I'll tell you my sins and you can sharpen your knife

Почему мы грешим? Потому что мы можем... (Michael Draw)

Спай уже давно слышал лишь собственное дыхание и видел только тонкие полосы света, просачивающиеся сквозь небрежно заколоченные окна. Если бы день был ветреный, было бы слышно хотя бы шум листвы или завывание в трубах... но слышно было только пение птиц - тихое, редкое. Спай был рад и этому, - он не имел понятия, где находится и сколько времени прошло с тех пор, как он сюда попал. Он ничего не помнил: между настоящим моментом и вчерашним днем был глубокий провал, из которого решительно ничего не получалось выудить. Голова болела - не исключено, что ударом по ней Спая и оглушило. Туман в голове и спокойствие подсказывали, что ему что-то вкололи. Довольно предусмотрительно - без своего холодного рассудка Спай был достаточно беззащитен. Нестройная череда полос на полу иногда бледнела - наверное, облака закрывали солнце - а затем снова становилась яркой до рези в глазах, так что Спай был уверен, что снаружи хорошо и светло. Ему хотелось наружу - увидеть голубое небо и пушистые тонкие облачка, коснуться теплой прозрачной воды в реке, услышать жужжание насекомых над ухом, вдохнуть запах полевых цветов. Несмотря на область деятельности, Спай любил природу и был способен наслаждаться ей в свободное время. Поэтому подобные мечты невольно вызывали печальные вздохи, в горле начинало щемить, но заставить себя думать о чем-то другом было непросто. Спай боялся больше никогда не увидеть солнца, боялся, что этой темнотой и закончится его жизнь. Сквозь щели в досках, прибитых на окна, наверняка можно было увидеть хотя бы кусочек этого счастья, но Спай находился далеко от окон и, как бы не жалел об этом, ничего сделать не мог. По сторонам от себя, на полу, он различал очертания каких-то предметов, но количества света не хватало, чтобы наверняка определить, что это именно. Воздух в помещении был затхлым и горячим, им почти невозможно было дышать; сильно пахло пылью и крепким дешевым табаком. Чуть слабее - порохом и кровью. Это сочетание вызывало нервную дрожь, но только в начале. "Со временем, - думал Спай, - ко всему привыкаешь: и к запахам, и к темноте, и к тишине. А потом, наверное, начинаешь сходить с ума". Спай был между этими двумя процессами - уже приспособился, еще не свихнулся, но чувствовал, что до последнего осталось недалеко. Крепкие веревки врезались в онемевшие руки. Шумно вздохнув, Спай опустил мыски, перекидывая вес тела с кистей на ноги. Нужно быть особо изощренным в издевательствах, чтобы догадаться подвесить его в паре дюймов от пола. И впрямь, можно же было просто связать и бросить в угол. Как будто он смог бы далеко уползти в таком состоянии. Спай до боли выворачивал не слушающиеся руки и пальцы, пытаясь дотянуться до ножа в рукаве, но вскоре понял, что его там нет. И где он - валяется где-то недалеко или его унесли с собой, Спай даже не мог предположить. Ноги тоже были крепко связаны, так что он довольно скоро бросил попытки как-то воспользоваться маленьким ножом, спрятанным в одной из туфель. Тогда он попытался исследовать ногами залитое чернотой окружающее пространство, но ничего значительного не нащупал. "Все-таки нужно было держаться от него подальше". Хотя он был единственным, кого Снайпер не трогал, Пьюр Спай всегда знал, что их встречи не приведут ни к чему хорошему и старался их ограничить, но только поначалу. Незачем отрицать, что Спай нередко ходил по пятам за Снайпером, благо, невидимость позволяла делать это незаметно. Вид того, как Снайпер расправляется с очередной жертвой, завораживал, не давал пошевелиться. Спай был привычен к убийствам, но узрев такое зрелище в первый раз только ужаснулся. Убийства, которые Спай совершал - не ради своего удовольствия - были быстрыми, гуманными и, чаще всего, бескровными. Спай никогда никого не заставлял мучиться. Снайпер же потрошил еще живых людей, и это нельзя было описать одним сухим словом "жестокость" - эти действия были пропитаны чем-то большим. Но чем чаще Спай натыкался на такое, тем чаще его посещало какое-то сладкое чувство, происхождения которого он не знал, и которое вытеснило страх перед Снайпером, но переродилось в страх перед Богом. Спай со временем осознавал, что ему нравится смотреть на убийства, а его бездействие, несомненно, было грехом. Спай исправно молился, и не только за себя, но теперь и за Снайпера, и за него даже больше. Верить в то, что такого человека еще можно спасти было сложно. Но Спай привык верить. Вдруг - получится? Вдруг еще можно вытащить эту покалеченную, неизлечимо больную душу подобно тому, как три выживших бойца способны отбить атаку десятков вражеских солдат? Но сколько бы он не молился, страх холодным змеем оживал, шевелился где-то внутри, скользил по внутренностям, обвивал их, заставлял задыхаться; Пьюр Спай почти в отчаянии падал на колени, зажимая крест между ладоней и срываясь на неразборчивый шепот. Бог либо отказался ему помогать, либо наказывал его, раз он оказался в таком положении. Спай по несколько раз прочитал молитвы, которых знал довольно много. Во рту пересохло, а надежды на выживание не прибавило. Впрочем, если бы Снайпер хотел его убить - он бы сделал это сразу, и Спай, а точнее, его развороченные останки, лежали бы там, где Снайпер его нашел. А он только притащил в свое логово, и при том довольно аккуратно, а значит, Спай все же был его особенной жертвой. Либо он не собирался убивать Спая вообще, либо хотел сделать это как-то по-другому, нежели с остальными. А мог и оставить просто так, и это было бы дольше и мучительнее всего. И для того, чтобы так поступить, Снайперу даже не нужно было ненавидеть Спая. "Он не от мира сего". Спай сам видел, как Снайпер выбрался из-под земли. Нет ничего удивительного в том, что он похищает людей и мучает их - с ним когда-то сделали так же. Осознаёт ли он, что творит? Есть ли в том, что он делает, его вина? Можно ли оправдать его перед Богом?.. *** Его ждут. Раскаленным воздухом становилось тяжело дышать. Хотелось уйти в тень. Спрятаться от злого солнца. Линии света очерчивали контуры домов вдалеке. Небо желтело у горизонта. Скоро закат. Снайпер медленно развернулся. Задумчиво провел пальцами по обуху кукри. С конца лезвия, задрожав, упали несколько багровых капель. Снайпер двинулся вниз по склону, вороша грязной подошвой песок и мелкие камни. Удивительно тихий вечер. Медленно, расслабленно шел Снайпер к дому, в котором спрятал Спая. Он хорошо спрятал. Никто бы не нашел, даже если бы Спай кричал. Никто не ходил рядом с этим местом. Ступени старой деревянной лестницы пронзительно скрипели под каждым шагом. Разбухшая от времени дверь открывалась только сильным ударом ноги. На крышке люка - прочный навесной замок. Снайпер достал из кармана жилета ключ и открыл его. Откинул тяжелую крышку, потревожив старую пыль, ровным слоем устилавшую пол заброшенного дома. *** Спай привык к тому, что Снайпер всегда появляется откуда-то сверху, но в этот раз он разложился прямо у его ног. Спай зажмурился, боясь ослепнуть, все-таки, он слишком долго не видел так много света. Окна этажом выше явно не были так плотно закрыты, как здесь. Предметы на полу оказались грудами холодного оружия. Что-то из этого Снайпер, вероятно, опробует на Спае. А когда время, проведенное вблизи Снайпера, не было риском? Снайпер медленно поднялся на ноги. То, что он весь в крови и ошметках чьих-то внутренностей, не было необычным. Спай видел его таким очень много раз, невообразимо много. Но еще никогда не был обездвижен перед ним, и почти паниковал. Он хорошо мог представить себе, как кукри Снайпера, покрытое чьей-то кровью, вонзается ему в грудь. Скорее всего, он умрет уже после этого, но если нет, то он сможет почувствовать, как Снайпер запустит руки внутрь его тела и вырвет органы - может быть, сразу сердце, а может, начнет с чего-нибудь другого. Потому что Спай видел, как Снайпер это делает, потому что его самого завораживали крики умирающих и остывающие потроха на земле. *** Снайпер не мог не улыбаться. Он был рад видеть Спая. Белая одежда высвечивалась в сумраке. Но не только она - сияние вокруг Спая было намного ярче. Он оставался неподвижным. И в то же время выглядел как пойманный в ладони мотылек. Трепещущий, беспорядочно бьющий крыльями. Еще немного - и вырвется. Снайпер подходил ближе. Он должен был быть аккуратным. Не раздавить. Не размазать по пальцам тонкие шелковые крылышки. Удержать, не причинив вреда. И он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы сдержать себя. Снайпер осторожно потянул носом воздух. У Спая был очень особенный запах. Он пах ладаном. И чистотой. Невинностью. Светом. Хотелось вплавиться в него. Раствориться. Прижать к себе. Впиться в дрожащие губы. *** Обычно Снайперу вполне хватало полуметра, чтобы разделаться с жертвой. Почему же сейчас он подошел так близко, что карманы его жилета касались, пачкая, белого костюма Спая? Знакомый запах свежей крови был слишком резким. Спай боялся поднять глаза - вдруг что-то в его взгляде разозлит Снайпера? Хотя какая разница, когда умирать, главное, чтобы не слишком долго и больно. Снайпер не всегда подолгу мучал жертв, так что Спай мог надеяться на его милость. Снайпер взял липкими пальцами обтянутый белой тканью подбородок и сам заглянул в лицо Спаю, вырывая его из задумчивости. - Убьешь меня? - Нет. Спай сразу пожалел о заданном вопросе. Ложь! Снайпер всегда убивал того, кого секунду назад успокаивал. Зачем он так делал, Спаю было неизвестно, да и не важно. Он замер в напряжении, ожидая действий со стороны Снайпера. А их не было, и это только больше пугало. Зачем он тянет? Лезвие прошлось от живота до правого плеча, с треском раздирая костюм и рубашку, задевая кожу чуть пониже ребер. Спай вскрикнул скорее от неожиданности, но все же запоздало почувствовал, как порез обожгло болью. А потом горячие окровавленные пальцы Снайпера отодвинули разрезанную ткань и коснулись груди, будто проверяя, настоящее ли тело перед ними. *** Спай был настоящим. Невесомым, прохладным - Снайпер почти не чувствовал его, когда трогал, - но живым. Он все-таки был человеком. И он был напуган. Шепот: - Отпусти меня. Нет. Спай судорожно вздохнул. Попытался отстраниться от прикосновений. Но Снайпер положил всю ладонь на его кожу. Скользнул вниз. Не выдержал и продолжил рвать одежду Спая. *** Плевать на одежду, плевать на все, лишь бы выжить самому. Если, конечно, будет такая возможность. Спай старался не дергаться, когда Снайпер резал воротник его рубашки. Очевидно, целью Снайпера была только одежда: он почти не задевал кожи, и это было до жути странным - Снайпер никогда не раздевал жертв. "Он меня трахнет". Снайпера вряд ли можно было остановить. И единственным выходом было спровоцировать Снайпера на убийство до того, как он совершит этот ужасный грех... Поддаться Снайперу - попытка спасти тело, но не душу. Спай не хотел умирать. Но отречься от веры тоже не мог. Снайпер приобнял Спая, свободной рукой расправляясь с его брюками при помощи кукри и что-то насвистывая. - Ты будешь противен Богу, если сделаешь это. Снайпер замолчал, потом отстранился, задумчиво глядя на Спая. Улыбнулся, показывая испачканные чьей-то кровью желтоватые зубы, - жуткое зрелище. Снайпер не станет его слушать. Его не волнует, что для Спая это даже хуже смерти. - А ты до сих пор помешан на религии? В голосе звучали наигранные презрение и усталость. Как будто Спай только и делал, что рассказывал Снайперу про преисподнюю и муки души. А ведь такими темпами он туда попадет, и ни Спай, ни кто-то другой спасти его от этой участи не сможет. Чтобы заслужить прощение, Снайпер должен сам отступить от тьмы и покаяться. - Ты служишь Дьяволу и будешь за это наказан. Но если тебе это настолько безразлично, не втягивай хотя бы меня. На тебе висит слишком много грехов. Я не знаю, смогу ли спасти твою душу, но я пытаюсь... - Ты так стараешься ради меня, а мне это совсем не нужно. - Снайпер покачал головой, освобождая Спая от остатков одежды и попутно стягивая маску. Остались только носки на связанных ногах и нательный крест, слабо поблескивающий в тени. - Дьявола нет. Я был там. Спай вздрогнул, - он вспомнил, как земля перед ним зашевелилась, как огрубевшие пальцы неуклюже высунулись наружу, пару раз согнулись, то ли в недоумении, то ли в радости - наконец-то воздух! - и принялись ощупывать песок, присыпавший могилу. Какое-то время спустя Снайпер вырылся целиком, очищаясь от налипших комьев земли и отхаркивая пыль, прищуриваясь, стал оглядываться по сторонам. Наткнулся взглядом на надгробие, засмеялся. А Спай стоял и смотрел на это, не зная, ужасаться или восхищаться, бежать прочь или помочь бывшему коллеге. - Я никому не служу. Я просто делаю то, что хочу, - выдохнул Снайпер в щеку Спая, прикасаясь жесткой колкой щетиной. Спай попытался уйти от поцелуя, плотно сжал губы, отвернулся, уткнулся в собственное плечо. Но Снайпер, привыкший получать свое силой, сначала прикусил нижнюю губу Спая, а когда тот не поддался, ткнул острием клинка в его грудь. Несильно надавил, прорезая кожу - и Спай вскрикнул, а Снайпер наконец примкнул к раскрытому рту. Его язык принес горький металлический вкус, Спай скривился, но отстраниться уже не пытался, зная наперед, что в итоге сдастся Снайперу. Не факт, что тот его отпустит после всего, не факт, что не покалечит, но пока есть хоть какая-то надежда... Снайпер целовался горячо, жадно толкаясь языком как можно глубже в рот Спая. Под его напором было очень трудно дышать, и отстраниться Снайпер не давал, крепко держа Спая за волосы. Но вдруг отошел на пару шагов, наблюдая, как Спай глотает воздух. - Ты вечно стоишь за моей спиной. Вечно пялишься. Я чувствовал твое присутствие. Ты был везде. Ты меня преследовал. И если ты скажешь, что не хочешь быть рядом со мной, я тебе не поверю. Тебе все это нравится. И ты такой же грешник, как я. Просто не решаешься это признать. - У тебя нет права так говорить, - тихо сказал Спай, пытаясь убедить себя в том, что это - ложь во спасение. Снайпер прав, абсолютно прав, но ему незачем это знать. - Пытаешься спрятаться под маской невинности? Лицемер. Ты лжешь своему Богу. - Лезвие прошлось по торсу, оставляя за собой жгучую линию. Снайпер приподнял клинком полувставший член Спая, хищно улыбаясь. Спай дернулся, ощутив холод металла на нежном месте, но лишь слегка покачнулся на веревке. - Завелся, но все еще противишься. Зачем? Спай не отвечал, безучастно глядя в одну точку где-то позади Снайпера и не зная, что ответить. Что бы он ни сказал, Снайпер использует это против него или просто не станет слушать. Спай не собирался оправдываться перед ним. Снайпер оскалился и одним широким движением снял Спая с крюка на потолке, сразу же отпуская. Спай упал на колени, сильно ударившись - ноги отказывались держать его, скорее всего - из-за действия наркотиков. Снайпер взялся за веревки и затащил Спая в квадрат света, бросая его на спину; Спай почувствовал, как старые неровные доски ссаживают кожу и остаются в нем занозами. Он попытался сдвинуть ноги, но оказался слишком ослабшим даже для этого. Сквозь люк он видел потолок верхней комнаты - свет стал совсем тусклым. Снайпер с легкостью перерубил веревки, связывающие ноги Спая, распутал остатки и отбросил их. Подвинулся ближе, снова нависая тенью над Спаем и вглядываясь в его лицо. И Спай знал, почему: стыд обжигал его щеки. - Это ты так смущаешься? Спай подумал о том, должна ли его смущать ситуация, в которой он голый и связанный лежит под маньяком-каннибалом, но сейчас он воспринимал это неестественно спокойно. Почему-то гораздо сильнее его волновал стыд, который он испытывал за то, что вообще это допустил, за то, что недостаточно сильно боролся со своими желаниями. Нужно было остановить Снайпера еще в самом начале или умереть от его рук, пытаясь это сделать. Принять позицию наблюдателя было легко, но это было неправильным, и Спай знал об этом. Еще более неправильным было получать от этого удовольствие. Спай внезапно осознал, почему молитвы давно уже не облегчают его душу. Он оступился, и мог бы исправиться, если бы действительно сильно хотел этого, а он только увязал в трясине своего греха, и вот, на самом дне его давно ждал Снайпер. И если Снайпер был способен на нежность, то сейчас он вкладывал ее в свои прикосновения. Потому что он никогда не гладил контур чужого лица - он сразу сворачивал шею; не проводил ладонью по груди - сразу ломал ребра и вырывал позвоночник или вскрывал артерию и с наслаждением слизывал кровь с рук; не разглядывал жертву так долго - сразу терял к ней интерес и переключался на кого-нибудь, кто еще остался в живых. Спай испуганно посмотрел на Снайпера, когда тот согнул его ногу, но он всего лишь снял носок. Сжал в руке, потом отбросил в сторону. Похоже, ему принципиально хотелось оставить Спая совсем без одежды. Снайпер рассмотрел его ступню, погладил коротко стриженные ногти, провел пальцами по пятке, повторяя ее рельеф - щекотно, но терпимо. Потом прижался губами, - как мать целует ножки младенца. Происходящее казалось Спаю ужасно странным, но он не решился комментировать действия Снайпера. И не стал дергаться, когда почувствовал мягкий язык, мазнувший по подошве. И только смиренно вздохнул, когда Снайпер взял в рот его пальцы, слегка прикусывая. Отпустил, стягивая носок со второй ноги, подвинулся выше и снял перчатки с кистей Спая. Тот согнул онемевшие пальцы, которые покалывала возвращавшаяся кровь. Спай прикрыл глаза, как будто в полусне чувствуя, как Снайпер, проводя по шее пальцами, поправил перекрутившийся крест на тонкой цепочке, прошелся вдоль ран, которые по неосторожности сам оставил на его теле. Все это было похоже на какой-то особенный, только Снайперу понятный ритуал, и в то же время странно успокаивало. Волна умиротворения и флегматичности накрыла с новой силой. Спай знал себя - он бы не был настолько спокойным в своем обычном состоянии, и поэтому спросил: - Под чем я? - Не имею понятия. Спай кривовато усмехнулся, прогибаясь под руки, несущие смерть всем, кроме него. *** Недавно Снайпер еще не был уверен, что Спай реален. Что он - не игра разума. Не галлюцинации. Снайпер редко его видел. И никогда не мог коснуться. Не успевал. Но почти всегда чувствовал. Прямо за спиной. За правым плечом. Оглядывался - и не видел. А теперь мог. Смотреть, трогать. Спай был человеком. На него действовали наркотики. Он не смог освободиться от веревок. И на нем оставались порезы. Сочащиеся кровью. Как маленькие красные змейки. Расползающиеся по бледной коже. Но Спай все еще светился. А люди не светились. Только Спай. Казалось, Спай состоит из воздуха. Что под кожей ничего нет. Что в него можно проникнуть. И слиться с ним. Раствориться в нем. Как сахар в крепком чае. Заполнить изнутри. Плотная ткань давила. Снайпер расстегнул джинсы. Снял жилет. Попытался протолкнуть пальцы внутрь Спая. Не получилось. - Не получится без смазки, - хрипло проговорил Спай. И покраснел еще сильнее. Снайпер усмехнулся и поймал рукой бордовых змеек, убегающих по бокам Спая на пол. Спай посмотрел с удивлением. Теперь пальцы были скользкими. Внутри Спай был мягким и теплым. Снайпер чувствовал сквозь тонкие стенки, как пульсируют его вены. Измазанные кровью пальцы входили по основание. Снайпер смотрел на это. И на подающееся ему навстречу тело. На то, как Спай жмурился. И приоткрывал рот, неровно дыша. - Нравится? *** - Ты отвратителен, - прошипел Спай - и тут же застонал. Ощущения были до крайности странными. Снайпер делал ему больно, но ведь он не умел быть таким же аккуратным, как другие люди. И все же именно со Спаем он был особенно нежен. Это касалось Спая напрямую, но он упрямо внушал себе, что Снайперу просто так хочется, что у него просто такое настроение. Места, в которых он трогал Спая, были чувствительны не только к боли. И хуже всего было то, что Спаю все это нравилось, и сколько бы он не уверял себя, что это только плотское удовольствие, где-то упрямо билась мысль о том, что Снайпер затронул и его душу. Затронул его суть, забрал все святое - намеренно ли? Нет, просто развлекался, не понимая, насколько это важно для Спая. И почему-то заинтересовался настолько, что не хотел сломать его раньше времени. Не захотел убить сразу, не оставил лежать где-нибудь со смертельной раной. Выбрал именно его, чтобы оттрахать пальцами, и именно его члена касался горячей рукой в беспалой перчатке. Грубые швы терлись о тонкую кожу, особенно остро ощущаясь на головке. Это не всегда было приятно, но Спай старался не дергаться. - Нравится, - уже утвердительно сказал Снайпер. - Ты же мне подмахиваешь. Спай едва удержался от того, чтобы сказать ему заткнуться. Это было мерзко и пошло - то, что Снайпер делал и то, что он говорил. Спай действительно не мог контролировать себя - собственное тело подчинило его. Он приподнимал бедра, отзываясь на каждое движение чужих пальцев, ненавидя себя за это и почти ненавидя Снайпера. Ему было жарко и душно, в голове поселился тягучий туман; внизу живота плескалась безумная смесь боли и удовольствия. Поэтому, когда пальцы Снайпера вдруг покинули его тело, Спай готов был просить о продолжении. Но он должен был просить не об этом. Он должен был уговаривать Снайпера остановиться; постараться его образумить, даже зная всю бесполезность этих попыток. Откровенно глупые, но единственные правильные действия. *** Спай всегда наблюдал за Снайпером. А Снайпер не мог Спая порой даже увидеть. Это было нечестно. Теперь Снайпер играл в наблюдателя. И ему нравилось наблюдать за Спаем. Которого он сам довел до такого состояния. Спай такой упрямый. Снайпер лишил его того, в чем он сейчас так нуждался. А он только поджал губы. И молчал. Но Снайпер знал, что Спаю этого очень хочется. Снайпер чувствовал это желание. Интересно было смотреть, как внутренне Спай все еще сопротивлялся. Как сдавался вслед за уже готовым ко всему телом. Как выгибался навстречу любому прикосновению, даже самому короткому и невесомому. У всех людей животное начало. И у Спая оно тоже есть. Нужно только пробудить его. - Смотри сюда, - приказал Снайпер, обхватывая рукой собственный член. Растер кончиками пальцев выступившую каплю смазки. Спай послушно повернул голову. На измученном лице можно было разобрать разное. Удивление. Страх. И только в глазах цвета пасмурного неба читалось ясное "Добей меня". Будто Снайпер уже его убивает. Будто искалечил, изуродовал. Но Снайпер оставил разве что несколько порезов. Он не понимал, почему Спай строил из этого такую трагедию. Он был уверен, что Спай испытывает приятные ощущения. Реакции его тела красноречиво говорили об этом. *** - Все еще хочешь, чтобы я остановился? - спросил Снайпер, укладывая ноги Спая себе на бедра. - Ты так возбужден. Через пару минут сам начнешь просить. - Не начну, - тихо проговорил Спай, удивляясь, насколько все-таки неуверенно это прозвучало. Снайпер наклонился ближе, и очки упали совсем рядом с головой Спая. Против света было почти не видно лица, а Спай очень хотел заглянуть в глаза человека, способного на такое. - Если бы ты не хотел меня, то у тебя бы так не стоял, верно? Спай не видел смысла объяснять, что проблема не в том, что он не хочет. Он не может. А Снайперу плевать на запреты. И - незачем врать себе - плевать на желания Спая и на его мнение. Снайпер прижался ко входу в его тело, а потом толкнулся внутрь, резко раздвигая мышцы, медленно, но упорно проникая глубже. Спай попытался дернуться, но у него не получилось - и он просто отчаянно взвыл. Не от боли - она давно ушла на второй план. Ему казалось, что он душевно агонизирует, ему хотелось оказаться далеко отсюда; ему хотелось встать на колени и вымаливать прощение; ему хотелось разрыдаться, но он знал, что это уже никак не поможет. Если бы только Спай мог нормально шевелиться. Если бы он не был связан. Если бы он мог собраться с мыслями, придумать, что делать, сказать что-то убедительное, что-то, что остановило бы Снайпера. Если бы у него были силы не связываться со Снайпером вообще! Если бы у него был шанс все исправить... Если бы - это всё оправдания. И теперь Спай мог только бесконечно сожалеть об упущенном. Он мог бы выдержать то, что с ним делал Снайпер, но получать от этого удовольствие было невыносимым. Снайпер не отрываясь смотрел в лицо Спая, пока тот старался успокоиться. В его движениях не было никакого ритма, и Спай не знал, чего ожидать в следующую секунду. Контроль над телом был потерян давно, и теперь Спай чувствовал, как уходит власть над собственным разумом. Вдруг он обнаружил себя непрерывно повторяющим одни и те же слова, умоляя Снайпера остановиться и срываясь на болезненные стоны на слишком грубых толчках. И испуганно замолк, когда Снайпер наклонился ближе. - То, что я делаю - плохо?.. То, что я делаю с людьми... То, что делаю с тобой? - спросил он, горячо выдыхая прямо в ухо Спая. Тот шепнул "Да", стараясь изогнуться так, чтобы уменьшить ощущения. Бесполезно: тело его не слушалось. - Что еще плохо?... Скажи мне... Я это сделаю. Снайпер противно засмеялся, а Спай всхлипнул, чувствуя, как от его слов по коже разбежались холодные мурашки. *** Спай был прекрасен. Его светлая, измазанная кровью упругая кожа. Румянец, стекающий на грудь по беззащитно открытой шее. Откинутая голова. Разметавшиеся по полу почти черные волосы. Поднятые брови. Бессмысленно смотрящие в потолок светлые глаза. Приоткрытый рот. Частое неровное дыхание. Напряженный живот. Мышцы, так крепко обхватившие член Снайпера. Снайпер знал, что ему больно. И знал, что ему хорошо. Он не мог определиться, чего он хочет больше. Сделать еще больнее. Или еще приятнее. Спай был бы красив в любом случае. Снайпера отвлек едва слышимый говор. Он поднял глаза. Тонкие губы Спая быстро шевелились. Он говорил тихо-тихо, почти беззвучно. Неразборчиво. Сбивался, хмурился, продолжал шептать. - Замолчи, - приказал Снайпер. Спай не отреагировал. И это разозлило. - Заткнись, я сказал! Снайпер сам закрыл его рот ладонью. Стал двигаться резче. Спай закричал в его руку. Зажмурился. Дрожащие ресницы заблестели. - Не смей молиться, пока я тебя трахаю, чертов извращенец! Снайпер вспомнил, что Спай почти не может шевелиться. Вспышка гнева погасла. Спай судорожно пытался вдохнуть через нос. Но ладонь Снайпера мешала ему. Снайпер подождал еще немного и внезапно убрал руку, наслаждаясь резким вдохом Спая. Его открытым ртом. Напрягшимися сухожилиями на шее. Его видимыми под натянутой кожей раздвинувшимися ребрами. И тем, как жалобно он принялся скулить. *** Любые попытки абстрагироваться от происходящего Снайпер прерывал, и Спай прекрасно чувствовал каждый миллиметр своего почти парализованного тела. Странно, но невозможность двигаться его уже почти не пугала. - Знаешь, если Бог есть, то он клевый чувак, раз создал тебя таким... для меня. Знал ведь, что я трахну тебя вот так. - Не обольщайся, я не создан для твоего личного пользования. То, что ты сейчас творишь, не должно было произойти. - Произошло именно то, что должно было произойти. И если это произошло, значит, Бог все так и задумывал, - без запинки выдал Снайпер и, поднеся руку ко рту, зубами стянул перчатку. Кожа жалобно скрипнула. - Ты ни черта не смыслишь в этом! Мы властны над тем, что мы делаем, все зависит только от нас. - И сильно ты властен над тем, что сейчас делаешь? Эти аргументы выводили из себя, но Спай забыл про возмущение, как только Снайпер взял его член в свою руку. Он снова прикусывал губы, пока ощущения вытесняли из головы абсолютно все мысли и пока Снайпер обнимал его свободной рукой, крепко прижимался, придавливал сверху, дышал в его шею; только что Спай чувствовал только его власть, но внезапно это перетекло во что-то, больше похожее на единение. - А ты сговорчивей, если тебя приласкать, - едко прокомментировал Снайпер, но вместо того, чтобы злиться, Спай снова беспомощно застонал - ему было слишком хорошо, чтобы бороться. Удовольствие, отдающееся во всем теле с каждым рывком Снайпера, было сильным, приторным, как неразбавленный сироп. Его было слишком, до неправильности, много; несмотря на боль, а может - и благодаря ей. *** Быстро. Громко. Снайпер слышал, как бьется сердце Спая. И как он дышит. Часто. Поверхностно. Снайперу безумно нравилось с ним спорить. Почти детская наивность. Бессильная ярость. Спаем легко было манипулировать. Особенно в таком состоянии. Идея просто заткнуть ему рот и оттрахать, не выслушивая весь этот бред, который Спай нес, была более возбуждающей. Но куда менее интересной. Сделать так, чтобы Спай сам был готов отдаться, тоже было своеобразной целью. Снайпер мог бы сейчас остановиться. Он мог бы дразнить. Мог бы заставлять выпрашивать. Хотелось проверить, как далеко теперь Спай может зайти. Но Снайперу самому нужна была разрядка. Было жарко. Но он не мог тратить время на раздевание. Рука быстро скользила по твердому члену. Снайпер непрерывно трахал податливое, но все еще напряженное тело. И когда это напряжение достигло предела, Спай весь выгнулся. Его глаза закатились. Он перестал дышать. Снайпер, чуть отстранившись, замер в восхищении. Разврат. Это то, чем Спай сейчас был. Весь вздрагивающий. С раздвинутыми ногами. С сокращающимися мышцами живота. С капельками пота на груди. С подтеками крови, все еще сочившейся из ран. С руками, связанными над головой. С мутным, непонимающим взглядом. С немного сбившимся крестом. И попавшими на него белесыми каплями. Он выглядел развратней самой опытной шлюхи. Очаровательно. - Вот как ты любишь своего Бога? - Снайпер взял двумя пальцами крест. Прижался губами. Лизнул. У спермы Пьюра был мягкий вкус. Взял в рот, перекатил на языке. - Пожалуйста, не надо... - В широко открытых глазах вновь мелькнул ужас. А потом веки Спая тяжело опустились. Напряжение спало. Он обмяк. А еще он потух. Как перегоревшая лампочка. Спокойного сияния больше не было. Можно было подумать, что он умер. Но его дыхание выравнивалось. Он просто стал таким же, как все люди. Рука Снайпера сама потянулась к ножу. *** Здесь повсюду царил полумрак и отблескивал огонь. Неба не было; пространство сверху заполнил подсвеченный красным дым. Дым попадал в глаза, щипался, но закрыть их было нельзя. За каждой попыткой зажмуриться шел удар кнутом, рвущий одежду и кожу под ней. Ему нужно было смотреть вперед... Обуви не было - может, ее сняли, может, она сгорела. Почерневшие голые ноги ступали по тлеющим углям. Идти было почти невозможно, но останавливаться не разрешали. Крики как доносились издалека, так и слышались совсем близко. Спай боялся смотреть по сторонам: там были кресты, а на крестах были люди. Мертвые, умирающие, живые. Почти все были изувечены. У некоторых были распороты животы и петли кишков, как спутанные шерстяные нити, висели, покачиваясь и поблескивая; у кого-то торчали вырванные из плоти поломанные кости. С некоторыми еще что-то делали - только привязывали или прибивали гвоздями; небрежно вырезали кожу по форме перевернутого креста; по одному отрезали пальцы или отрубали целые конечности; выдирали зубы и выставляли наружу ребра; жгли раскаленным железом или ошпаривали кипятком. Спай не знал, пытают их, карают, или же с ними просто развлекаются. Чем дальше они шли, тем чаще Спай замечал знакомые лица... Перекошенные, с выпученными глазами, с открытым ртом и кровью, льющейся из него. Кто-то постоянно точил нож. Звук был громким и пронзительным, казалось, это делали прямо над ухом Спая. Здесь пахло кровью. Здесь пахло спиртом. Спай знал, почему он оказался здесь. Он заслужил это, так же, как остальные грешники. И с ним сделают то же самое, что с ними. От этого места хотелось рыдать, и Спай не сдерживался. Грудь распирало изнутри. Дым разъедал легкие с каждым судорожным вдохом. Спай подвывал, обнимая собственные плечи. За это не ругали. Они шли медленно, ступни пузырились, кожа обгорала и сползала. Спай валился на колени, умолял отпустить его, говорил, что ему страшно, просил вернуться, хотя даже не помнил, где они начали путь. Ему казалось, что они шли всегда, и всегда будут идти. Каждый раз его били кнутом, как выдохшегося раба, пока он не встанет. И каждый раз он вставал. Вдруг они остановились. Один из крестов, стоящих вдоль раскаленной тропы, был свободен. Пьюр обернулся. За ним вели Снайпера. Он был спокоен и будто бы немного отстранен. Как будто много раз был здесь. Как будто... уже привык. Его повели к кресту. Спай просил их не делать этого. Спай кричал и вырывался. Его держали. Его били по рукам, которые он протягивал, пока они не превратились в кровавое месиво. Спаю было все равно, что сделают с ним. Он превратился в одно сплошное короткое желание. "Отпустите его." Снайпера привязывали, и он не сопротивлялся. Спай упал на землю, свернулся и уткнулся лицом в собственные колени, чтобы не видеть, что с ним сделают. Его били по спине, ему приказывали встать. Он рыдал от боли, отчаяния, от собственного бессилия. Потом его взяли за волосы и заставили смотреть вверх. Капли на его веках стали холодными. Несколько минут Спай пытался отдышаться. Потом немного сдвинулся, чтобы дождь не лил прямо ему на лицо. Прохудившаяся крыша, только и всего. Запах спирта никуда не делся, и все тело обжигало болью. Неужели Снайпер пытался обработать его раны? Спай был чем-то укрыт, но его все равно трясло от холода. Глаза болели и были мокрыми. Спай не знал, от дождя это, плакал ли он во сне, да и не хотел знать. Помещение заполнял теплый переменчивый свет керосиновой лампы. Спай повернул голову. Снайпер точил кукри. Каждый раз, когда нож проходился по точильному камню, внутри Спая все переворачивалось. Его тошнило. Здесь были окна с непроглядной тьмой за ними; похоже, Снайпер каким-то образом перенес его на этаж выше. Или в другое заброшенное здание. Это не сильно волновало Спая. Его руки больше не были связаны. Спай ощупал их. Они были целыми. Спаю было тесно. Он был укутан в одеяло. Нет, он был в спальнике. Зачем-то Спай рванулся наружу, но его пронзила такая сильная боль, что он вскрикнул и плавно опустился на пол. - Зря ты так. - донеслось до его ушей. Выбраться из спальника было трудно. Спай возился долго, шипел, замирал. Снайпер перестал точить кукри и с интересом следил. Встать оказалось еще сложнее, потому что у Спая буквально подкашивались ноги. В итоге он так и не смог выпрямиться до конца: ему казалось, что он упадет, если сделает это. Нагота не смущала его. Спай побрел к двери. Он понял, что ступает по стеклянным осколкам, только когда они захрустели у него под ногами. Но ему было плевать на то, что он может порезаться. Спай положил ладонь на ручку двери, дернул. Она не поддалась. Спай тяжело вздохнул. - И куда тебя несет? - Снайпер ухмыльнулся, поднялся со своего места и подошел к Спаю. - Не сбежишь? - Далеко не уйду. Снайпер рванул ручку, и дверь распахнулась, впуская мокрый воздух и позволяя дышать. Спай действительно не стал уходить далеко - сел в проеме и прислонился к косяку. Вгляделся в темноту перед ним. Дождь был косым. Ледяные капли стучали по полу, попадали на голую кожу. Но Спаю казалось, что сильнее он уже не замерзнет. Снайпер сел рядом. Но он был последним человеком, которого сейчас хотелось видеть. Спаю не нравилось, что он был так близко. Но попросить Снайпера уйти было выше его сил. - Хочешь кофе? - спросил Снайпер. Это было очень неожиданно. И это выбило Спая из хрупкого равновесия с миром. Он медленно повернулся, чувствуя, как все закипает изнутри. - Нет. Я не хочу кофе. Я хочу, чтобы ты вскрыл мне глотку. Побудь милосердным хотя бы один раз. Мне не страшно. Самое ужасное, что ты мог со мной сделать... ты уже сделал. Я знаю, что должен выносить все, что этот мир со мной сделает. Но я не могу так. Я не хочу, чтобы ты держал меня здесь, как игрушку. Спай знал, что выглядит жалко, когда весь дрожит, когда его голос срывается на истеричные ноты. Ему не было легче от того, что он сказал это. - Ты доволен тем, что сделал со мной? Снайпер молча посмотрел на него, потом хрустнул шеей и сказал: - Вполне. У него не было стыда. И совести. И чувств, похоже, не было. Спай не знал, на что надеялся. Он только сильнее унизился. Снайпера было бесполезно упрекать. И он знал, что как бы не просил Снайпера, тот его не убьет, если только не захочет этого сам. Спаю было больно и холодно, его мучала жажда. Но он ни о чем больше не хотел просить Снайпера. Только не его. Сейчас ему нужно было хотя бы утешение, но он знал, что не от кого будет его получить. Спай закрыл лицо руками - впервые в сознательной жизни он не мог сдержать плача. - Ты не представляешь, как я сожалею об этом... Я никогда не хотел плохого для тебя... За что ты сделал это со мной?... - говорил Спай, но ему становилось только хуже. Тогда он затих и сложил руки, не решаясь даже шептать, проговаривая молитвы про себя. Раньше это помогало. Не сейчас. - Все это время ты молишься, чтобы тебя спасли? Это было правдой. Спай кивнул. - И ты до сих пор здесь. Никто не придет за тобой. Что толку от твоей веры? Чему ты посвятил жизнь? Брось, я видел, что ты кайфовал, - вдруг поменял тему Снайпер. Спай не успел возразить, как он продолжил: - И сейчас ты страдаешь только потому, что внушил себе, что это плохо. - Я страдаю от того, что ты меня насиловал! - Спай перешел на крик. Испуганно замолчал. Повалился на грудь Снайпера. - Я не могу тебя ненавидеть. Снайпер не понимал, что именно испытывает по отношению к нему. Но он никогда не хотел убить Спая. Спай был интересен живым. Снайперу нравилось, когда Спай злился. Нравилось, когда ему было больно. Нравилось, когда ему было хорошо. Прямо сейчас Снайперу хотелось защитить Спая от себя. И от него самого. Рука легла на темные волосы. Спай вздрогнул, но прижался крепче, пряча лицо в черной рубашке. Свет, исходивший от него, не исчез. Просто стал почти незаметным. Снайпер смотрел, как Спай загорается вновь. - Я не слышу биения твоего сердца, - тихо сказал Спай. Снайпер усмехнулся. Наклонился к уху Спая и прошептал: - Прислушайся.