Спасибо папе за характер.

Холодные стены. Холодные, мокрые стены. Они повсюду. Только стены и практически ледяной пол. Рваное частое дыхание теперь едва можно уловить в этой комнатушке. Камера полностью пустая, не наполненная даже никакими запахами. И тишина. Чёртова тишина вот уже который час. Еще несколько минут. Или даже секунд. И сюда снова зайдут эти уроды. И начнется. Вот, кажется, Трэвэрс со своим мерзким смехом. Парочка Круцио- верх оригинальности- и он выходит из камеры. Заваливаются, судя по нетвердой походке, пьяные братья Лестрейндж. Изверги, что же вы пообещали Снейпу за Сектумсемпру? Он бы вам о ней и под Империо, наверное, не рассказал бы. Кстати, где наш профессор? Мысли прерываются резкой болью в груди. Боль тупая. Странно. Ах, ну да. Больше виски пить надо было. Сек-тум-семп-ра, господа, а не "Сектмусемраа". Мерлин вас подери, когда же у вас палочки сломаются, или вы сами поскользнетесь на этом мокром полу и расшибете то, что зовется мозгом? Чёрт. « — Когда я начала так ругаться? » Риторический вопрос. А хотя… *** POV GG Который раз я рассказываю себе эту историю? Двенадцатый. Нет, тринадцатый. Наверное. Это своеобразный тренинг. Чтобы не сойти с ума. В этой камере меня держат уже три месяца и несколько дней. Рассчитать не сложно. Нет, не нужно сразу думать о - как это называется по-мягче? - "критических" днях. При здешних условиях мой организм уже давно отказался работать нормально. У меня тут в соседних камерах начинающие оборотни. Вот они-то и воют каждое полнолуние. Удивительно, как мозг до сих пор работает. Наверное, это своего рода привычка. За несколько лет выработался рефлекс на выживание. Жизнь постоянно подбрасывает испытания, но нет, Смерть терпит неудачу. Сердце работает. А все потому, что неугомонная хозяйка приказывает ему: Бейся, окаянное, не смей останавливаться! Однако такая живучесть дана не всем. Все произошло не так, как она думала. Никто не мог подумать, предположить… Ни у кого не промелькнуло мысли, что, возможно, слабость Волдеморта- игра на публику. Что он вернул часть души, вкрапленную в Нагини, себе. Что он разоружил Драко после очередного рейда, показывая его никчемность Малфою-Старшему. Что Бузинная палочка слушалась его. Что Беллатрикс лишь аппарирует в другой участок зала, скрываясь от заклятья Молли, и в следующую секунду бросит Аваду в спину Джинни, а затем и в саму Молли. Что Адский Огонь Руквуда ударит по Ремусу с Тонкс, защищающих близнецов. И их тела расплавятся со скоростью света. Рона просто расплющит. Добрая половина стены Восточной башни рассыпалась. Упала. Глыбы полетели отовсюду. И не было смысла бежать. Они оба понимали это. Прощание и безысходность читалась в глазах молодых людей, которые могли смотреть друг на друга лишь две секунды. И груда камней обрушилась на казавшееся таким хрупким в те мгновения тело. Слагхорн лежит рядом с одной из колонн. Палочка где-то в стороне. У шеи и в бедре пусто. Дыры. Просто пустые места. Вампир уже доедает свою очередную жертву. Кажется, эта нежная хрупкая рука принадлежит Луне. Принадлежала… А она все бежит. Перепрыгивает через тела и пауков как на полосе препятствий. Летящие заклятия разлетаются золотистыми искрами- щит-шар отнимает приличное количество энергии, но сейчас важнее другое. Важнее добраться до Гарри. Руины, арка, одна створка двери. То, что когда-то было холлом. Лестница, ещё одна и ещё. Странные черные ленты-змейки. « — Какие-то чары? » Приглядывается. О, нет. Никакие это не чары. Это заколдованная мантия Волдеморта. « — Что он делает? » Пара ступеней вверх- и ответ перед ней. Несколько змеек с уверенностью оплетают шею юноши и сдавливают. Достаточно сильно для невозможности ровно дышать, но не для скорой смерти. Нет. На бледном- в нижней части лица- и красном- на щеках и лбу- лице Гарри кровоподтеки. Треснутые очки. И руки, отчаянно пытающиеся оттянуть душащие ленты. Так отчаянно, так рьяно, до побелевших костяшек. Палочка уже наготове и первая мысль- Авада в Лорда. Нападение со спины. - Авада Кедавра!- выходит довольно неплохо для первого раза. Голос немного дрожит. Все происходит слишком быстро и слишком медленно одновременно. Эффект замедленной съемки в искаженном варианте. Волдеморт поднимает юношу еще выше и старательнее давит на глотку и сонную артерию. Делает резкий шаг-выпад вперед в сторону полувыбитой стены. Мысль подержать извечного врага в воздухе, в полсотне метров над развалинами, когда его единственным спасением является давать держать себя за горло очень манит. Однако из коридора выскакивают нежданные гости. Пара авроров и Артур Уизли. И Волдеморт решил, что поиграться с жертвой- не самое главное. Наигрался уже за семнадцать лет. Самая здравая мысль Лорда на тот момент. Шаг в сторону- и невербальная Авада Волдеморта летит в Поттера. А зеленый луч незваной гостьи из-за спины врезается в кончик палочки Риддла. Бузинная палочка раскалывается. Трещит от конца до основания. Будто бы наколяется- так резко отбрасывает ее Волдеморт. Очки слетели, палочка упала на грязный пол. Зелёные глаза. Те, что часто смеялись. Так искренне, так заразительно. Полные надежды и веры. Иногда боли и страдания. Непонимания. И лишь теперь- пустые. Те несколько мгновений, когда луч проделывал путь от кожи через грудную клетку до сердца. Черные щупальцы отпускают тело. Оно летит лишь несколько секунд. Негромкий звук, сдавленный хруст костей. Наверное, позвоночник. Или шея. « — Да какая к чёрту разница… »- проносится в голове Гермионы за секунду до того, как она видит падающих (замертво?) авроров и Уизли-старшего. В спину будто швыряют тяжеленным мячом, неприятные импульсы разбегаются по нервным окончаниям всей спины, замораживая позвоночник, ноги, руки, шею. Она не может пошевелиться. Падает. Не успевает выставить щит, даже не пытается скинуть с себя Петрификус. Война окончена. Тупая боль приходится на затылок. Она отключается. Оглушительный визг раздается из первой камеры. - Легче, Родольфус, не оставь свою жену без развлечений. Она решила провести это сегодня.- приглушенный, холодный голос. - Плевать!- бросает. Из уст Лестрейнджа слышится сдавленный протест. Сильные руки хватают его за плечи и выталкивают из комнаты. - Проспись!- снова этот голос. Вдогонку Рудольфусу. Резкий хлопок железной двери. В камере снова становится тихо. На полу неподвижно лежит тело. Мало кто решит, что это все еще живая девушка. Сознание постепенно возвращается в бедную голову. « — Давно я так не кричала… И откуда еще силы на это?! » Пей. Пей… « — Что? Откуда чертов голос?! » На периферии сознания мелькает одно слово. Девушка пытается открыть глаза. Темно. Поднимает голову- шею ломит в прямом смысле. Губы натыкаются на горлышко бутыли. - Пей,- настойчивее. В рот проливается вода, но от этого не легче. Она и не ждала. Набирает воды, склоняет лицо, зная, что он интуитивно потянется туда же. Резкий поворот- и вода летит почти в лицо фигуре, присевшей перед девушкой. От движения снова сводит шею. Сейчас она болит сильнее всего. - Пошел к черту отсюда…- зло.- Что б вы сдохли, профф…- кашель. Глухой и сухой,- профессор. Договорить получилось хрипло и тихо. И, слава Мордреду, он молча поднимается и отходит. Какое-то заклинание, от которого появляется ощущение, что с щиколоток сдирают кожу,- и он выходит. Слабенько- по сравнению с тем, что творят остальные Упивающиеся. Символично. Слишком. Но она не жалуется. Кажется, Крэбб-старший пришел. Плохо. С первой же вспышкой заклинания сознание услужливо отключается от переизбытка боли. Долохов, Эйвери, Рабастан и Рудольфус, какая-то женщина, Трэвэрс, брат и сестра Кэрроу, Макнейр, Снейп, Нотт-старший, Малфой-старший. Вот примерный график посещения камеры номер 1. Ей приносят воду и хлеб. Чтобы жила. Чтобы не смела умирать. Раз в несколько дней- восстанавливающее. Чтобы кости снова срослись. Чтобы кровотечения остановились. Чтобы кожа снова стала гладкой. Чтобы снова можно было резать ее. Каждый день одно и то же. Никаких изменений. Девушка просыпается. Не то ото сна, не то от болевого шока. Она уже не понимает. Кто-то подхватывает ее под руки с обеих сторон. Спасение? Правда? Ее долго тащат. Коридоры, сплошные коридоры. Затаскивают в большое помещение. Комната напоминает ритуальную залу. « — Спасение? Мечтай, Гермиона. »- сама над собой усмехается девушка. Наивные мысли о подмоге иногда посещали ее. В первые несколько дней. Однако быть реалисткой оказалось легче и менее болезненно. Лицо Гермионы опускается на холодный пол. Медленно, будто бы аккуратно. Люди вокруг переговариваются, иногда слышатся смешки. Грейнджер поднимает лицо, пытаясь хотя бы примерно определить, что с ней будут творить на этот раз. Большая комната со странным каменным столом по середине. Девушка пытается разглядеть, кто стоит рядом, но вид ей загораживает из ниоткуда взявшаяся ткань. « — Стоп. Это не ткань. Это платье. А платье чьё? » Быстро моргнув, Гермиона поднимает взгляд. Лицо затемнено, черт не разглядеть. Зато видно другое. Чёрные кудрявые локоны, высоко забранные на голове и обрамляющие лицо. « Что вы взяли в сейфе, мерзкие дети?! Говори, грязнокровка! Говори! Пронзительный вопль и долгий крик. Острое лезвие, проделывающее быстрые надрезы на руке. Девушка, прижатая к полу, уже не пытается выбраться. Она лишь старается сильнее ударить ногой об пол, чтобы перестать чувствовать кинжал. Переключить внимание не удается. Кудрявая Упивающаяся вырезает последнюю букву и, противно рассмеявшись, встает с пола. » В голове Грейнджер в одно мгновение всплывают сцены Малфой-мэнора. Впервые в ее глазах появляется страх. Она лежала на полу в перепачканных джинсах и изорванной кофте. Руки были в некоторых местах красными- от крови, в некоторых черно-серыми - от грязи, с совсем тонкими запястьями и пальцами. Волосы спутались и теперь блеклыми локонами лежали у нее за спиной. Светлая кожа была болезненно-бледная, губы почти бесцветные. Обкусанные- в попытке скрыть слезы и крики. Глаза, бывшие когда-то ярко-карими, теперь будто бы потеряли цвет. Утратили тот блеск. Стали пустыми. Только сейчас в них что-то появилось. Они, глаза, будто жившие отдельной жизнью, словно очнулись ото сна. В них появился страх, а затем ненависть. Но ведь Гермиона привыкла. Она научилась не бояться. Упивающиеся убивали ее медленно, раз за разом, растягивая это. Они перепробовали все заклинания. Так и сейчас. Она понимала, что хуже уже некуда. Больнее быть уже не может. Бояться нечего. Ненавистная фигура стоит перед ней, будто ожидая ее слов. Криков, проклятий, оскорблений, да чего угодно. « — Не дождешься, стерва. » - про себя говорит Грейнджер и закрывает глаза.