Было ли это

Старик, стоящий на балконе двухэтажного дома, рассеянно наблюдал за играющими внуками. — Я дедушка Тота! — А я Кира! — Тыщ! Тыщ! Затуманенным взглядом Тота смотрел вниз. Он думал, что эта невинная детcкая игра удивительно похожа на события, произошедшие много лет назад. Откуда дети могли знать, что случилось на самом деле? Он никому не рассказывал о том выстреле. Семья Ягами получила сообщение, что Лайт умер, пытаясь изловить Киру. Никто не мог проговориться. «Это просто совпадение. Это просто самое логичное развитие событий — все эти погони, выстрелы, смерти», — думал Тота, глядя на свои руки. Они уже давно не были похожи на руки молодого человека — морщинистые, с распухшими суставами. «Неужели все было на самом деле и две этих руки, похожие на корявые ветки старого дерева, обнимали давно умершего? — при мысли об этом Тоту охватила дрожь. — Такое ощущение, что все было в прошлой жизни». Но ведь было же! И тот, кого обнимал Тота, был жив. И пряди его черных волос, слипшихся от пота, касались лица Тоты. И были горячие поцелуи, и объятия, и кое-что еще, о чем не принято говорить вслух. Каждую ночь, почти все пятьдесят дней заключения Лайта в одиночной камере, они встречали вместе. Ватари тщательно прибирал в комнате по утрам, скрывая следы тайной связи Тоты и L. «Наверняка он не в первый раз делает что-то подобное», — думал Тота, пытливо оглядывая Ватари, хранящего вежливое молчание. Эта мысль заставляла его ревновать. Но как бы там ни было, прошлое оставалось прошлым, а в настоящем рядом с L находился он, Тота Мацуда. Их странные отношения начались, как казалось Тоте, с того дня, когда Айзава сообщил, что преступники умирают, несмотря на аресты Лайта и Мисы, и Тота решил рассказать об этом Соичиро по громкой связи. — Не смейте этого делать! — прокричал тогда L, но затем, когда они остались одни в комнате, добавил: — Я понимаю ваши мотивы. И мне нравятся такие люди, как вы, Мацуда. Тота с удивлением взглянул на L. Похоже, тот говорил совершенно искренне. Хотя по бесцветному голосу L трудно было определить, нет ли в его словах издевки. В последующие дни Тота и L часто оказывались одни в комнате наблюдения, и никто не беспокоил их по нескольку часов. Члены группы были отосланы с заданиями, а Тота вынужден был проводить все свое время бок о бок с L, подменяя его в наблюдении за мониторами. Когда L уставал, он клал голову на колени к Тоте и вытягивался на диване во весь рост. Он просто делал то, что хотел, и не обращал внимания на мнение окружающих. Впрочем, он спросил о мыслях Тоты на этот счет. Тота нахмурился и взмахнул рукой, мол, все в порядке, отдыхайте. На исходе недели он, сидя за мониторами, задумавшись, запустил пятерню в черные волосы L, машинально отметив, что шевелюра иностранца нисколько не отличается от его собственной. Встретившись глазами с L, он отдернул руку: — Простите, Рюдзаки, я ненарочно. L встал с дивана и, подойдя к Тоте, склонился над ним и обнял. Целуя Тоту в губы, L прошептал: — Мне кажется, что вы совсем не против. «Чувствую себя кроликом, которого поглощает удав», — думал Тота, глядя в черные с поволокой глаза. К счастью, все ограничилось поцелуем. Садясь рядом с Тотой на диван, L сказал: — Вы знаете, Тота, такая разрядка иногда очень помогает. Мысли упорядочиваются сами собой, и находится неожиданное решение задачи, над которой уже долго думаешь. Тота, трогая губы пальцами, молча смотрел на L. А L позвонил Ватари, прося принести чашку кофе. — После жарких поцелуев хочется пить, — пояснил он без тени смущения. Ошарашенный Тота не нашел, что ответить. Случившееся вызвало у него чувство неловкости. Было нечто крайне отталкивающее в поцелуях перед мониторами, на которые выводились изображения изнывающих в камере узников. Тота насторожено покосился на L: — Рюдзаки, зачем вы это сделали? — Мне просто захотелось, — сказал L, не глядя на Тоту. — И я был уверен, что это не приведет к катастрофе. Вы спокойно сидите рядом со мной, не пытаясь в истерике выбежать из комнаты. Подумайте над этим. — Я никогда не целовал мужчин, — сказал Тота, смутившись. — Я тоже. Вы первый. Однажды начавшись, поцелуи уже не прекращались. Тота позволял целовать себя, не отвечая. Он отметил, что целуется L чувственно и горячо. Иногда это было даже приятным. Тота не мог и предположить, что этот холодный человек может обнимать его с такой нежностью. Сам того не замечая, он все больше привязывался к L, к его рассудочной решительности и отсутствию какого-либо стеснения. Иногда он ловил себя на мысли, что ждет следующей ночи, когда никто не будет их беспокоить. Кульминацией очередной ночи стала попытка L раздеть Тоту. Но он решительно воспротивился. Положив обе руки на ремень, проговорил: — Рюдзаки, оно того не стоит. Я не самый лучший любовник. — Это неважно, — сказал L, в упор глядя на Тоту. — Разве все это делается только ради минутного удовлетворения? — И снял ладони Тоты с брючного ремня. Ночи пролетали одна за другой. Тота перестал считать, сколько прошло времени с того дня, когда они в первый раз, раздевшись донага, гладили друг друга горячими от страсти ладонями. L был чуть опытнее Тоты, но не настолько, чтобы учесть все. И Тота пару дней проболел, тщательно скрывая от окружающих, как ему некомфортно сидеть после очередной бурной ночи. — Потерпи немного, — шептал L, — совсем немного. И затем он обнимал Тоту, обхватывая его так крепко, что впору было задохнуться. — Ты цены себе не знаешь, Тота Мацуда, — говорил он тогда. Лукавил ли L или говорил правду, Тота так и не узнал. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, он сомневался, было ли все это на самом деле или память подводит его. Одно было несомненной правдой: Тота продолжал любить того, кто умер много лет назад. И теперь, глядя на детей, играющих во дворе, он думал, что ужасно стар и скоро, возможно, их разлука с L закончится. А если нет, то небытие заглушит его боль.