Госпожа Неудача. Полёт в Жизнь

Куликовская битва, сражение при жёлтых водах, курская дуга и гладиаторские бои. Казалось, всё это происходило здесь и сейчас, в дребезги разбивая мою черепную коробку. Гремели снаряды, выли ракеты, звенели, сталкиваясь, мечи, и каждый звук отражался в висках невыносимой пульсирующей болью. Потом будто небо разверзлось, изливая потоки горящей лавы, и грешные люди огласили планету истошным криком. Многоголосый, пронзительно отчаянный и резкий, он нарастал с каждым биением сердца, рвал барабанные перепонки, и я глохла, оставаясь наедине с бешенным танцем мечей. Бой не на жизнь, а на смерть. Или?.. Будильник, будь он неладен. Не вой сотен грешников. Просто бестолковая коробка, груда металла в пластмассовой оболочке жизнерадостно-зелёного цвета. Стоит, герой, красуется на столике прикроватном. Эх… так бы и запустила в стену, кабы не дикая слабость в руках. Сил хватило лишь на то, чтобы легонько стукнуть ненавистное дитя прогресса, скинув куда-то вниз. Ударившись об пол, аппарат милостиво заткнулся, а я принялась бережно растирать кончиками пальцев покрытый испариной лоб. Кажется, я заболела. Быть может это — смертельная лихорадка, неизлечимая хворь, способная уничтожить моё бренное земное тело? «Или результат неравной борьбы с незабвенным зелёным змием? — не преминуло вставить комментарий моё неугомонное альтер-эго. — Давай-ка, красавица, вспомним: чем ты вчера вечером занималась?» Действительно, чем? Память информацию предоставлять наотрез отказалась. Оно, вероятно, к лучшему. Если сегодня мне так паршиво, значит вчера было очень хорошо — не иначе. Но с каких пор мы с девчонками дебоширим в самом начале рабочей недели? Узнают Льюисы — троице нашей несдобровать. А значит вставать нужно, водичку пить, обнимать белого друга и на людей не дышать по возможности. Эх, Малахова, до чего ты, однако, докатилась… Сюрпризы на том не кончились. Спустив ноги с постели, я неожиданно встретила глазами замызганные джинсы. Моргнула. Любимые штаны подмигнули в ответ внушительными прорехами на коленях. Жалко-то как… Им теперь одна дорога — в утилизацию. Господи, неужели остальные вещи в такой же плачевной форме? Сумка и куртка нашлись в углу. Сброшенные комом, оказались они мокрыми и похожими на любимые аксессуары среднестатистического бомжа. Надеюсь, по возвращению я сумею привести их в порядок. Сейчас же нужно заняться собой — расчесать волосы, почистить зубы… и в обязательном порядке замалевать выразительные синяки, занявшие вакантное место подле очей замученных, несчастных. Последние эпитеты идеально подходили не только к моим зрительным органам. В коттедже семейства Льюис находилось два живых экземпляра, чьё состояние зависло где-то на критической отметке, и исправлению в ближайшее время не подлежало. Почти ожидаемо, помимо дикой головной боли сестричек посетил приступ необъяснимой амнезии, коей страдала и я. Воспоминания наши, нечёткие и размытые, совпадали вплоть до того момента, как нас нелёгкая с прогулки домой потащила. Что было дальше сказать затруднялись все. Как мы оказались в коттедже? Когда вернулись? И, наконец, куда подевали тихую скромницу Эвелин? Краткий телефонный звонок успокоил — потрёпанная и разбитая Эв находилась по месту своего жительства с точно такими, как у нас, симптомами и твёрдым убеждением: больше пить с нами не станет никогда. Мы лишь кивали понуро, согласные с ней абсолютно во всём. Но всё же где-то в глубине ворочалось ненасытное любопытство, желающее найти хотя бы одну живую душу, способную пересказать события вчерашнего вечера. К счастью или сожалению, подобная не отыскалась. Зато головы наши подверглись жестокому штурму с последующей оккупацией. Взятые измором, мы сдались на милость неумолимых контрольных, и уже через три дня мысли о потерянном вечере улетучились. Очень жаль. Быть может, задумайся мы тогда, копни чуть поглубже, разберись, многих проблем и смертей удалось бы избежать. Впрочем, вероятно, я и ошибаюсь, ведь какие нити были в наших руках? — в сущности, никаких, а значит ещё просто не пришло время, словно там, свыше, кто-то щедрой рукой отмерил мне целый год, позволяя повзрослеть и вкусить последние капли шального, сладкого детства, и постепенно, шаг за шагом приблизиться к тому, что было уготовано судьбой. *** — О чём задумалась, сестрёнка? — вопросила выскочившая, как чёртик из табакерки, Джен, спугнув цветасто-полосатой башкой некую умную мыслю. — А-а, — потёрла нос, вздохнула, — математика? Я усиленно засопела. Интересно, на кой мне нужны корни квадратных уравнений? А синус угла? От скуки считать, что ли, вместо детских слоников? Малышам — зверушки весёлой расцветки, а мне — что-то из высшей математики вместо колыбельной? М-да, совсем куда-то не туда несёт. Может, пора заканчивать с гранитом науки? И, конечно же, Кристина Малахова радостно пошла на поводу у своей лени и двух сестричек, пообещавших в далёком будущем помочь с тем, что в голове не укладывалось. Но точно не сегодня. А сейчас… Вот что получится, если перетащить пару бюстов из отцовского кабинета в постель нашей домработницы? Заорёт или нет, найдя сюрприз под одеялом? Заорала. Ещё как заорала. Радости в доме стало ещё больше в тот знаменательный момент, когда из распахнутого гардероба на ни в чём неповинную девушку вывалился самый настоящий скелет. Хотя насчёт «настоящий» — это я привираю. Но Джулия поверила. Забыла, наверное, о прекрасном анатомическом пособии, украшавшем собою покои нашей пёстрой Джен. В общем, жили весело и со вкусом. А еще криком, матом и всем, что полагалось после каждой устроенной нами шалости. Но мы не расстраивались. Выслушивали всё, что причиталось, делали покаянный вид — и отправлялись на новые свершения. Замаячили на горизонте и пролетели, как скорый поезд мимо полустанка, зимние праздники, а вместе с ними и сама холодная красавица махнула рукавом, прощаясь до поры. Как страшный сон минула волна контрольных (первое полугодие я закончила с отличием, чего не скажешь о Джен). А ещё… а ещё, казалось, повзрослела Анжелина, из весёлой младшей сестрички превратившись в Эвелин номер два. Дубль. Только в рыжем цвете. Мы с Джен расстроились… И внесли предательницу в ряды своих жертв. Итогом стали ежедневные побеги Анжелас в неизвестные дали. Попытались изловить, расспросить — и получили нагоняй, мол, чего лезете туда, куда не звали? Мы обиделись. А зря. Эх, знали бы, чем обернётся, сразу бы слежку устроили. А так… Дробно стуча по карнизу, дождь старательно размачивал всё, что мог, включая забытую намедни книжку, трагически оставленную на произвол судьбы в открытой беседке некими безалаберными особами. Прижавшись лбом к экрану ноутбука, я пересматривала семейные фото. Несмотря на то, что здесь мне нравилось до безумия, я стала замечать, что ужасно скучаю по далёкой-далёкой Москве, своей маленькой однушке на пятом этаже, маме с усталыми, но добрыми карими глазами и, конечно же, домике в селе, где провела, так сказать, лучшие годы своей ничем не выдающейся жизни. Конечно, с мамой и отцом я связывалась. Вот только ничто не заменит живого общения, а за границу часто не назвонишься. Вот и хандрила потихоньку вместе с рыдающим небом. — Чего творишь? — гаркнули в ухо так, что я подпрыгнула, едва не шарахнув ладонью по клавиатуре. — Отстань, Джен, а? — слабо отмахнулась от сдвинувшей меня почти со всего стула мадам. — Чагой-то? — возмутилась та, пытаясь отбить всё сидение. — А тогой-то. Дай похандрить с чистыми душой и совестью. Тряхнув причёской, несколько дней назад принявшей цвет молодой травы, подруга и названая сестра в одном лице фыркнула скептично: — А потом твои сопли от наволочки кто отстирывать будет? Нет уж. Пока павлин тут, никто постель мочить не станет! — Ты не павлин, — застонала я. — Ты монстр. — Ага-ага, — хихикнула собеседница, — кузнечик-мутант с начёсом. — Слушай, мутант, — вздохнула я, — может пойдёшь вредить в другом месте? Устремив на меня взор вчера ещё карих, а сегодня спрятавшихся за ярко-красными линзами глаз, она склонила голову набок, хмыкнула, вздохнула, почесала ухо. Выдала наконец почти серьёзно: — Ладно, рассказывай, что у тебя стряслось. — И через полчаса, просмотрев фото и послушав пару детских историй: — Ну вот всё равно не дело это. Пошли, что ли, рыжую доставать? Анжелина сидела спиной к двери, сосредоточенно набивая что-то на клавиатуре компьютера. — О, — восхитилась Джен, — и эта в руках прогресса! Ну что ж за дела такие? — И совсем другим тоном, заглядывая через плечо напрягшейся рыжей: — Оу, а кто это? Кра-а-асивый. Резким движением развернувшись к бесцеремонной сестре, Анжелина яростно сощурила небесные очи. — Стучаться тебя не учили?! — А надо? — хихикнула Джен, сделав вид, что не замечает недовольства сестры. Обычно ей такие штучки с рук сходили, да и тайн у нас друг от друга не было, ибо вместе держаться привыкли, но сейчас Анжелина хлопнула ладонью по столу. — К твоему сведению, надо, — надвинулась на замолкшую сестру. — И да, ещё усвой, пожалуйста, на будущее: засовывать свой размалёванный нос в чужие дела чревато последствиями! — И распахнула дверь, приглашающим жестом советуя настырной Джен удалиться. Я было тоже собиралась поступить разумно, да только любопытство подвело. Кем таким экстраординарным могла любоваться рыжая, если он нашей даме с безуминкой приглянулся? Павлином, что ли? Оказалось, не птичкой, а вполне себе милым молодым человеком с внимательными каре-зелёными глазами и открытой улыбкой Казановы со стажем. Выскальзывая в коридор, я бросила короткий взгляд на полускрытое спиной Анжелины лицо. Что-то кольнуло в самой глубине сознания. Может, интуиция, может, ещё что, но захотелось взять Анжи в оцепление, вытащить всё, что она так неожиданно начала скрывать, и раз и навсегда покончить с обаяшкой мужского пола, посмевшим вытеснить нас с Джен куда-то на второстепенные роли. Весна быстро вступала в свои права. Всё чаще небо радовало синевой, а солнце — жаркими лучами. Сбросив тёплые куртки, мы обзавелись лёгкими пиджаками и кофточками. Джен снова поменяла цвет, превратившись в нежно-бирюзовую красавицу с накладными клыками (видимо, боялась на фоне просыпающейся природы потеряться, вот и перекрасилась). В общем, всё жило, менялось и радовало глаз. Вот только всё больше отдалялась Анжелина — часто запиралась в комнате, говорила с кем-то, а потом убегала из дома, одурачив охрану, или вовсе забыв предупредить. Пару раз возвращалась в слезах, которые умело прятала, натягивая на лицо вымученную улыбку. Самым страшным было то, что, казалось, кроме меня, никого постигшие её изменения не волнуют. Никто не совался в её личные дела. Я же, попытавшись, получила отпор и решила: будь, что будет, но я разберусь в происходящем, пусть даже придётся изображать из себя Шерлока Холмса в засаде. Вот только Джен не возьму. Всё равно её теперь в кустах видно будет. Утро дня, выбранного мною для свершений, началось с нечеловеческого визга — это в путешествие по чужим угодьям снова отправился скелет, ласково именованный мною Васей. Почему так, сестрички Льюис понять не сумели, но идею радостно поддержали, так что Вася прижился и теперь с завидной регулярностью оказывался везде, где можно и нельзя в роли прекрасного тонизирующего средства. Так вот, сегодня обнаружился Вася на кухне. Причём не где-нибудь, а под столом, откуда и вывалился Линде на радость, рассыпавшись от удара на интересные составляющие. Конечно, о проделках дочерей женщина знала. Но могла ли она подумать, что в четыре утра на ноги череп выкатится? Ведь сны досматривала и лишь сока выпить захотела. А тут… Результатом переполоха стала лекция о нравственности, чувстве меры и сердечных заболеваниях, которую мы, подперев друг друга плечами, честно попытались проспать. Не вышло, так что в школу плелись не выспавшиеся и злые, на целую неделю лишённые уютного авто и карманных денег. Одна лишь Джен лучилась неиссякаемым позитивом. Созерцая её бодрую физиономию, мне хотелось шипеть и плеваться ядом. Пёстрая же, казалось, не ощущала нависшей над её головой угрозы — скакала вокруг меня мутантом в короткой юбке и, встряхивая забывшей о расчёске копной волос, пыталась цитировать незабвенного Пушкина в оригинале: — Мороз и солнце, день чудесный! А ты всё дремлешь, друг прелестный! — К счастью, тем её познания и ограничивались, так что, почесав нос, Джен перешла к языку пещерного человека — пощёлкала пальцами у самых моих глаз, рукой с охапкой браслетов перед лицом помахала — и гаркнула неожиданно в самое ухо: — Проснитесь, леди, ваша остановка! — Какая остановка, Джен? — взвизгнув, споткнулась я. — А какая хочешь, — беззаботно пожала плечами будущая жертва моей жестокой мести. Блаженно зажмурилась, подставила лицо золотым лучам утреннего светила, и, не подозревая о нависшей над нею каре, бодро зашагала вдаль. Окончательно проснуться я сумела лишь к ленчу. Потерев глаза, отыскала взглядом яркую шевелюру Анжи. С некоторых пор она облюбовала заднюю парту и старательно отлынивала от занятий, поминутно косясь в новёхонький телефон. До сих пор я в её личное пространство не совалась, но сегодня… сегодня Шерлок Холмс преступил к решительным действиям и тебе, рыжая, никуда от него не деться. Именно поэтому поесть мне в тот день не удалось, ибо объект неусыпных наблюдений соизволил, собрав вещи, метнуться из школы вон. Что мне оставалось делать? Выждав с минуту для верности, я рванула следом, решив во что бы то не стало покончить со всеми тайнами Анжелины. Вам когда-либо доводилось угонять чужой транспорт? Нет? А вот мне да. И сейчас, из кустов наблюдая за тем, как рыжая садится в чёрное такси, я тихо материлась себе под нос, пытаясь разобраться с чужим велосипедом, примериваясь к неудобному седлу. Было безумно стыдно. В жизни своей я никогда ничего не крала, и знала точно: полученные от отца умения на практике не применю. До сего дня это действительно было так. А потом я просто сломала ненадёжный замок, и, прекрасно сознавая количество грозящих мне неприятностей, временно приватизировала отменный спортивный велик. Наверное, если бы не пробки, я бы её потеряла, ведь в самом деле, как бы круты вы ни были, невозможно угнаться за чадом прогресса, вращая две педали двухколёсного друга, спёртого со школьного двора. А я просто семнадцатилетняя девушка. Не супермен, не рейнджер какой. Так куда лезу? Но отступать не хотелось. Любопытство требовало дозы нового и интересного, тело ругалось и кричало, что ему необходим отдых, а далеко впереди терялся бампер тёмной машины, будто бы нарочно пытавшейся затеряться в бесконечном потоке других авто. Я её таки догнала. С горящими мышцами, зайчиками в глазах и шумом в ушах, но догнала. И даже не попалась на глаза покинувшей салон Анжелине, что можно было тоже считать невероятным везением, лимит которого, к величайшему сожалению, для меня в тот день был исчерпан. Вот только, не зная сего прискорбного факта, я бодро потрусила вслед за рыжей, постепенно входя во вкус нового приключения. Удаляясь от городской суеты, Анжелина углублялась в тихий сквер, оставляя за спиной бесконечный гомон спешащих по своим делам людей, гудки проезжающих машин, шуршащих шинами о гладкий асфальт, и плач расстроенных чем-то ребятишек. Ветер носился в кронах деревьев, трепал волосы, неся с собой прохладную свежесть. Рыжая шла, ломая пальцы, и часто оглядывалась, из-за чего мне приходилось шарахаться в кусты, рискуя сломать что-то, кроме несчастных веток. Эх, а кто-то сейчас в школе хромосомы скрещивает да задачки решает. И чего мне за партой не сиделось? Отвлёкшись, едва не пропустила момент бдительности рыжей, за что поплатилась исцарапанным носом и сорвавшимся с языка перлом русской непечатной лексики. В этот-то момент путешествие наше подошло к логическому завершению. Небольшая площадка с крохотным старым фонтаном вынырнула из-за кустов неожиданно, а с нею — знакомый мне по фото мужчина, расслабленно застывший у парапета и наблюдающий за невысокими струями воды, вырывающимися из металлических факелов, рассмотреть которые я, к вящему своему разочарованию, не сумела. Удивительно как. Живя в огромном, полном прогресса городе, даже не думаешь о том, что где-то в его глубинах прячутся вот такие тихие, манящие своей уединённостью места. Их хочется отыскать, а, найдя — сохранить секрет лишь для себя, чтобы иногда приходить и, опустив ладонь в мутноватую воду, делить одиночество с чем-то вечным и молчаливым. Но сейчас одинока я не была, а посему, расположившись за кипарисом, застыла, изображая из себя оперативника перед захватом. Вот интересно, а что буду делать, если и впрямь окажется, что нужна моя помощь? Заору «руки вверх», размахивая дамской сумочкой? Или с кулаками защищать права человека отправлюсь? Но здравая мысля, пришедшая, разумеется, опосля, канула втуне, ибо, тихо приблизившись, Анжелас уткнулась носом в молчаливую тёмную спину. И что в ней нашла, спрашивается? Спина, как спина. Ничего примечательного. Лучше бы природой полюбовалась. — Привет, — произнесла спина приятным баритоном, исчезая из поля зрения и являя привлекательный лик с дежурной белозубой улыбкой. — Скучала? И началось: телячьи нежности, амурные беседы… мне же в нос постоянно лезла противная туя, хотелось чихать, чесаться и ругаться. Голубки же ворковали, так их. Ну свалите, люди, куда-нибудь, ибо скоро в столбик превращусь. И… неловко как-то столь бесцеремонно подглядывать. Хочется уйти. Или просто закрыть глаза вместе с ушами. Зачем полезла в чужую личную жизнь, спрашивается? Но делать нечего. Стою, гляжу, беседы слушаю. Конспектировать, что ли? Вот сейчас, к примеру, господа влюблённые, обнявшись так, будто боялись, что кого-то ветром снесёт, присели на край того самого фонтана и замолчали на пару минут, прирывая тихую песнь журчащих струй звуками нежных лобзаний. — Я устала, Ник, — произнесла наконец Анжелина, отлипнув от задрапированного чёрной тканью плеча. — От чего? — выгнул бровь мужчина, ласково поправляя рыжие кудри. — От того, что мы прячемся, скрываемся, как нашкодившие подростки. — А ты кто? Взрослая? — округлив глаза, мужчина коснулся пальцем кончика вздёрнутого носа Анжи, склонил голову, считая почти незаметные веснушки. — Доживи до выпускного сначала. — Да отец и после него тебя не примет. — Опустив голову, сестра вздохнула. — Конкуренция чёртова. И то, что ты старше, папа тоже не оценит. Что нам делать, Ник? Несколько секунд мужчина размышлял. Поднялся, принявшись ходить из стороны в сторону. Я стояла за кипарисом, продолжая нюхать флору и мечтать о хромосомах в покинутой мною школе. — Знаешь, малыш, — наконец заговорил он, — в бизнесе часто бывает так, что последнее слово остаётся за тем, в чьих руках большие средства или же то, что может послужить хорошую службу. К примеру, важные наработки, карты, документы, планы, договора с партнёрами и так далее. Сейчас твой отец располагает большим, чем моя компания, но это можно исправить. Ведь у меня есть ты. — Что… что ты имеешь в виду? — Поднявшись, Анжелина нервно разгладила край блузки. — Принеси мне синюю папку из сейфа своего отца. — Ник, я… — Принеси. Мне. Документы! — Что ты?.. — И сделала шаг назад лишь для того, чтобы быть остановленной предательским каменным парапетом. — Ты просто не понимаешь. Да, это сложно, но если в моих руках будет то, что важно Джорджу Льюису, я заставлю его согласиться на всё. — Ты всегда мне об этом говоришь! — Отскочив в сторону от протянутых рук, Анжелина отвернулась. — Неужели тебе так важны эти документы? Ты хочешь использовать меня? Я не знаю, кому верить! Не знаю, что тебе нужно! Может, пусть всё остаётся так, как есть? — А что дальше? — ласково опустив ладони на вздрагивающие плечи, мужчина ткнулся носом в рыжие волосы. — Это не будет продолжаться вечно. Притащи документы, и Льюис запляшет под мою волынку. — Нет, нет и еще раз нет! Он — мой отец — ты не понимаешь? Я не могу выбирать между двумя мужчинами, которых люблю! — Мне нужно то, что важно для него, Анжелина. Это твоё последнее решение? — говоря, Ник теснее прижал к себе Анжелас. Рука метнулась под куртку. — Что ты? — дёрнулась рыжая, но рот ей заткнула светлая тряпка, и, вздохнув несколько раз, Анжелина обмякла. А я начала звереть. Дальше, знаю, действовала, как наивный, глупый ребёнок, и потом, прокручивая в голове произошедшее, не раз думала: а что, если бы… Вот только в тот знаменательный момент ум, видимо, отправился на заслуженный отдых, а посему, выскочив из укрытия, я, как истинная идиотка, ринулась в смертный бой. — Что вы делаете? — Приёмыш! — Чёрт, его изумление стоило всех моих треволнений! Вот только долго не продлилось. Увы. Как же добраться до Анжи? — Кристина, к вашему сведению. И я всё ещё под отцовской охраной точно так же, как и моя сестра, а вы… Но закончить обличительную тираду не успела. — Далеко ли твоя охрана, девочка? В картишки где-то перекидывается? — расцвёл Ник, вынимая из внутреннего кармана нечто тёмное. — Успеют ли они, если я сделаю так? И ведь сделал. Застыв, как в страшном сне, я широко распахнутыми глазами смотрела в дуло направленного на меня пистолета. Тишину разорвал выстрел. Дёрнувшись, я попыталась упасть, как-то спастись, но плечо обожгло дикой болью. Он выстрелил в меня, гад! Выстрелил и, мать его так, попал! Второй хлопок… ох, как же больно! Пуля бедро прошила — плеск фонтана исчез, слившись с моим истошным криком. Перекатившись, я ощутила, как врезаются в спину острые камни. Но разве это — боль? А потом был третий выстрел, третье пламя, третий отчаянный стон… …И последнее, что успела сделать, прежде чем темнота накрыла спасительным плащом, это нажать на клавишу экстренной связи, отправляя сигнал SOS нанятой отцом охране. Боже, а я ведь так любила жизнь.