сторону он всегда клонил до этого. Второй шаг почему-то делать сложнее, чем первый. Но, возможно, и приятнее. Если его сделать, можно пожалеть. Но если не сделать — можно пожалеть вдвойне. На теле Марко ещё остались капли воды, и Роберту плевать, что промокает его футболка. Айпод с грохотом падает на пол, но оба едва ли это замечают, разум требуется лишь для того, чтобы найти ближайшую горизонтальную поверхность. Левандовски не может поверить, что это происходит с ним. Марко лежит перед ним обнаженный и готовый отдаться в любую секунду, во взгляде читается мольба. Он такой горячий, мокрый, открытый и… его. Его и только его. Ничей больше. Взаимные мучения продолжаются недолго, да и Ройс, имеющий в этом деле опыт, направляет поначалу растерявшегося поляка. Позволяет себя медленно и осторожно растягивать, медленно и осторожно ласкать, медленно и осторожно трахать. Пробовать. Любить. И Левандовски покорно учится, боясь каким-либо лишним движением причинить боль, а если и причиняя, то искупая вину поцелуями. Они не придают значения фразам, в бреду позволяя друг другу шептать признания в любви и обещания вечной верности, с полукриком-полустоном синхронно проваливаясь в темноту. Марко Ройсу и Роберту Левандовски не было дано стать друзьями, теперь об этом можно было говорить с уверенностью. Они добровольно перешагнули такую промежуточную ступень, как дружба. А сколько на этот второй шаг потребовалось времени и нервов и к чему он их привёл — то уже совсем другая история.