Я не ревную, Курякин

Соло сидел за столиком возле окна кафе и настукивал пальцами ритм. Это был классический советский романс, который звучал из всех проигрывателей в этом диком СССР. Американец никогда не думал, что ему удастся тут оказаться. Лучше бы он никогда тут не оказывался. Поездка в СССР стала для него большим разочарованием. Все началось еще в аэропорту, когда у него забрали багаж с его костюмами и вручили чемодан с водолазками, куртками и кепками, чтобы сделать из него чертового русского. Потому что иначе он слишком отличался от толпы, как франт – от слесаря. Но это было не такое большое разочарование. Девушки в этом СССР были самыми недоступными в мире! Без преувеличений. Война что-то сделала с этой страной. Красавицы по-прежнему носили юбки, улыбки и каблуки, но имели железную хватку. Железную. Ему уже не удавалось так легко пофлиртовать с прекрасным полом, потому что его сразу приглашали знакомиться с родителями. Соло начинал понимать обстоятельность своего коллеги, который всегда был с таким лицом, что если не по протоколу, то... Впрочем, зря он вспомнил о «коллеге». Потому что это – было его самым большим разочарованием. Оказывается, он многое не знал о русском. Они работали бок о бок больше года, но Наполеон был не в курсе, что Курякин, например, умел смеяться. И будто назло, неподалеку, со стороны столика в другой части кафе, послышался смех Ильи. Наполеон прижал к губам рюмку – и только потом заметил, что она давно опустела. Курякин сначала отнесся к поручению на Родине почти так же, как американец – с предубеждением. Он скрипел зубами, когда ему приходилось показывать им с Габи какие-то достопримечательности Москвы или обыкновенный выключатель, который хитрые русские прятали в номерах гостиницы за шкафом. А потом задание закончилось, они зашли в кафе, чтобы это отметить, и… И русский встретил ЕГО. - Serega, hvatit! – Илья улыбался, приобнимая знакомого за плечи. – Nichego ne govori! Eto bylo davno i nepravda! Наполеон предпочитал не вслушиваться в их разговор и не смотреть в отражение на стекле, чтобы не сдвигать свое настроение в минус с нулевой отметки. Он не сразу заметил Габи, которая подсела к нему. - Сидишь, будто на похоронах. Мы тут победу отмечаем, вообще-то, - напомнила она Соло. – Давай потанцуем! Наполеон вскинул брови: неужели он выглядел так жалко? Впрочем, он не собирался отказываться. Американец развернулся и почти встал… Он бы сделал это, если бы не та картина, которая предстала перед его глазами. Даже Габи где-то сбоку от него открыла рот. Илья, пританцовывая, вышел из-за стола и отправился за своим «дружком» к проигрывателю. - Davai chto-nibud’ poveselee! - Прошу меня извинить, но я не хочу этого видеть, - не выдержал Соло. – Встретимся в отеле. - Ладно. А я вот посмотрю, - Габи не отрывала глаз от их напарника, которого кто-то подменил. Соло накинул на себя отвратительную куртку и в отвратительном настроении покинул кафе. Ему было неприятно думать, что все это время его, ловкого и верткого, водил за нос человек, который с первого взгляда казался «простым как пять копеек». Он думал, что все знал о Курякине… он думал, что все знал о себе! Однако справиться со своей злостью он сейчас не мог. Почему-то его мучило это: то, что Илья, как выяснилось, никогда не был с ним по-настоящему открытым. Никогда. Наполеон не привык показывать свои слабости – за этот год ничего не изменилось, поэтому остаток дня он провел в отеле. В ванне с пеной и дорогим шампанским, жалея, что русские женщины слишком суровы, чтобы составить ему компанию. Когда вернулся Илья – Соло не слышал.

***

- Доброе утро, - пробормотал Курякин, когда они собрались втроем, чтобы позавтракать перед выпиской из отеля. Русский был буднично мрачным, и только мешки под глазами говорили о том, что он неплохо провел ночь. - Доброе… - Габи присела к ним с подносом. Девушка выглядела убитой после знакомства с настоящей русской водкой. - Доброе утро, - Наполеон усмехнулся их несчастным лицам. Он вернул себе дорогой костюм и сразу почувствовал себя лучше, словно пиджак с брюками были его броней. Он уже заканчивал завтракать, когда к нему подсели коллеги. - Ты что-то рано. Уже собрал чемодан? - Само собой, Курякин. Почему-то слово «большевик» теперь не шло у него с языка. Это была их дружеская шутка. Была, пока Соло думал, что они «дружат». Вчерашний вечер показал, что он ошибался. Разумеется, Габи и Илья заметили эту перемену, но их удивленные взгляды не заставили Соло передумать. - Ковбой, ты не выспался? - Я замечательно спал. Лег пораньше, поэтому проснулся в семь, - он отложил нож и вилку. – А ты, надо думать, вернулся за три часа до подъема? - Это тебя не касается, - буркнул Илья. - Тебе не удалось меня удивить – я почему-то так и думал. Наполеон отодвинул стул и, попрощавшись, вышел из-за стола, чтобы вернуться в номер. Он считал, что у него получится держаться отстраненно, но пока что его результаты были далеки от задуманного. Поэтому было правильнее сократить общение и надеяться, что русский не станет изменять своей привычке вести себя пеньком, как он поступал в любой конфликтной ситуации. Но Соло снова ошибся на его счет. Через двадцать минут в дверь его номера раздался стук. Наполеон никого не ждал, поэтому был удивлен, обнаружив на пороге Курякина. - Ты что-то забыл у меня? - Нет, я хотел поговорить. - Не выйдет, я занимаюсь сборами. - Ты сказал, что уже все упаковал. Соло осекся и посмотрел на русского с предупреждением, которое тот предпочел проигнорировать. Илья зашел в номер без приглашения – отпихнув владельца в сторону. Русский дошел до письменного стола и оперся на него бедром, скрещивая руки на груди. - А теперь скажи, какая муха тебя укусила? - Не понимаю, о чем ты говоришь, - Соло все еще стоял у двери и сделал жест в сторону коридора. – Я был бы благодарен, если бы ты ушел. - Я не уйду, пока все не выясню, - подтвердил свою упертую натуру русский. – В чем дело, ковбой? Вздохнув, Наполеон прикрыл дверь и отошел к мини-бару. Ему не хотелось говорить и слышать это бьющее по нервам обращение. Он достал коньяк и плеснул его себе в рюмку. Они оба молчали, но атмосфера между ними неотвратимо накалялась. - Ковбой? - Замолчи, - Соло опрокинул дозу в себя. Раздражение Курякина перекрыло изумление. Он нахмурился и отошел от стола, чтобы… - Налей мне тоже, - попросил он. - Ты же не пьешь, - изумился Наполеон и помрачнел. – Хотя мне стоило бы перестать удивляться изменениям в тебе. Ты оказался полон сюрпризов, Курякин. Фамилию русского Соло произнес почти как оскорбление. Его самого злило, что он больше не мог вернуть себе доверие к напарнику. Русский усмехнулся. - Так вот в чем дело. Ревнуешь? Наполеон наморщил лоб от удивления и развернулся, чтобы сообщить Илье, насколько велики были его заблуждения. Но русский не дал ему вставить слово. - Сергей – мой давний друг. Мы знакомы с начальной школы. - Пожалуйста, не объясняй, а то это начинает напоминать супружеские разборки. Ты волен общаться со всеми, с кем пожелаешь. Меня это не касается, как ты точно заметил. Соло налил себе еще коньяка. - Я не видел его больше пяти лет, поэтому так обрадовался. - Хорошо, я понял, Курякин. Перестань оправдываться, это даже не смешно. - Это ужасно смешно. Я никогда не видел, чтобы ты так ревновал. Илья улыбнулся – самым уголком рта, но Соло все равно не поверил своим глазам. Русский никогда ему не улыбался, и то, что он решил перемениться после встречи со своим «дружком», не внушало оптимизма. - Тебе не стоит так себе льстить. Я совершенно не ревную. Однако посмотреть, как ты танцуешь, было увлекательно. - Ты этого не видел. Я заметил, что ты сразу ушел. Туше. Соло закатил глаза и опрокинул в себя рюмку, чтобы затянуть молчание. Ему снова не хотелось говорить, но русский не ждал ответа. Он отошел к радиоприемнику и поймал волну. - Позволь узнать, что ты делаешь? - Давай потанцуем. - Прости, что? - Давай. - Я в своем уме и не буду с тобой танцевать, Курякин. Покинь мой номер и упакуй свои вещи, пока нас не увезли в аэропорт. Однако Илья уже подошел к нему и схватил за плечо, заставляя раскачиваться под песню очередной советской певицы. Соло продолжил смотреть на напарника, тщетно пытаясь его вразумить. Тот не сдавался – и сдался Наполеон. - Скажи, почему ты скрывал все это от меня? – озвучил он наболевшее тоном, каким рассуждал о выборе между галстуком и бабочкой. - Скрывал – что? - Что ты нормальный и умеешь разделять житейские радости. Илья хмыкнул. - Потому что тебе это никогда не было интересно. Действительно. Раньше Наполеона все устраивало в их общении. Однако, стоило ему увидеть Курякина с другой стороны, он почувствовал себя обворованным. Словно ему было мало того, что уже сложилось между ними. Неужели это действительно была ревность? - У меня ничего не было с Сергеем. - Ну, у нас с тобой тоже ничего не было, если подумать, - фыркнул Соло и опомнился. – К чему ты клонишь, Курякин? Не знаю, что ты там себе придумал, но моя привязанность к тебе не выходит за рамки дружбы. - Отлично. Этого достаточно. «Достаточно для чего?» - хотел уточнить Соло, но не успел. Курякин прижался к его губам в осторожном, сухом поцелуе – простое касание губ, как если бы он был неуверен во взаимности. Такой грозный, суровый русский, который боялся его нормально поцеловать. Удивительно, что он вообще на это решился. - Достаточно, чтобы сделать первый шаг, - будто прочитал его мысли Илья. Напарник смотрел на него убийственно серьезно. Наверное, он всегда так смотрел на тех, с кем целовался, поэтому до сих пор не состоял ни с кем в близких отношениях. Соло изумленно приподнял бровь, позволяя прочесть по своему лицу: «Что это было?» и «Как-то неубедительно». Курякину правильно удалось истолковать его выражение, поэтому он прижался решительнее. Соло усмехнулся и поддался чужому вторжению, обвивая руками талию Ильи. Напарник толкнул его на мини-бар. Когда американец сел, ему захотелось потереть глаза – слишком невероятным было происходящее перед ним. Опустившись на колени, Илья разбирался с его штанами. Хороший способ принести извинения. - Ты умеешь это делать?.. – почему-то вместо возражений спросил Соло. - Я быстро учусь. Это не должно быть трудно. В теории. - А не слишком ли быстро? Я только что осознал, что нас связывает нечто большее, чем дружеская симпатия. Ты никогда не делал минет. А еще у нас вылет через два часа. - Предлагаешь сделать это в самолете? - Нет уж, – с усмешкой возразил Наполеон. – Вопреки твоим представлениям обо мне, я не приверженец экстремального секса. - Ну, а я не люблю тянуть резину. Так что помолчи, ковбой. Рука Ильи развела колени Наполеона шире, и его макушка оказалась на уровне паха. Соло усмехнулся и прикрыл глаза, вплетая пальцы в русые волосы. Вопрос о том, почему у Ильи не сложилось с Габи, отпал для него сам собой, когда губы Курякина прижались к его члену. Зато пришел другой вопрос: «Какого черта выходец из СССР заглядывался на мужчин?» Мысли о его «дружке-Сергее» еще какое-то время беспокоили Соло, но потом спутались в клубок. Потому что язык Ильи коснулся влажной прорези на его головке, после чего русский мягко поцеловал ее и втянул в рот. Было что-то невероятно сексуальное в их позе. То, как старательно ласкал его русский, и то, как Соло гладил его за это по волосам. Илья не был мастером, его неопытность чувствовалась в каждом движении, но он старался, расслаблял горло и вбирал его в себя. Наполеон не давил, позволяя партнеру экспериментировать. К слову, Курякин, в самом деле, быстро учился. Или это Наполеон за время задания слишком соскучился по сексу?.. В какой-то момент Соло открыл глаза, испытывая потребность это увидеть: то, что его напарник стоял перед ним на коленях и брал его в рот, помогая себе рукой. Его губы были влажные, а рот обжигал и казался пьяняще гостеприимным. Еще один сюрприз от Курякина. Илья будто почувствовал его взгляд и поднял глаза – но из них двоих почему-то первым смутился Наполеон. Он еще не привык думать о русском, как о человеке, который умеет смеяться, танцевать и заниматься сексом не ради продолжения рода. Соло зажмурился, когда Илья вошел во вкус и его движения стали более жадными. Будто это не американец лишал девственности его рот, а наоборот. Горячее дыхание русского било в его пах, а толчки языка лишали самообладания – Наполеон был почти готов застонать. Свободная ладонь Курякина прошлась снизу вверх по его колену и сжала бедро сквозь брючную ткань. И Соло понял: русский хотел, чтобы он кончил – он нуждался в этом. - Господи, большевик… Пальцы американца не прекращали массировать его макушку, ничего не прося и не требуя, но под конец они прихватили короткие пряди и несколько раз потянули голову вниз, подстраивая, подгоняя, чтобы… - Мх-х-х… - он все-таки простонал. Илья отшатнулся и пересел, вытирая рот ладонью и переводя дыхание. Они не сразу пришли в себя и не сразу смогли встретиться глазами. - Можешь считать, что я тебя простил, - с ухмылкой сказал Соло и застегнул ширинку. Илья изобразил на лице иронию и кое-как поднялся на ноги, чтобы отряхнуть колени. - Кстати, а как давно ты бисексуал? – решил поинтересоваться Наполеон. Просто так. – Это как-то связано с Сергеем? - Он мой друг. Ты меня теперь к каждому столбу ревновать будешь? - Я еще не привык к этому чувству, позволь мне насладиться им сполна. - Мне пора собирать чемодан, - Илья направился к двери, – меня еще Габи просила помочь… - Учти, я слежу за вами двумя. - Blyat’. Ты на редкость ревнивый бабник. Соло усмехнулся и склонил голову к плечу: - А я не говорил, что тебе будет легко. Все же поездка в СССР оказалась для него не такой безнадежной.