Девушка, которую звали Николь

Зеркало души — вовсе не глаза. Отражением нашего внутреннего мира являются поступки. Когда мы стоим перед выбором, каким путём идти дальше, то ищем самый правильный вариант. «Правильный вариант» — не значит хороший для всех. Обычно, он идеально устраивающий лично тебя. Поэтому о человеке судят по его поступкам — предаст ли он собственное эго, чтобы помочь ближнему, или будет трястись только за свою персону. В этом плане, я безнадёжен. — Марк, может, хватит пялиться в окно в надежде на второе пришествие? — ворчливо донеслось с верхней полки. Это моя мать, строгая пуританка, воспитавшая меня в суровости и нищете. Мы в последний раз едем в одном поезде, для неё — это поездка в один конец, монастырь. Нет, чтобы остановить её, убедить остаться со мной — я с радостью отпускаю… Говорил же, что безнадёжен. На перроне ждал серый город. Маячили тусклые высотки с дряхлыми балкончиками, торопились по делам люди. За обычной суетливостью дня скрывался сплошной туман. Прозрачные фигуры сидят на скамейках, под деревьями, и даже высовываются из окон домов. Ещё не встречал столько в одном месте. После месяца я уже не обходил призраков за километр. Не холодел от ужаса, когда кто-то из них забредал в мою комнату посреди ночи. Авария не только хорошенько подчистила мою память, она ещё и убила во мне частичку человека. Я будто стал ближе к призракам, чем к людям после трещины в черепе. Вот и сейчас, уже спровадив старушку в монастырь, сел на скамейку рядом с одним из них. Молодая девушка повернула голову и обратилась ко мне: — Закурить не найдётся? Я с удивлением взглянул на привидение. Неужели, она не понимает, что мертва? — Я не курю, — развёл руками. — Некурящий мужчина? Я думала, это миф, — улыбнулась шатенка. Кто здесь миф, так это только ты. Сидящая на скамейке с преспокойным видом, сияющей мёртвым холодом кожей, спутанными длинным волосами. А глаза — карие, будто ещё живые. — Ты давно здесь? — Со вторника. Почему-то не могу уйти домой. Значит она привязана к этому месту… Наверняка, труп ещё не нашли. — Где твоё тело? Она странно посмотрела на меня, невольно отодвинувшись. — При мне. Какой нелепый вопрос. Да уж, — усмехнулся я, — как хоть зовут тебя? — Николь, — окинув меня презрительным взглядом, сказала она. Кто-то спросит, не страшно ли мне разговаривать с призраками? Я отвечу, конечно же, нет. Это также как и общаться с обычными живыми людьми. Хотя, признаться честно, по началу, меня это очень пугало. Согласитесь, так себе перспектива вести диалог с усопшими. Но, человек, как не странно, ко всему привыкает, вот и я привык. А сейчас, меня это даже веселит. Увлекательно наблюдать за призраками, скажу я вам. Они думают, что никто их не видит, а когда объявляюсь я, обычно делают вид, что не понимают, о чем я, и что этот сумасшедший вообще пристал. Глупцы… Но, всё-таки, они правы. Да, я сумасшедший. Я вижу покойников, я разговариваю с ними, и, некоторые из них, довольно неплохие ребята. И, если честно, я бы никогда не променял свой «дар», каким бы он ни был странным. — Кстати, я — Марк, — я выдержал немую паузу и произнес. — Николь, а ты очень красивая для призрака. — Что? — воскликнула она. — О чем ты говоришь? — Да, ладно тебе. Я же вижу, что ты мертва! — Как ты, вообще, смеешь со мной так разговаривать. Я живая! Слышишь, живая! — размахивая руками, проговорила Николь. — А ты… просто сумасшедший! — Не делай из меня дурака! — закричал я, — ты призрак! Смирись! — в ответ на это она вскочила с места и тотчас удалилась. Представляю, как я сейчас выглядел со стороны. Парень сидит на лавочке и ругается сам с собой, при этом, выкрикивает, что он призрак и размахивает руками во все стороны. Да уж… Картина маслом. Признаться честно, какое-то время меня действительно удивляло то, что некоторые призраки, вроде Николь, даже не понимали, что умерли. Мне казалось странным то, что они могли по нескольку дней или даже недель не осознавать, что они лишь отблеск своей прошлой жизни, которая теперь была для них закрыта. Однако впоследствии я и сам порой начинал замечать, что разница между человеком и приведением была не такой уж и большой, а иногда, за разговорами, эта граница и вовсе стиралась. Но Николь была не обычным признаком, не такой, как все. Ее глаза, несмотря на то, что она была призраком, оставались яркими и живыми, а ее пронзительный взгляд будто бы смотрел прямо в душу. *** А в это самое время, оставив Марка стоять на том же месте, Николь мчалась домой… Туда, где её когда-то убили. Собственный парень. И, да. Она соврала Марку. Николь прекрасно знала, что её убили, но старалась это отрицать, и даже уже начинала верить в это. Может, если она будет отрицать и верить, то может снова станет человеком. Глупо? Да. Но чудеса же на свете бывают. Главное — верить в них. Прибежав домой, Николь зарыдала. Нет, ну, почему нужно было умирать в свои двадцать четыре с небольшим? Почему Гарри нужно было именно тогда психануть и сбросить её с лестницы? Она не заслужила этого. Её парень — Гарри Харпер, постоянно ревновал, кричал… Но девушка прощала ему это, поскольку любила. Да и думала, что и он её тоже любит. Но потом, случайно или не случайно, он толкнул её. И она упала… С лестницы. И умерла. Сразу. От удара головой. И только тогда, когда она стала призраком, она поняла сущность того, кого любила. Он был тварью самой настоящей. Потому что, как выяснилось, он просто кричал от счастья на её похоронах. И говорил ей столько всего… Николь ушла оттуда, чтобы не слышать этого. — Милая, я здесь… — послышался такой знакомый, но противный голос. — Чёрт, — прошептала девушка. — Опять он здесь… После смерти своей девушки Харпер начал сдавать дом. Но все жильцы съезжали оттуда через неделю, поскольку Николь не позволяла. Этот дом был её подарком. Подарком от родителей. И когда они умерли, дом перешёл в полное её распоряжение. Тогда, когда она въехала сюда с Гарри, она оформила документы и на него. И дом стал тоже ему принадлежать. — Милая, а ты знаешь, что я понял? Я знаю, как остановить тебя. Я знаю, что сделаю, чтобы ты перестала портить мне жизнь, даже после своей смерти. Гарри уже не раз и не два пытался вышвырнуть нечистый дух из «своей» квартиры, он считал, что его жена давно должна покоиться на кладбище. Свечи из церкви, святая вода, соль и священники. Он перепробовал все. Разбивал вещи, подаренные родителями Николь, выбрасывал все дорогие её безделушки. Николь была в отчаянии, она кидалась из угла в угол, перепрятывала, возвращала обратно. — Прости, дорогая. Но завтра я продаю эту квартиру, тут будет капитальный ремонт. Надеюсь, ты исчезнешь от сюда навсегда. Николь не могла поверить, что это был ее Гарри, ее любимый муж. Как же странно смотреть на то, как меняется человек. У Николь полились слезы, холодные слезы боли. Она рванула с места и побежала. Подальше. От мужа, от дома, от всех проблем и мыслей. Она мертва, она не может повлиять. Или все-таки в силах? Николь огляделась. Она на том же месте. В парке. «Может, тот парень все еще здесь?», — промелькнула надежда. В ее живых глазах загорелась надежда, она поплыла, поплыла к той злополучной скамье. *** Марк видел много потухших взгляд осиротелых душ, которые не смогли покинуть свет по каким-то причинам. Они были злыми, грустными. В них читалось отчаянье, неверие, загнанность. В этот же раз при встрече с Николь он прочитал лишь пустоту и смиренье. Странно. Если призрак постигал смиренье, принимал как должное свою смерть и не держался за прошлое, то уходил он быстро, отправляясь в царство забвения. Но данный случай в лице молодой девушки явно не вписывался в рамки «нормальных». Девушка, которая сидела уже около получаса на скамейке бок о бок с Марком, просто молчала, не говоря ни слова, смотря пустыми, до ужаса мертвыми глазами, куда-то вдаль, о чем-то думая и размышляя. Она не отвечала на вопросы, не задавала их сама. Ничего не рассказывала. Пока молодой парень пил медовый раф, небрежно вертя на указательном пальце габаритное серебряное кольцо, она, по привычке жизненной, тихо дышала. Плакать призраки априори не могли. Во всяком случае, юноша того ни разу свидетелем не являлся, да и в кругу подобных ему (коих он, как ни странно, но встречал) подобного ни видывалось. А потому легенды о слезах призраков давно изжили себя. Но если бы подобное действо действительно существовало бы в потустороннем мире, то Марк бы мог лицезреть это. Но, увы, ничего подобного в планы всевышнего не входило. По привычке тяжело вздохнув, Николь подняла тяжелый полупрозрачный взгляд на соседа по скамейке, а потом опустила его. Как бы не было дурно и скверно от своей слабости, но рассказать все провидцу она считала не то что нужным, а, скорее, обязательным. Так и начался ее долги рассказ о «прелестях» замужней жизни, о квартире, которую подарили покойные родители и которую хочет продать ее личный убийца. Рассказала она и о том, что держит. Что она не против и даже только «за» встретиться с покойными родителями, сказать, что любит их и обнять. Но долг перед ними остается грузом на молодом мертвом девичьем сердце. Охрана квартиры, из которой ее старательно стараются выжить, даже будучи она мертвой. В этой квартире не было ничего особенного: обычный интерьер, стол, стулья, обои и мебель. Ничего такого, что могло бы быть ценным и иметь вес в денежном эквиваленте. Но было кое-что гораздо важнее. Душа, которую вложили ее родители, чтобы подарить эту квартиру. Пот, который пролился на деньги, которые превратились в двухкомнатную квартирку с видом на красивое озеро. Все это заставляло остаться. Сберечь. Как мать бережет своего ребенка, так и ребенок должен беречь свою мать. Николь жила по такому принципу. Николь умерла с таким принципом. И даже мертвой от него не отказывалась. — Я куплю её, эту квартиру, — спокойно ответил Марк, выслушав всю тираду молодого призрака. Он дернул кольцо на указательном пальце, а потом перевел взгляд на девушку, глаза которой меняли эмоции с удивительной скоростью: от изумления, до неверия, а потом до благодарности. Она верила. Верила, что купит. Верила, что не отдаст. Что будет защищать осиротелую квартирку возле озера и никому не даст в обиду. Она схватила рукав Марка, сжала его, как маленькие дети сжимаю подолы платьев своих мам, а потом впервые улыбнулась. Искренне, по-детски. Как не бывало у нее с мужем. Как было только с родителями. Детская, добрая и несущая радость и мир, улыбка. — Спасибо, — тихо шепнет она, закрыв глаза. Постепенно образ начнет распадаться, рассыпаться. Как рассыпаются алмазы, или как разлетаются сверкающие бумажечки от конфетти. Постепенно исчезнет хватка, исчезающие частицы призрака начнут растворяться, оставляя после себя еле видимую радугу. Пропадут очертания улыбки. И только небольшой отблеск разноцветной полосы докажет юноше, что только что с ним сидела девушка. Девушка, которую звали Николь. *** Прекрасно. Так хорошо. Кулак с хрустом врезается в его нос. Парень скулит и зажимает рану. Пока его пальцы окрашиваются кровью, я наношу следующий удар. Хриплый сип звучит как музыка, и моё тело омывается волнами гнева. - Сволочь поганая, - сплёвываю во вражеское лицо. По жилам течёт не кровь, а сплошная энергия. Чувствую себя чуть ли не всемогущим. Сейчас я каратель, инквизитор для этого низкого существа. Толкаю его. Гарри ударяется затылком об край стола и мешком валится на пол. На паркет летит ваза. Слышится звон разбитого вдребезги хрусталя. Правую икру прорезает боль. Извернулся, подонок, и цапнул меня острым осколком. Вежливо его благодарю, приложив головой об пол. Выдёргиваю хрусталь из ноги с болезненным шипением. Парень на полу уже не вырывается, только тяжело дышит, судорожно сжав руки на моей ноге. Неприятно чувствовать отпечаток моего ботинка на своём лице, да? Наступаю сильнее, наслаждаясь судорожной хваткой пальцев. На кого я сейчас похож? Точно не на героя, обещавшего выкупить квартиру Николь. Избиение этого придурка – мой самый любимый эгоистичный поступок.